Екатерина Слуднева - Диадема для Золушки
Она вбежала в свою спальню, громко хлопнув дверью и закрыв ее на замок, и стала быстро одеваться, все больше всхлипывая и рыдая. Натянув джинсы, она ненадолго прислушалась. Иван не стучал в дверь, и не кричал, чтобы она ему открыла. И от осознания того, что он не пытается ее остановить, она еще больше разрыдалась. Она схватила свою сумочку и рванулась к двери, но застыла на месте.
Вангог стоял в дверном проеме, с интересом наблюдая за происходящим, сложив руки на груди. Несмотря на то, что он не мог понять, что же все-таки случилось, в уголках его полных губ играла насмешка.
- Глупо было закрывать дверь на замок, - он говорил вполне спокойно и так же насмешливо, - у меня есть ключ.
Настасья хотела было протиснуться мимо него, но он не позволил ей этого, и загородил проход своими широкими плечами, так что она чуть не клюнула носом в его грудь.
- Может быть, ты сначала объяснишь, почему ты решила от меня убежать? – он по-прежнему был невозмутим, только в глазах появилась злость, - Я думаю, мы взрослые люди, и мне казалось, что мне не придется объяснять, почему мне нужно уехать! – он, как и его отец был тираном, - И мне не понятно твое поведение!
Он говорил так, будто они уже были женаты, и ей это не нравилось, но она молчала, устремив пустой ничего не значащий взгляд в стену, и уперто не собиралась отвечать на его вопросы.
И тут она ему надоела. Он сжал ее подбородок и впился губами в ее рот, притянул к себе. Но она не пропускала его, стиснув зубы, и сопротивлялась насколько это было возможно. Он даже с нежностью провел рукой по ее спине, но с силой сжал ее шею, и от боли она раскрыла рот, чтобы что-то крикнуть, но только впустила его язык, и на мгновение забылась. Он решил, что оборона сломлена, и стал мягче и ласковее, но она укусила его, а когда он отдернул ее, еще и запечатлела на его лице пощечину.
Было больно не от самого удара, а от того, что он ее любил. А она, мало того, что хотела от него убежать, но еще и ударила его, словно пытаясь привести его в чувства, в реальность, в которой он не мог находиться рядом с ней и любить ее, в суровый мир, где нет места для них двоих. Это было в ее глазах, когда он посмотрел в них. И это было жестоко.
Он не мог позволить ей все разрушить. Он знал, что по отдельности они не смогут существовать, и тем более жить. Он знал, что она сейчас может натворить глупостей, и он должен был ее остановить. «Когда женщина зла, здравого смысла в ее речах не ищи!» - сказал когда-то кто-то очень умный, и Вангог не мог не согласиться с этим утверждением.
Он бросил ее на кровать, придавил своим телом и, держа ее подбородок, снова стал целовать, несмотря на то, что она продолжала упираться и колотить его по спине и плечам своими слабенькими кулачками. Она ему опять надоела.
- Я люблю тебя, - прохрипел он, прижав ее руки к кровати за головой, - И если ты думаешь, что можешь мне противостоять, продолжай в том же духе. Я всегда добиваюсь того, чего хочу. А в данный момент мое желание не есть загадка.
Прошло несколько минут усиленных боев, прежде чем она поняла, что потерпела поражение. Ее тело предательствовало и уже было готово принять его. Ведь он, несмотря на то, что применял силу, все же был с ней нежен и даже довольно аккуратен. Он не собирался ее насиловать, он знал, что она не выдержит и сдастся. Дальше было бессмысленно сопротивляться. Только кофточку было жалко. Он уже успел ее порвать. Правда, он сразу же пообещал купить новую.
Она освободила одну руку, и прижала его голову сильнее к груди, зарывшись пальцами в его волосы. Он отпустил ее руку и слегка приподнялся, чтобы заглянуть ей в глаза. А она, не желая больше ждать, стала расстегивать ремень на его брюках.
- Ну, и что это было? – спросил он, улыбаясь, понимая, что был прав.
- Не отвлекайся! – попросила она и снова притянула его к своим губам.
Улита долго не могла заснуть после разговора с братом. Ей все казалось, что вокруг творится что-то совсем невероятное. Сначала ночь с Мартином и его признание в любви к ней, потом Вангог влюбился в ее лучшую подругу, и более того, решил на ней жениться. А еще этот выход в свет, который в общем и целом ничего не дал. На первых порах она жутко волновалась, а увидев отца, едва не кинулась ему на шею. Хорошо Вангог держал ее крепко. Потом ее зацепил знак внимания Мартина к Насте, в душе как будто кошки скребли. Боясь разоблачения, она хотела быть подальше от него весь вечер, а тут папа, решил детей поженить, и нелепая выходка Ивана, и как результат, она оказалась в паре с Мартином, к тому же наедине. А он едва не сложил все пазлы ее мозаики. И все это долго не оставляло ее в покое. А на следующий день для Улиты вдруг наступило утро.
Она проснулась около одиннадцати часов в выходной день, и впервые за много времени ей не захотелось вставать из постели так сразу. Хотелось просто полежать под легким теплым одеялом. Она оглядела свою комнату, и почему-то ей стало смешно.
Оказалось это убогое, желтое помещение было ее домом все два года. Она напомнила ей коморку Родиона Раскольникова в увеличенном виде. Именно эта обстановка все время приводила ее в унынье.
Она вспомнила весь тот лоск и блеск, в котором она жила раньше, и он тоже не произвел на нее большого впечатления. В нем не было ничего настоящего. Все наигранное и преувеличенное. Когда-то ей все это опротивело, и она обрадовалась, что смогла из него вырваться, но сейчас она огорчилась, что тогда пришла к такой крайности.
Ей нужно было немного промежуточное положение, но не подчиненное и не подчиняющее, а свое искренне уважаемое. Это поняла она только сейчас.
Она вылезла из-под одеяла и позволила утренним мурашкам пробежать по всему телу. От ощущения «русалочкиных ножек» немного поморщила нос и подошла к окну. Она отдернула шторы, и в комнату ворвалось яркое зимнее солнце. Оно ослепило ее на мгновение, и заполнило все пространство вокруг, словно обволакивая ее со всех сторон, обнимая и лаская ее нежную кожу.
Стало как-то хорошо и спокойно. Но чего-то в этом всем не хватало. Ее взгляд упал на постель. Она вспомнила Мартина, вкус его нежных губ и ту ночь, которую она не в силах забыть, и тут же покраснела. Она не видела этого, но чувствовала, как загорелись ее щеки. Она поняла, что ей не хватало обыкновенного женского счастья, и оно возможно, нужно только кое-что изменить.
Уля открыла свой шкаф и нахмурилась. Там не было ничего такого, что бы ей сейчас хотелось надеть. Она вернулась к зеркалу и оглядела себя с ног до головы. Кажется, еще вчера она себе даже нравилась.
Она выпила чашку чая, выкинув каждодневную утреннюю овсянку в мусорное ведро, нанесла сама грим, и он оказался совсем не таким, как раньше. Надела кое-что из того, что они выбирали вместе с Настей, и ушла из надоевшей ей квартиры.