Дэвис Френсис - Возлюби соседа своего
Шеа уже стоял на коленях возле закопченного очага, тщетно пытаясь разжечь огонь. Медвежьей шкуры не было. Наконец, закурился дымок и лизнул хромовую решетку, на которой были изображены два оленя и олениха.
— Ну, как? — спросил он, раздувая огонь. — Ничего особенного, конечно, но зато здесь отличная рыбалка.
— Очарование сельской жизни, — сказала Нелл, вдыхая дым и запах рыбы. — Что будем есть?
— В буфете есть запасы, а остальное я поймаю. Хочешь чего-нибудь сейчас? Ты не ела в самолете.
— Я слишком устала, чтобы есть. Устала бояться за самолет.
— Этот уик-энд быстро поправит твое здоровье. Ты не будешь думать о своих делах, а я — о своих. Мы будем всегда вдвоем — и никого, кроме нас. Я сделаю из тебя совершенно другую женщину, Нелл. Дай мне только время.
Подавляя зевоту, Нелл взяла его за руки и заставила подняться с колен.
— Уже поздно, милый, — забудь об очаге. — Она обняла его.
— Давай пойдем спать — и переделывай меня прямо сейчас.
— Сейчас. Сейчас. — Он потрепал ее по шее. — Залезай в постель. Я только приготовлю снасти. Завтра не будет времени.
Нелл намазала лицо кремом и почистила зубы ледяной водой, которая отдавала железом. Она развесила одежду на деревянные вешалки на стене спальни, влезла в ночную рубашку и халат и заглянула в комнату.
Он сидел за столом спиной к ней, но что-то в его позе заставило ее остановиться в дверях. По-видимому, он уставился на груду крючков и лески, разложенных на столе. Руки его застыли в волосах. Он о чем-то глубоко задумался, затем, не глядя, вытащил из груды поплавок — и снова положил его.
Нелл хотелось броситься к нему, утешить, но она удерживала себя: она знала, что Шеа не подозревает, что на него смотрят. Она не имеет права вторгаться в его мысли, делить с ним его горе, если он не хочет этого. Вспомнив, как ночью в Равинии он поделился с нею самым сокровенным, она засомневалась, захочется ли ей его сочувствия в момент такого откровенного несчастья.
Сбросив туфли, чтобы не вспугнуть его, она подошла к нему, потерла его плечи, поцеловала его волосы. Тело его было напряжено.
— Милый, что случилось?
Он потерся щекой о ее руку, и этот простой жест тронул ее сердце.
— Ничего. Просто я думаю. — Он обернулся к ней; глаза его были темны от боли.
— Почему же ты выглядишь так, будто потерял лучшего друга?
Он задержал взгляд на ее лице, как будто искал в нем ответа.
— Рабочая проблема, — сказал он, наконец.
— Могу я чем-нибудь помочь?
Он взял ее руки и поцеловал.
— Думаю, нет. Справлюсь сам. Иди спать. Я сейчас.
Больше ничего не оставалось. Повесив халат на вешалку, Нелл скользнула в кровать и тут же съежилась: такие холодные были простыни. Она выскочила, натянула свитер, носки и халат Шеа, залезла обратно и свернулась в тугой клубок. Она не ожидала, что эти манипуляции произведут столько шума. Пружины кровати застонали, за окном ветер пронесся в соснах, кто-то засвистел, защелкал в ночи, и вдалеке послышался плеск волны о борт лодки.
Могло быть и хуже, подумала она. По крайней мере, ночуем не в палатке. И, должно быть, уик-энд пройдет замечательно. Нелл вообразила себе, как они плывут медленным, ленивым вечером после такого же ленивого, солнечного дня по озеру на плоту с веселым тентом… и, воздохнув, она заснула.
Шеа поцеловал ее, и она пошевелилась. Шеа потрепал ее по плечу, и она хотела было повернуться на бок, но он грубо откинул одеяло, говоря при этом:
— Пора вставать, мой друг. Рыбалка ждет.
Нелл открыла глаза:
— Но ведь еще темно.
— Окунь клюет, пока солнце не встало. — Шеа потянул ее за руки и поднял.
Стоять на голом деревянном полу было все равно, что на льду.
— Пойдем, — сказал он. — Нельзя пропустить рассвет.
Нелл с трудом отыскала шлепанцы, умылась холодной водой и намазала шею и лицо защитным кремом.
— Может быть, кофе… и завтрак? Я проголодалась.
— Я приготовил завтрак. И упаковал.
Шеа вручил ей полотняную сумку, термос с кофе и рыболовную сеть. Сам он взял две удочки, коробку со снастями, корзину и фонарь.
Лес вокруг них был темен, как в полночь, и неподвижен. Тропинку усеяли сосновые иглы. Наверху хрустнула ветка, и Нелл вздрогнула, а волосы ее встали дыбом. Вдобавок ко всему, во мраке послышался душераздирающий крик — а затем зловещий хохот. Нелл застыла от ужаса:
— Здесь в лесах бродит маньяк?
— Это всего лишь сова, — засмеялся Шеа.
Ежась от страха и холода, Нелл последовала за ним. Шеа помог ей войти в лодку, внес груз, взял весла и стал мерно грести.
— Шеа, милый, почему ты не запустишь этот мотор, на который я облокотилась?
— Ш-ш-ш! — прошипел Шеа. — Они услышат тебя.
— Рыбы?
— Да, это доказанный факт, что они слышат.
— Но я видела: у них нет ушей.
— Тихо!
Вокруг них вставал туман. Небо посветлело. Впереди возникли силуэты деревьев.
— Это Вдовий остров, — прошептал Шеа. — Я встану на якорь возле тех кустов.
Что-то больно куснуло ее в шею, и ее шлепок прогремел по реке, как пушечный выстрел. Шеа достал из нагрудного кармана тюбик.
— Это крем Эльмо его собственного изготовления — от москитов, мух, клещей. — Он протянул тюбик Нелл.
Нелл отвинтила крышечку и понюхала. Запах был столь отвратителен, что тошнота подступила к горлу. Она подумала, что лучше умрет, чем намажется этой гадостью.
Но москиты покрыли уже ее руки и шею, и она с трудом отмахивалась от них. Они стали забираться под брюки. С ужасом наблюдая вздувающиеся пузыри, Нелл чесалась и отмахивалась, пока не схватила тюбик и в отчаянии не вылила в ладонь дурно пахнувшую жидкость, размазав ее по телу. Живое гудящее облако висело над ней.
— Почему они не кусают тебя? — спросила она у Шеа.
— Они почему-то меня никогда не трогают. Я думаю, это из-за гормонов. Но раз они тебя распробовали, теперь они не дадут тебе покоя. Поешь, пока я заброшу удочки.
Небо постепенно сменило цвет с темно-голубого на лазурный, а озеро — с черного на шелковисто-серый. Они подкрепились сэндвичами с беконом и кофе, и Нелл наблюдала, как Шеа забрасывает и вытягивает, забрасывает и вытягивает. Процесс был бесконечен, а погружение в него Шеа — самое полное. Она любовалась его силой и ловкостью. Ей даже нравились его стенания и проклятия, когда крючок за что-нибудь зацеплялся. Он был потрясающе серьезен. А она так любила его в эти часы, что позабыла убожество их жилища и отвратительный запах мази — главное, они были вместе и любили друг друга.
В девять часов туман окончательно рассеялся, стало тепло, и им пришлось сбросить пиджак и свитеры. Шеа поймал двух окуней и провозгласил:
