Галина Врублевская - Загадки любви
Вскоре после похорон бабушки Витя снова уехал в Москву, чтобы проведать родителей и обсудить с ними наследственные дела.
А я в его отсутствие наконец приналегла на диссертацию.
2
По моим расчетам, Вите уже пора было возвращаться из Москвы, однако он задерживался. По телефону сказал нечто невнятное, сослался на возникновение непредвиденных осложнений, а голос его показался мне печальным.
– Что-то случилось, Витюша?
– Все путем, Долечка, я жив-здоров. А можно тебя спросить, если я не вернусь в Питер, тебя это очень расстроит? А если мы вообще сейчас расстанемся?
Если бы он видел мое лицо! Расстроит ли? Да меня это просто убьет! Может, напрасно мы, психологи, высмеиваем доморощенных колдунов, слыша их заклинания о венчиках безбрачия, о кармических долгах. Почему Витя решил меня бросить? Я так искренне старалась полюбить его! Сдерживая рыдания, я спросила:
– Витюша, я не знаю, чем вызваны твои слова. Ты встретил другую девушку?
– Если бы!
– Разочаровался во мне? Или заболел?
– Не пытай меня, Долька. Скоро сама все узнаешь.
– Я хочу все узнать от тебя самого, Витюша. Ты же не станешь уподобляться Киру, сбежавшему тишком? Обязательно приезжай, хотя бы попрощаться.
Витя замолчал, в трубке слышалось лишь его пыхтение и вздохи. Наконец он обреченным голосом произнес:
– Ладно, встречай меня завтра-послезавтра. Возьму билет, позвоню. Но ты обязательно должна приехать на вокзал, прямо к вагону. И лучше на машине.
– У тебя будет много вещей? А про такси ты забыл? В мою машинку ведь много не влезет. Да и в университете, как всегда в зачетную неделю, дел невпроворот.
– И все же я попрошу меня встретить.
– Хорошо, конспиратор. Целую тебя, Витюша.
Удалось договориться в универе о подмене, чтобы встретить Витю с утренним поездом. Накануне мы с Галей в четыре руки наводили порядок в квартире, запущенной в последние недели, – я слишком увлеклась работой над диссертацией, а Галя без напоминания и пол лишний раз не подметет. Однако мой призыв она поддержала.
Я возилась с пылесосом, наполнив квартиру гудением, Галя молча терла мыльной губкой окрашенную белой краской дверь комнаты – той комнаты, где совсем еще недавно жила Варвара Владимировна. Завершив уборку коридора, я выключила на минутку адскую машину, чтобы насладиться тишиной. Однако сама же и нарушила ее, спросив у подруги, продолжает ли она искать работу.
Галя продолжала водить пористой губкой по двери – капли воды стекали на пол – и молчала. Я чувствовала, что ее молчаливое упорство выводит меня из себя. Раздражение нарастало! Это невыносимо: сколько месяцев она живет у нас? А вид ее? В присутствии Вити еще кое-как следит за собой, но сейчас распустилась донельзя: белесые волосы даже не расчесаны, бесформенная футболка, свисающая с угловатых плеч, растянута настолько, что из-под нее только голые ноги видны. Такое впечатление, что девица без штанов бродит, хотя знаю, что шорты на ней надеты. Сделав несколько глубоких вдохов, я сосчитала до десяти, чтобы не сорваться на крик, и задала вопрос вторично:
– Работу, спрашиваю, не нашла?
– Уже почти договорилась в одном месте, – тихо, как на смертном одре, ответила она. – Разносить по подъездам рекламные листовки. Конечно, это не то, что мне хотелось бы...
– Надо хоть с чего-то начинать, полгода уже дома сидишь.
Но я понимала, что, разнося листовки, она по-прежнему будет перебиваться с хлеба на квас и никогда не съедет. А я устала от этой жизни втроем: хочу в нашем доме видеть только Витю. Может, Витя потому и не захотел возвращаться, что Галя ему тоже глаза мозолит?
