Лайана Камп - Я это запомню
— Да неужели? А как насчет вчерашнего вечера? Когда ты попробовал отказаться ночевать у нас, ты видел, что с ней было? Она подумала, что ты ее больше не любишь!
— Черт побери, Дора, ты же знаешь, что это не… Да, конечно же, она знала. И именно поэтому готова была пойти на что угодно, чтобы больше с ним не встречаться.
С пылающими щеками, Дора упрямо продолжила:
— И чем больше она будет привязываться к тебе, тем тяжелее ей будет, когда мы вернемся домой в конце лета. Ей будет больно, а я не могу этого допустить. Так что держись от нее подальше.
— А как с тобой? — резко спросил он, не сводя прищуренных глаз с ее пылающего лица. — От тебя я тоже должен держаться подальше?
И она, казалось, заколебалась.
— Да, конечно. Раз я ее мать и мы обычно всегда вместе…
— Я не могу видеть и тебя, — закончил Фред за нее. — Вот именно этого-то ты и добиваешься в первую очередь. — Она испуганно ахнула, но он, не отводя твердого взгляда от ее лица, не дал ей возможности отступить. — Никогда не думал, что вы такая трусиха, мадам!
— Трусиха?
— Именно так. Ты прячешься за дочерью, прекрасно зная, что это не имеет к ней никакого отношения.
— Да что ты говоришь? — почти закричала Дора, уязвленная до глубины души. — Тогда, может быть, ты мне сам скажешь, к кому это имеет отношение?
— К тебе. К нам. Не Бетси боится, что ей будет плохо. Боишься ты.
— Ничего я не боюсь!
— Нет? — вкрадчиво спросил он, делая шаг вперед.
Глядя на Дору сверху вниз, Фред видел, как у нее бешено бьется жилка на шее, и внезапно в тесноте маленького кемпера ему стало не хватать воздуха. Но он не мог просто так уйти от нее. Еще рано.
— Признай же, — настаивал Норман напряженным голосом. — Ты до смерти боишься нас… боишься всего этого…
Он медленно протянул руку и положил пальцы на эту жилку, бьющуюся у нее на горле. При его прикосновении она забилась еще сильнее, и этот дикий ритм, казалось, перешел от нее к нему. Фред тут же почувствовал, как у него закипает кровь. Господи, разве он когда-нибудь встречал женщину, которая так быстро могла бы воспламенить его?
Не отводя взгляда от глаз Доры, он медленно провел пальцем от этой бьющейся жилки по ее груди до первой пуговицы блузки. Она, в свою очередь, тоже смотрела на него с вызовом в глазах, не произнося ни слова, но под своей рукой Фред чувствовал, как у нее перехватило дыхание и как начинает гореть ее кожа.
— Ты боишься, что я сбегу, как тот ублюдок, отец Бетси, и это пугает тебя до умопомрачения, — хрипло прошептал он. — И я тебя не виню. Тебе досталось изрядно. Но, черт побери. Дора, я же не такой, как он! Ты должна знать, что я никогда не сделаю ничего плохого ни тебе, ни Бетси.
На секунду ему показалось, что она наконец-то готова уступить ему. Дора вся дрожала под его рукой, и в какой-то миг, в этом Фред мог поклясться, он увидел, как ее глаза затуманились желанием. Но потом она вся напряглась, словно какая-нибудь старая дева, вдруг получившая неприличное предложение, и, опять спрятавшись в свою скорлупу, сказала:
— Я знаю одно — этот разговор бесполезен. Я приняла решение и не изменю его.
Взбешенный, Норман смотрел на нее, испытывая сильнейшее желание схватить ее и трясти, пока у этой заупрямившейся леди не заклацают зубы.
— Если мое присутствие так тебе противно, зачем ждать до окончания соревнований? Я могу убраться прямо сейчас!
— Это не обязательно…
— Э, нет, обязательно, дорогая, — холодно сказал он, повернувшись, чтобы взять сумку со снаряжением. — Я не намерен оставаться там, где мое присутствие нежелательно.
Его слова причиняли боль, но совсем не такую, как выражение его глаз. Этот какой-то раненный взгляд ударил ее прямо в сердце.
— Не надо быть таким… — начала она, чувствуя, как ей всю душу переворачивает сожаление о содеянном, и инстинктивно протягивая к нему руку. Но он только молча протиснулся мимо нее к двери. — Куда ты идешь?
— Назад в город.
— Но это же две мили!
— Да хоть пятьдесят, — огрызнулся Норман. — Скажи Бетси, что мне пришлось уйти пораньше, чтобы провести несколько тренировочных заездов.
— Фред, подожди.
Не обращая больше на нее никакого внимания, он выпрыгнул из кемпера и пошел в город, ни разу не оглянувшись. Ему предстоял долгий путь по жаре.
К тому времени, когда Фред добрался до арены, он малость поостыл, но стоило ему вспомнить о Доре, как внутри него опять все закипало. А где-то глубоко укоренилась тянущая боль, заставлявшая его чувствовать себя не в своей тарелке. Бормоча ругательства, он твердо решил, что больше никогда и никоим образом не позволит ни Доре Стивенс, ни любой другой женщине доводить его до подобного состояния. Но боль, тем не менее оставалась.
Фред больше не видел Дору до тех пор, пока не стали заполняться трибуны, а участники торжественного парада не начали выстраиваться позади паддока. Она обнаружила его в тот же момент, что и он ее. И через толпу, разделявшую их, Норман прочел в ее глазах мольбу, которую не мог бы не заметить, даже если бы сильно постарался.
К тому времени, когда подошел его черед выступать, он уже немного успокоился и с большей надеждой смотрел в будущее, надеясь избавиться хотя бы от части своего разочарования на спине Сладкой Смерти, лошади, на которой ему предстояло выступать.
Как он и ожидал, в ту же секунду, когда распахнулись ворота, Сладкая Смерть выскочила на арену и начала брыкаться в своем обычном, правильном ритме, который мог быть только мечтой любого наездника. Едва приноровившись к ее быстрым, но спокойным движениям, Фред немедленно начал пришпоривать ее, полностью сосредоточившись на лошади и на том, что он должен сделать, чтобы победить.
Подпруга лопнула так неожиданно, что у него не было времени собраться. Только что он пришпоривал Сладкую Смерть, вкладывая в это все свое умение, а в следующее мгновение ласточкой взлетел в воздух и приземлился очень неудачно, ударившись грудью о металлические трубы ограды арены.
Боль, резкая, нестерпимая, обожгла его. Она раскаленным обручем опоясала его ребра, сжав ему легкие так, что он едва мог дышать. Застонав, Фред повалился на землю, как тряпичная кукла.
Дора, наблюдавшая за всем этим из-за паддока, в ужасе ахнула и бросилась на арену, не обращая внимания на призывы распорядителя оставаться всем на своих местах, чтобы дать дорогу бригаде «скорой помощи». Кто-то увел лошадь с арены, но Дора не могла сказать, кто именно. Она не видела никого, кроме Фреда.
Такой же бледный, как белая ковбойская рубашка, что была на нем, он лежал на спине, в пыли, прямо напротив загонов, и боль прорезала глубокие морщины на его лбу. Ужасно напуганная, Дора бросилась на колени перед Фредом, добежав до него раньше всех остальных. Боясь дотронуться до него из страха сделать ему еще больнее, она дрожащим голосом позвала:
