Анна Богданова - Самый бешеный роман
Вспомнила! Я вспомнила, что забыла! Это ведь самое главное:
8. Не терять самообладания.
9. Соблюдать дистанцию.
10. Не вешаться на шею.
В понедельник днем я вышла из дома, похудевшая ровно на 2 кг и скрипящая от чистоты, лосьонов и масок; волосы блестели, ногти мне все-таки удалось накрасить (правда, с третьего раза)… Может, с одеждой я несколько переборщила – оделась так, как будто собралась в театр средь бела дня: черная длинная юбка с разрезом (по крайней мере, видна хотя бы одна моя красивая нога), шикарный приталенный пиджак из лайки (наверное, единственная приличная вещь в моем гардеробе) и туфли на шпильках, за счет которых я совсем не смотрелась толстой.
На меня глазели прохожие, и сегодня я была уверена, что они действительно любуются мною, а не высматривают вишневое пятно на свитере.
Я приехала в редакцию в 13.00, пробралась на нужный этаж и битый час поджидала Кронского на лестнице, делая вид, что перекуриваю.
14.00. Герой моего романа еще не появился. Я могла бы уже давно забрать авторские экземпляры книги, приехать домой и заняться делом. А сейчас от зверского количества выкуренных сигарет и голода у меня раскалывается голова и темнеет в глазах.
14.30. Кронского еще нет, а я все стою на лестнице и курю. Может, он уже уехал и я теряю время? Нет, это невозможно! Для кого тогда я так старалась все выходные? Для чего подвергала себя экзекуции и выводила волосы на ногах?
15.00. Его нет. Я в отчаянии швырнула бычок в урну и отправилась за авторскими экземплярами, чуть не плача от обиды и несправедливости.
Я даже спрашивать о нем у Любочки не стала – правда, очень хотелось, так и подмывало, но я помнила о восьмом и девятом пунктах своего списка: о потере самообладания и соблюдении дистанции. Я запихнула книжки в сумку и вылетела на лестницу – урна с моим бычком слабо дымилась. Что же делать? Что делать?! Я чувствовала себя виновницей разгоравшегося пожара, бросила сумку на пол и принялась плевать на тлеюший мусор, пытаясь попасть на свой проклятый окурок. Глаза слезились, а из урны валил дым.
– Черт! Черт! Черт! – выругалась я и, задрав над урной ногу, хотела было уже предотвратить пожар шпилькой собственной туфли, как услышала за спиной знакомый хрипловатый голос.
– Что это вы тут делаете, а, прелестница?!
Я обернулась и увидела его – высокого, стройного, с зачесанными назад волнистыми волосами, в черной рубашке с несколькими расстегнутыми верхними пуговицами, в обтягивающих кожаных брюках… У меня закружилась голова – то ли от едкого дыма, то ли от вида моего героя.
Нужно немедленно ему что-нибудь ответить – что-то умное и загадочное, иначе все, я его потеряю навсегда, и мне ничего не останется, как повеситься на люстре. В голову, как назло, ничего не лезло, да и что я могла ему сказать, стоя на одной ноге, как цапля.
– Книги! Мои книги! – неожиданно для себя воскликнула я, глядя на разбросанные по полу авторские экземпляры.
– Ваши книги?! – Он, кажется, был удивлен. – А вы что, тоже писатель?
– Ну, да, – растерялась я.
Он собрал книжки и твердо сказал:
– Пойдемте, я вас провожу до первого этажа. Не тащить же вам такую тяжесть!
– А… Тут… Ведь может быть пожар… – заикаясь, пролепетала я.
– Они этого не допустят.
Когда мы добрели до первого этажа, выяснилось, что у меня нет машины и он не может допустить, чтобы такая очаровательная девушка тащила сама эти кирпичи.
– Но вас ведь ждут, наверное, – сказала я – у меня пока получалось не терять самообладания, соблюдать дистанцию и не вешаться на шею.
– Подождут, – пренебрежительно ответил он и усадил меня в машину.
В этот момент я витала где-то в небесах и не верила своему счастью. Мне казалось, что в своем лабиринте сна я наткнулась на самый лучший, который только можно придумать, что он сейчас оборвется и я снова увижу радужный дурацкий плакатик: «Дорогая, просыпайся, тебя ждут великие дела!» Однако этого не происходило (наверное, снова не могу найти выход).
Пока мы ехали, я находилась в полуобморочном состоянии, поэтому даже не помню, о чем мы с ним говорили, но то, что мы разговаривали, – это точно. Я еще чем-то насмешила его, это я помню, потому что теперь знаю, как он заразительно смеется. В себя я пришла, когда машина остановилась у моего дома. И тут произошло такое! Такое! Короче говоря, именно в эту минуту я напрочь забыла о восьмом, девятом и десятом пунктах, то есть «не терять самообладания, соблюдать дистанцию и не вешаться на шею». Но если честно, я в этом совершенно не виновата. Хотя, наверное, приличная девушка принялась бы отбиваться – вот мой просчет, моя ошибка.
Итак, когда машина остановилась, он посмотрел на меня очень серьезно и внимательно – и вдруг как накинется на меня!
Он буквально вдавил меня в дверцу и… поцеловал. Поцелуй этот был таким долгим, таким неожиданным, таким непохожим на все предыдущие, будто я вкусила приторного, ароматного меда, отчего вся онемела и чуть было окончательно не потеряла рассудок.
Нет, никакого просчета и ошибки с моей стороны тут не было. Ну какая бы девушка стала отбиваться? Только ненормальная.
Я сидела совсем отупевшая, мимо проходила какая-то старуха в зимней шапке и остановилась посмотреть, как мы целуемся. Мне стало не по себе. Старуха отвела от нас мутный взгляд, плюнула и пошла дальше.
– Может, подниметесь ко мне, донесете книжки? – сказала я – вот здесь я точно потеряла самообладание и определенно стала вешаться на шею. Зря это. Очень напрасно.
Книжки-то он донес, но домой ко мне так и не зашел – сказал, что поедет в редакцию посмотреть на пожар, а мне позвонит как-нибудь на днях. Да уж, позвонит! Он потерял ко мне всякий интерес, как только я пригласила его к себе. Теперь он считает меня доступной и совсем не таинственной. Все рухнуло в одну секунду! Столько сил было затрачено, чтобы хоть как-то обратить его внимание на свою скромную персону, а потом все испортить! Правильно все говорят, что я чокнутая! Но зачем же он меня тогда поцеловал?..
* * *У меня и у Икки все было просто ужасно – хуже, кажется, некуда.
Я целыми днями ждала звонка Кронского и не могла выйти из дома, потому что дала ему только домашний телефон – тогда, в машине, вдавленная в дверцу, я совсем забыла, что у меня есть мобильник. Я старалась ни с кем не разговаривать, боясь, что он позвонит, а у меня будет занята линия. Я мылась в душе с открытой дверью под тонкой струйкой, опасаясь, что не услышу звонка. И вместо того чтобы писать роман об убийстве на рассвете, я подолгу сидела и гипнотизировала телефон, так, что глаза от напряжения становились красными. Мне казалось, что таким образом я телепатически передаю свое желание – свою энергию любви. Но эта энергия почему-то передавалась всем, кроме моего героя.
