Эдна Фербер - Три Шарлотты
– Рис нужен?
– Что?
– Рис!
– Нет, есть.
Карандаш шуршит и скрипит под аккомпанемент бормотания:
– Мыло… кухонную щетку… молодой картофель… справиться насчет электрических лампочек… кофе…
Дальше полным голосом:
– Кофе у нас, положим, довольно. На кухне – молчание.
– Гульда, кофе у нас довольно! В среду я купила целый фунт.
Молчание. Потом – робкий голос:
– Хватит только на воскресенье.
– Ну, знаете, милая!.. – Пружинная дверь едва не слетает с петель от стремительности, с какой миссис Пейсон отправляется на театр военных действий против кофеистребительницы…
Утро было пасмурное, серое, туманное – настоящее чикагское утро середины марта. С озера дул влажный пронизывающий ветер, леденящий сильнее, чем суровый мороз, и словно погружающий вас в холодную воду. Повсюду еще лежал выпавший месяц назад и почерневший от копоти снег. Первая страница газеты предсказывала дождь. Ни намека на солнце в цветных стеклах окна столовой. «Брр!» – подумала Лотти, представляя себе месиво грязи на улицах. И все же она улыбалась. Все утро в ее распоряжении, все утро от восьми и почти до полудня. Ее ждала Гесси, которую нужно было расспросить обо всем, ее ждала Эмма Бартон, с которой нужно было посовещаться, ее ждало дело, настоящее дело. Лотти встала из-за стола и, одеваясь, придерживала одной ногой створку пружинной двери.
– Я, мама, непременно вернусь часам к двенадцати, а может быть и раньше. Тогда мы прямо отправимся по твоим делам – собирать арендную плату, а на обратном пути…
– Гм, гм… – промычала только миссис Пейсон. Губы ее были сжаты.
– И вообще, по-моему, не стоит хлопотать из-за воскресного обеда. По воскресеньям мы всегда позже встаем и больше едим за завтраком. Давай заменим обед на этот раз ленчем. Попробуем! Забудем о телятине и о…
Миссис Пейсон указала бровями на прислушивающуюся Гульду.
– Я предоставляю это твоей сестрице Белле – всякие выдумки насчет позднего вставания по воскресеньям и ненужности настоящего обеда. В моем доме всегда были воскресные обеды и всегда будут, пока я здесь хозяйка.
– Хорошо, я только…
Лотти отпустила пружинную дверь. Она вернулась в столовую и посмотрела на себя в зеркальную стенку буфета. Лотти принадлежала к тем женщинам, которые хорошо выглядят по утрам. А в это утро она выглядела лучше обыкновенного. Легкая, бодрая улыбка играла у нее на губах. На ней был вполне элегантный костюм, меховая накидка и маленькая бархатная шляпа, забракованная Беллой накануне. Она натягивала перчатки, когда мать вошла в столовую.
– Я непременно вернусь к полудню!
Миссис Пейсон промолчала. Лотти направилась по длинному вестибюлю к парадной двери. Мать пошла за ней.
– Едешь к Белле?
– Да. И должна торопиться.
У двери миссис Пейсон бросила последнее наставление:
– Поезжай через Южный парк и Гранд-авеню.
Лотти и намеревалась избрать этот путь, самую естественную дорогу к Белле. Но теперь, подстрекаемая каким-то бесом противоречия, она бросила через плечо, сама удивляясь своим словам:
– Нет, я поеду через Прери-авеню до Пятьдесят пятой.
Это был наихудший из возможных маршрутов.
Она не обращала внимания на мокрый, хмурый ветер, с грохотом пролетая в громоздком ящике мимо грязных, облупленных домов. «Какое уродство, – думала она. – Чикаго похож на неряшливую молодую женщину, красавицу по своим данным, но предпочитающую разгуливать в засаленном капоте и стоптанных туфлях».
Кемпы жили в одном из самых старых доходных домов Гайд-парка и вместе с тем в одном из самых аристократических, насколько могут быть аристократическими доходные дома Чикаго. Когда Белла вышла замуж, она и слышать не хотела о квартире в большом доме. Никогда она так не жила, заявила она, и вряд ли сможет жить. Она задохнется. Такое жилье лишено интимности. Масса народу – внизу чужие, наверху чужие! Но особняки были редки в Гайд-парке. Ей пришлось уступить и, в виде компромисса, снять квартиру, чересчур для них просторную – в девять комнат. На улицу выходили две комнаты: приемная и гостиная, но через несколько лет Белла с ними разделалась, Вообще, Белла была инициатором всевозможных переделок в квартире – за счет Генри, а не домовладельца! Из года в год ломались перегородки; старая арматура выбрасывалась и заменялась новой; темная деревянная отделка красилась эмалевой краской в светлые тона. Прежняя приемная и гостиная были соединены в огромную комнату. Пристроили даже застекленную веранду, без которой ни одна чикагская квартира не может почитаться образцовой. При наличии веранды вся домашняя жизнь становится для соседа открытой книгой.
В жилой комнате Беллы царил тщательно продуманный беспорядок. Уютная, располагающая комната – с книгами, лампами, мягкими низенькими креслами, нежно прильнувшими к столикам. На столиках только что вышедший роман, набитые папиросами ящички тисненой кожи, пузатые деревянные чашечки. Алые ветки рябины в пестрых вазах – добыча осенних экскурсий Чарли. В углу глубокого кресла – моток розоватой шерсти и клубок того же оттенка, проткнутый двумя янтарного цвета иглами, – первый намек на летнюю гамму гардероба Чарли. Большой рояль, на пюпитре которого – Шопен и рядом кричащая обложка какой-то шансонетки с невероятным названием «Ти-да-ди». Вся комната была так же непохожа на гостиную особняка на Прери-авеню, как Чарли – на миссис Керри Пейсон. Недавно Белла обставила веранду в китайском стиле. Разумеется, ни один китаец – будь то кули или мандарин – не признал бы ни одной вещи из этой Обстановки.
Дверь открыла Гесси. Симпатичная молодая женщина, эта Гесси, способная, сдержанная, с чувством собственного достоинства. Она отличалась педантичностью, чистоплотностью и прямодушием.
– О-о, мисс Лотти! Как вы рано! Барыня еще не встала, а мисс Чарли в ванне.
– Ничего, Гесси. Я пришла к вам.
Глаза Гесси были красны от слез.
– Ах… Дженни…
Она повела Лотти на кухню. Мужественная молодая женщина, смотревшая на вещи трезво, принялась рассказывать о своих горестях, продолжая в то же время проворно делать свое дело. Лотти слушала рассказ Гесси о семье. Отчим – просто бездельник и пьяница. Мать вечно связывается с жильцами. И, наконец, Дженни. Дженни вовсе не испорчена. Она просто любит поразвлечься. Двое братьев, грубые, распутные парни, постоянно наскакивали на Дженни. Они не давали ей гулять со знакомыми ребятами. На улице орали на нее, так что от стыда она не знала, куда деваться. Они хотели выдать ее замуж за одного из жильцов. Правда, у него куча денег, только он стар, как отец Дженни. Дженни же только семнадцать… Все это поведала Гесси, проворно шмыгая от стола к раковине, от раковины к плите.
