Наталья Потёмина - Зачем тебе любовь?
Хотя врешь, разница есть. В тот раз тебя откровенно кинули, а в этот раз ты сама, испугавшись повторения, отвалила восвояси первым утренним поездом. «На подушке оставив пару длинных волос». Текст Чижа почти полностью вылетел из Ленкиной памяти, и она продолжила по-своему: Кому жизнь буги-вуги, а мне пытка одна, кому жизнь буги-вуги, а мне пытка одна... Старт, полет, зависанье, а потом камнем вниз... Всех основ сотрясанье... чей-то глупый каприз...
Но тому, прежнему кидале, хотя бы можно было позвонить, а этому, новому – хрен с маслом. Не подсуетилась, не рискнула, не соизволила, соломку не подстелила на случай непредвиденных обстоятельств. А они взяли и грянули. Ну что, гордая наша, как тебе такой невинный расклад? Невиноватая я, он сам пришел... Уронил, смял и даже разрешения не спросил. В чем же радость паденья? Представляешь оргазм? В чем же радость паденья? Это словно оргазм. И никто не узнает, а узнав, не поймет, чем меня привлекает этот низкий полет...
А листья за окном уже мели...
Вернемся к нашим капроновым бантам. На повестке сегодняшнего дня это вопрос номер один, а все остальное – лирика. А так ли уж правдивы эти тесты на беременность, как их малюют? Полоска белая, полоска красная, полоска белая, полоска черная. Где я нахожусь, господи? Дар это твой или наказание? Может быть, мне все это только снится? И не обратиться ли нам к настоящим специалистам? Пусть анализы какие-нибудь возьмут, УЗИ сделают, что там еще надо?
Ленка почесала репу и подумала, какая же все-таки она дремучая тетка. Но главное, посоветоваться не с кем.
Прошли еще три дня без изменений. А потом еще три. Ленка стала формировать дни в тройки. Сначала у нее, как у Пугачевой, было «три счастливых дня». Потом двухнедельный пробел. Потом три тревожных дня, прежде чем ей пришло в голову купить тест, еще три дня истерики и три дня бессмысленных надежд. Ну и хватит, пожалуй. Пора уже принимать какое-нибудь решение. Хотя решение уже сформировалось само собой. Конечно! Как может быть иначе? Будем рожать – и никаких гвоздей.
А что? Имеем право. Когда еще выпадет случай оматериться? Чай, не девочка, четвертый десяток давно разменян, пора бы уже как-то повзрослеть и выполнить наконец свою главную жизненную функцию, оправдать, так сказать, высокое женское предназначение. Не подвести, не ударить в грязь лицом, не сесть в лужу с плеском, не поскользнуться на чьем-то недоеденном банане – все мы сможем, все нам под силу, все по плечу таким замечательным во всех отношениях матерям-одиночкам.
То, что ей предстоит стать именно матерью-одиночкой, Ленка не сомневалась ни минуты. Прошло уже больше трех недель, а от Малыша не было ни слуху ни духу. И, в общем-то, это было не удивительно. Удивительно было бы, если бы он ее нашел. Ни имени, ни фамилии, ни телефона, ни адреса, одна идиотская кликуха – Карлсон, который живет на крыше. И даже не на крыше, а всего лишь на семнадцатом, последнем, этаже. И подо мной лишь московские крыши, надо мною летят облака... Город за ночь любовью весь выжат, город слабый, еле дышит, и неважно, кому стал ты ближе, стала я от тебя далека...
Бежала без оглядки, как крыса с корабля. Что тебя так испугало, деточка? Какие крылья понесли тебя через весь город на другой край Москвы, чтобы затеряться там среди новостроек, слиться с их непроглядной серой массой и стать еще одной безымянной солдаткой, прижимающей к груди испуганную маленькую девочку? Что тебя так повело, что так покоробило, уязвило?
