Элизабет Беверли - Любовь не умирает
Джек проводил ее взглядом — она медленно прошла через газон и скрылась в машине. Шаги уверенные, ни разу не оглянулась на тех, кого оставила. Он стоял и смотрел, как тронулась ее машина, безучастно отметил вспыхнувшие красные огоньки стоп-сигналов у выезда на шоссе, ритмичное подмигивание желтого сигнала поворота на углу. Из выхлопной трубы вырвалось облачко дыма, и машина скрылась из виду. Думал он только одно — это стучало в голове: «Почему она ничего не поняла?» Обернувшись к Грегори Лавендеру, он заметил у него на лице ту самую ухмылку, которую возненавидел еще много лет назад.
— Я же говорил тебе: у меня есть секретное оружие.
— Ничего у вас нет.
Ухмылка повторилась, еще более гнусная.
— А теперь и у тебя ничего нет.
— Вы ошибаетесь. Джорджия вернется ко мне. Просто она ничего не поняла. Как только я поговорю с ней, все объясню… — И осекся, сам почувствовав, какое отчаяние звучит в его словах.
Грегори Лавендер, несомненно, заметил это, зловещий смех его вызвал гулкое эхо — это откликнулся пустой дом.
— Зачем? — вдруг почти жалобно проговорил Джек. — Зачем вы это сделали? Почему хотите разлучить нас с Джорджией?
— Ты ей не пара, — сверкнул глазами старик.
Джек изумленно уставился на него: так вот в чем дело! Неужели это правда? Поэтому отец Джорджии всегда ненавидел его? Прежде Джек был уверен: Грегори Лавендер не хочет счастья для дочери и потому стремится отгородить ее от всего, что может принести ей радость. А дело, как видно, в том, что ему, как и многим отцам, не по нраву пришелся парень, с которым дружит дочь.
— Не вам решать, что хорошо для Джорджии, а что нет.
— Ошибаешься. Она моя дочь, я — ее отец. Мать умерла, когда Джорджии было всего четыре года, и перед смертью я обещал ей дать Джорджии все, что в моих силах.
Час от часу не легче — вот уж чего он никогда не подозревал.
— И для этого вы оскорбляли и унижали ее? Отказывали в самой главной человеческой потребности — в любви?
— Я обещал ее матери, что Джорджия получит все, чего мы для нее хотели, — продолжал старик, не обращая на него внимания.
— А вам не приходило в голову спросить и у самой Джорджии, чего она для себя хочет? Грегори Лавендер покачал головой.
— Она еще девчонка. Не может самостоятельно принимать решения.
— Джорджия давно уже не девчонка. Она взрослая женщина.
Старик пристально смотрел на Джека, но тот не мог прочесть его мысли. Наконец Грегори патетически произнес:
— А теперь ты ничего не понимаешь. Я ее отец. Отец.
— Вы правы. Я ничего не понимаю. То обстоятельство, что вы являетесь ее отцом, означает, что вы должны желать ей только добра.
— Конечно, я и желаю.
Джек решил, что дальнейшие споры бесполезны. Поведение старика для него так же непостижимо, как и реакция Джорджии. Что там на уме у Грегори Лавендера, ему совершенно все равно. Но Джорджию просто необходимо убедить. Встретиться с ней, поговорить — это главное. Как только до нее дойдет…
— Мы с вами еще не закончили, — предупредил он ее отца.
— О, разумеется, — весело ответил Грегори Лавендер.
Впервые в жизни не оставив за собой последнее слово, Джек повернулся и ушел — в точности так же, как за несколько минут до этого ушла Джорджия. Когда она осознает причины его поступков, ей станет ясно: он действует для ее же блага, ведь он так сильно ее любит. И все наладится, иначе и быть не может, все наладится.
— Почему это ты так жутко выглядишь? Джорджия сидела на диване, тупо уставившись на огонь. Услышав слова приемного сына, она как будто очнулась и повернулась к нему.
— Спасибо, Ивен. Очень признательна, что обратил внимание. Теперь мне гораздо лучше.
Из дома отца она приехала прямо к себе, всю дорогу стараясь думать только об управлении машиной и о слабом, кружащемся в воздухе снежке. Но теперь, в спокойствии и уюте своего дома, Джорджия размышляла обо всем случившемся, вспоминала все детали; пыталась анализировать.
Итак, отец призвал ее к себе лишь потому, что Джек пытается отобрать у него «Лавендер индастриз». Какое торжествующее у него стало выражение лица, когда Джеку пришлось сознаться! А Джек… Джек, оказывается, обижен, что для нее он всегда стоял на втором месте, после отца. Джек, Джек, Джек… Все ее мысли — о нем, только о нем… Перед глазами стоит его лицо, каким оно было, когда он говорил, что мстит ее отцу за нее, а вовсе не утоляет собственную жажду мести. Он лгал ей, как лгал и о многом с тех пор, как вернулся в Карлайл. Она ошиблась в нем, ошиблась, одно это сознание поглощало все другие чувства и помыслы.
— Это из-за кого — из-за отца или из-за него? — донесся из кухни голос Ивена — он там устроился за кухонным столом с учебниками истории и картами.
Джорджия сочла нужным, стараясь не выдать себя голосом, уточнить:
— Из-за кого это «из-за него»? О ком это ты?
— Да ведь ты, с тех пор как домой вернулась, и слова не сказала. А к отцу ездила, я знаю. Ну я и решил, что он, скорее всего, тоже тут как-то… участвует. — Ивен покатал по столу карандаш, помолчал. — Понимаешь, Джорджия, я просто хочу убедиться, что у тебя все в порядке.
Наступил один из тех моментов, когда она жалела, что вообще встретила Ивена на своем жизненном пути, — он так напоминает ей Джека, когда тот был подростком. Заботливым, добрым, способным видеть сквозь глухую стену, которую она в минуты душевного смятения возводила между собой и окружающим миром. Во многих отношениях Ивен стал ей тем другом, которого она лишилась в день, когда Джек Маккормик покинул Карлайл… Нет, пока она не готова к разговору с Ивеном о Джеке.
— А я могу тебя убедить — у меня все в порядке, — попыталась солгать она.
— Что случилось?
— Ивен, мне не хочется говорить об этом. Все слишком запутано.
Ивен снова погрузился в свои книги, но ненадолго.
— Я только хочу знать… это твой отец или он?
Вот упрямый парень — Джорджия зажмурилась.
— Я же тебе сказала: не будем об этом.
— Слушай, если твой предок такой же, как и мой… — не унимался Ивен.
Вздохнув, она уступила: маленький инквизитор, придется с ним потолковать — подростков такого возраста не остановишь, пока не дашь им желаемого.
— Да, знаешь, во многом мой отец похож на твоего. — Она повернулась лицом к Ивену. — Бить он меня не бил, но и не любил никогда.
Наконец она высказала это вслух то, что всегда знала, но в чем боялась себе признаться. Все время разлуки с отцом она пыталась убедить себя, что отец любит ее — по-своему, но любит — и все его поступки объясняются… ну, он неверно толкует отцовские обязанности. Уму непостижимо, как дошел Грегори Лавендер до своих воззрений по поводу воспитания детей; все, что он вносил в жизнь дочери, — это, по его мнению, для ее блага. Но любить ее он не любил — не мог, не умел этого; никогда не уважал; не пытался увидеть в ней человека. Работая с трудными детьми, Джорджия поняла главное: взрослые обычно пытаются воспитывать своих детей так, как воспитывали их самих. Вероятно, ее отец пошел в своего отца. Но она, несмотря ни на что, всегда искала и находила в своем сердце какое-то место для Грегори Лавендера.
