Анна Андрианова - Декаданс
– Но не таким же извращенным методом! – я взбесилась ни на шутку.
Я не хочу ни с кем делить своего мужчину, это абсурд. Тома как будто прочитала мои мысли.
– Любимый человек не может быть твоим, он твоя часть, а это совершенно разные вещи. Ты познаешь мир и ощущения через него, а он через тебя. В этом и есть прелесть брака. А не в том, чтобы вместе смотреть телек и обсуждать общих знакомых!
Я замолчала. Мне нечего было ответить, но это совсем не значило, что я согласилась с такой позицией.
– Тома, ты меня, конечно, извини! Ты так спокойно рассказываешь об извращениях и вседозволенности. Но черт, у тебя четверо детей, чему ты их будешь учить?
– Гы-гы, свободе, полному отсутствию запретов! – смеясь, ответила Тома.
Ее беспечная улыбка разозлила меня еще больше.
– Свободе? Представь, через пару лет придет к тебе Лиза и скажет: мама, я люблю Алену и мы будем жить вместе. Или Ната попросит у тебя денег на аборт, так и не определив отца своего ребенка из-за огромного количества партнеров по сексу. Такая свобода?
Черт побери, думала я, как громко все сейчас орут про свободу, курят шмаль где попало и трахаются везде и со всеми. Что это за такая интересная свобода? По-моему, это просто протест существующим общественным нормам, как было у хиппи, но не настоящая свобода как таковая.
– Да не будет этого никогда, хочется всегда то, что запрещается. А если все можно, то и неинтересно. Если бы молоко считалось наркотой запретной, было бы самым модным напитком. Я говорила Лизе: давай поболтаем о мальчиках, она закатила глаза и лениво так говорит: у меня другие интересы, мама. Собрала свой портфель и поехала на теннис. Хочет стать теннисисткой...
– А ее девочки интересуют, поэтому она о мальчиках говорить и отказалась! – стебалась Катька. – Не, ну вспомни, как видики в подвалах смотрели и йогой тайком занимались передавая друг другу книги запретные и кассеты. А теперь на тебе видики, на тебе йогу, а ничего этого уже не надо! Я раньше ненавидела Достоевского, мечтая о том как под одеялом буду перелистывать странички «Эмануэль», а теперь под одеялом именно Достоевского перечитываю и Ахматову наизусть знаю. Потому что только свободный выбор приводит тебя к пониманию истинного, а запреты всякие лишь разжигают интерес.
– Почитай! – попросила я.
Катька выпрямила спину, поставила бокал и начала читать Ахматову. Она читала выразительно, красиво. Мы слушали и молчали.
...Сердце к сердцу не приковано,
Если хочешь – уходи.
Много счастья уготовано
Тем, кто волен на пути...
Когда Катька закончила, мы аплодировали.
– Заложники, заложники мнения! Общественного разума или, точнее, общественного маразма. А на самом деле свингеры, Ахматова, это неважно, важно только быть свободным. Важна свобода выбора. Когда делаешь то, что хочешь, и говоришь, о чем думаешь, тебе совершенно плевать, кто и что об этом подумает! – Тамарка подняла бокал, и мы чокнулись.
В школе я очень любила учить стихи, не для того, чтобы получить «пять», а потому что они передавали суть моих чувств к Сержу. В подъезде его дома рядом с рифмованным во всех сочетаниях самым известным русским словом я писала на стене:
Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей,
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца —
Оттого, что в земной ночи я вернее пса...
Для меня это были не просто любимые стихи Цветаевой, это была клятва, отражающая мою веру, веру в наше совместное будущее.
Мы долго ехали по вечерней трассе и молчали. Молчали о том, что никак не можем стать свободными, свободными в первую очередь от себя, от своих представлений о себе. От своих ожиданий.
Глава 10
Extaze
Все, что не любовь, находится для меня в другом мире, в мире призраков. Я становлюсь человеком только тогда, когда меня сжимают в объятиях.
Дон ЖуанМне кажется, я девственница, не только морально, но и физически. Что такое мужчина, для меня полная загадка. Это как книга на китайском, ты сидишь с ней и днем и ночью, перелистываешь со словарями, но не понимаешь совершенно ничего. Твое непонимание притягивает толпу «знающих» переводчиков, но они еще больше запутывают тебя своими комментариями. А ты лишь запутываешься еще больше, все твои познавательные усилия тщетны, ты не знаешь даже, с какой стороны начать читать. Что это за иероглифы? Что они значат? Что скрывает в себе текст?
Я девственница, мне тринадцать лет и я смотрю на мир с широко раскрытыми глазами. Откуда-то я узнала, как зарабатывать деньги и для чего нужны друзья, но не знаю главного – как любить и быть любимой. Проклятая китайская книжка! Загадка-тайна, боже мой, я восемь лет держала ее в руках, и мне казалось, я понимаю, о чем она...
Дорога шла вдоль леса. Мы ехали долго, пока путь не перегородил шлагбаум. Таможенного вида охранники потребовали от Кати карту, странного вида железную загогулину из двух стрелок, загнутых кверху. Затем долго штудировали наши паспорта, обшмонали машину. После еще трех подобных досмотров мы очутились наконец за высоким забором. Было уже темно. Где-то лаяли собаки. Мне вспомнился Шерлок Холмс. Страшно, можно сказать, даже жутко.
– Кать, а что это за штукень? – спросила я, вертя в руках странную загогулину.
– Как обещали люди, которым я очень доверяю и себя, и даже тебя, – это наш билет в рай! Знаешь, чего мне стоило добиться того, чтобы нас сюда приняли?
По-моему, в дом престарелых продаются путевки, подумала я, но говорить не стала. Дефицит с примесью приключений – магнит для Катькиного экстремального сознания.
Проехав еще несколько километров мы оказались на стоянке.
Судя по машинам престарелые здесь более чем олигархичны. Такое складывалось впечатление, что здесь проводилась презентация нового ресторана Новикова совместно с днем рождения Путина.
Я огляделась. Аккуратные газоны, фонари, мощеные дорожки, несчитанное количество кирпичных корпусов. Деревья. Звездное небо как-будто опускается на множество небольших четырехэтажных зданий, в некоторых окнах горит свет.
Мы выходим из машины и идем прямо по дорожке к главному корпусу как объяснили охранники.
– Кать, что мы тут делаем? Это похоже на дом престарелых олигархов!
– Фу, дура, никакой в тебе романтики! Мы приехали узнать себя! – гордо отвечает Катька.
Она как всегда бодра и весела и как всегда нацелена на приключения.
– Ты думаешь, здесь это возможно? – скептически анализирую я, открывая дверь.
Дом престарелых снаружи выглядел модным храмом внутри. Интерьер весьма странный. Тонированные окна, чуть приглушенный свет с красной и синей подсветкой, девственно-кирпичные стены. Такие, как будто с них содрали старую отделку, а новую пока не приклеили. Диваны вдоль стен, покрытые гобеленом. Вместо столиков стеклянные кубы, на стенах зеркала в картинных рамах.