Уж не встало ли на горизонте умопомрачительное солнце воспоминаний? Не ослепило ли оно твои распахнутые от ужаса глаза? Не просквозило ли тебя долгой ледяной волной вдоль трепетного позвоночника? Не напомнило ли горячечную крупнозернистую трясучку дней прошлых, дней былых? Уж не любовь ли это вновь приветливо улыбается тебе? Мол, готова ли ты, крошка, к новому головокружительному прыжку без парашюта?
Не готова! Не хочу, не буду, увольте! Сжальтесь, отпустите, не бейте, не трогайте! Я сама. Сама все сделаю. Уйду тихой сапой на рассвете, только пятки замелькают.
Прощай, Малыш. Не суди строго. Я ее узнала. Сразу. Только она может так вероломно, мерзко, не спросясь нечаянно нагрянуть. Это ее повадки, ее методы, ее принципы, ее беспроигрышный классический стиль.
Подкралась ко мне в этой дрянной шашлычной, взяла за шиворот и кинула тебе под ноги, как котенка. Хочешь – растопчи, хочешь – пожалей и возьми жить к себе. Возьми меня жить к себе, спрошу я так жалобно, тонко... Возьми меня жить к себе, как брошенного котенка, возьми меня жить к себе, тебе я не буду в тягость, ты будешь мне – на беду, я буду тебе – на радость... А скорее на злость. На ненужные переживания. На обузу. Обуза с пузом – есть от чего потерять голову.
Новоиспеченная мать-героиня прижала к животу подушку и подошла к зеркалу:
– Ну и чо? И ничо. Очень даже эротично. Держись за меня покрепче, Малышка, согрейся у меня за пазухой, посопи горячо мне в шею, пусти пузырчатые слюни мне за шиворот – от тебя все приму как благодать.
Ленка зарылась в подушку лицом и заплакала:
– Какая я дура, Малыш, какая я непробиваемая дура! Я так скучаю по тебе, Малыш! Я по тебе тоскую! Я убиваюсь по тебе! Неужели ты меня ни капельки не слышишь!
Еще три дня Ленка не выходила на улицу. Итого, вышло девять.
В доме не было хлеба, кончились чай, сигареты, и как-то неожиданно пропала соль. Вроде бы все время была, а тут сразу нет. Именно ее фантастическое исчезновение заставило Ленку выйти наконец из дома.
Делать было нечего, дело было вечером. Но не поздним дождливым вечером, а золотыми сентябрьскими сумерками. Ленка шла, размахивая авоськой, через пустынный в это время суток парк и с наслаждением втягивала в себя благоуханный воздух затянувшегося бабьего лета.
– Дочка, а дочка, – услышала она за спиной чей-то сдавленный шепот.
Ленка обернулась и увидела старуху лет восьмидесяти, которая ковыляла за ней следом.
– Вы ко мне обращаетесь? – спросила Ленка.
– К тебе, а к кому же? – удивилась бабка.
– Я могу вам чем-нибудь помочь?
– Скорее я тебе, – хитро улыбнулась старуха.
– Ну помогите, – растерялась Ленка, – раз уж вам так хочется...
– Шла бы ты, девка, домой.
– Простите?
– Домой иди, домой! Нечего людей смешить!
– Что вам от меня надо? – стала раздражаться Ленка.
– А ты лучше глянь, – скривилась бабка, – как штаны-то свои красивые искровенила...
Из разных интересных книжек, увлекательных фильмов и захватывающих рассказов подруг Ленка знала, что потеря ребенка просто так, на ровном месте, случиться вряд ли может. Для этого необходима исключительно экстремальная ситуация, как-то: падение с лестницы, сильное душевное потрясение или когда, скажем, твоя любимая лошадь (в быту такая смирная, что даже квелая) взяла вдруг и понесла. По горам и полям, по рекам и долинам понесла, залетная, и вытрясла из своей любимой хозяйки все, что было ей так дорого. Как правило, процесс сопровождается жуткими болями, громкими криками, морем крови и поголовными обмороками не в меру чувствительных свидетельниц этой драмы.