В последнее время и мама уже обеспокоилась тем, что моя «наперсница», как она называла Галю, так долго живет вместе с нами. Она развила бешеную деятельность, опросила всех знакомых и отыскала-таки недорогую комнатку для Гали. Хотя понимаю, оплачивать ее все равно придется мне.
Галя, не услышав в моем голосе сочувствия, теребила край злосчастной футболки, затем, будто прочитав мои мысли, пообещала:
– Даша, ты сердишься, что я тут у вас загостилась. Потерпи еще чуть-чуть.
Ее плачущие интонации заставили меня говорить жестче, так я отчитывала нерадивых студентов. Я сообщила ей о найденном мамой жилье и сказала, что оплачу на первых порах ее отдельное проживание.
Галя вытерла тыльной стороной ладони вспотевший лоб, посмотрела на меня тоскливо-жалостливым взглядом, громко вздохнула и согласилась:
– Спасибо, Даша. Пусть будет по-твоему. Я уеду. И получается, что снова вынуждена одолжиться у тебя, но обещаю, что отдам тебе всю сумму за съем квартиры. Отдам, как только найду настоящую работу.
Я шагнула к Гале, приобняла ее за плечи. Мельком подумала, что дружить гораздо легче за чашечкой кофе в «Сладкоежке», чем толкаться локтями в одном коридоре; совместный быт – штука сложная. С минуту мы постояли молча, прощаясь с ветреной и легкой девичьей дружбой. Мы обе – взрослые женщины и обе понимаем, что каждый должен идти своей дорогой, преодолевать трудности самостоятельно. Я снова включила пылесос, а Галя продолжила тереть дверь. Закончили уборку мы почти в полночь, зато квартира сияла как новенькая.
Едва я смежила веки, и вот уже будильник прервал мой сон. Между откосом окна и шторой только-только проступила полоска тусклого света, но следовало поторапливаться – поезд прибывал рано. Я быстренько вскочила и через четверть часа уже была готова к выходу. Поскольку утренники у нас в Северной столице холодные, пришлось надеть плащ. Хотя насчет «пришлось» я лукавлю. Он мне очень идет! Быстрый взгляд в зеркало на свою особу: черный плащ, перетянутый широким поясом, джинсы в обтяжку и туфли модной коллекции. Думаю, Витя останется доволен моим видом! И чтобы свои уши не подвергать риску – в такую рань еще прохладно на улице, – я легкой завесой распустила волосы по плечам.
Вышла во двор. Мой «лимончик» поблескивал свежими каплями ночного дождя на капоте. Я протерла ветровое стекло и села в машину.
Мне тут и пешком до Московского вокзала полчаса ходу, но Витя просил меня приехать на машине, только не сказал, что он везет.
На площади перед вокзалом, несмотря на ранний час, было оживленно, но местечко для своего крохотули «опеля» отыскала. Успевала едва-едва. Бежала вдоль платформы навстречу подплывающему составу как чумовая, поскольку Витин вагон оказался в хвосте.
Из вагона один за другим выходили с чемоданами и сумками пассажиры, а Вити все не было. Отчего он замешкался? Или в последний момент передумал ехать, сдал билет? За фирменными занавесками купейного вагона по узкому коридору медленно продвигались фигуры пассажиров. Еще один показался в тамбуре. Опять не он! Бомжеватого вида мужик в клетчатой фланелевой рубахе навыпуск, с седыми лохмами чуть ли не до плеч, спрыгнул на платформу и встал передо мной, кого-то поджидая у двери вагона. Он бесцеремонно загородил мне обзор. Пришлось отойти на шаг, однако я невольно скользнула по невеже взглядом. Он стоял с небрежно откинутой назад нечесаной головой, вскинув к небу скверно выбритый, пепельно-серый подбородок, и барабанил пальцами по висящей на боку сумке. И тут же увидела Витюшу! Он вышел из вагона, таща за собой чемодан на колесиках – опять, наверное, привез ворох книг, подаренных друзьями-писателями. И это весь багаж?
