Диана Гамильтон - Самозванка
— Я в этом уверена, — поспешила согласиться Кэти, понимая, что ей вряд ли удастся открутиться от приема, а маленькое черное платье, в которое она облачалась каждый вечер, уже успело всем надоесть. — Но я могу и сама купить себе платье, — заявила она, быстро прикидывая в уме, хватит ли отложенных на всякий непредвиденный случай денег.
Однако Хавьер тут же откликнулся самым надменным тоном:
— Не сомневаюсь. И тем не менее, — он бросил на мать предостерегающий взгляд, — мне доставит удовольствие подарить вам вечернее платье. И не только его, но и более прохладную повседневную одежду. — Обернувшись к матери, которая одобрительно кивала головой, он добавил: — Похоже, Кэти не думала, что наше андалузское солнце такое жаркое. Я должен был предупредить ее. Поэтому исправить положение вещей — моя прямая обязанность, которую я с радостью и исполню.
Кэти захотелось плюнуть ему в глаза! Меньше всего на свете ей нужна была его благотворительность, и меньше всего на свете ей хотелось, чтобы он заметил скудость ее гардероба.
Но донья Луиса чуть ли не подпрыгивала в своем кресле от радости, как ребенок в предвкушении интересной прогулки. И когда она хлопнула в ладоши и с озорным огоньком в глазах воскликнула: ?О1е?, Кэти поняла, что проиграла сражение еще до его начала.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Ах, que guapa! Как прелестно вы выглядите! — Роза пришла в восторг, когда Кэти открыла дверь на ее стук. — Судя по всему, посещение магазинов прошло очень успешно!
Отступая в сторону, чтобы дать Розе войти, Кэти согласилась с тем, что так оно и было. Даже слишком успешно! Помимо длинного, до пола, облегающего шелкового платья, прекрасно гармонировавшего с ее глазами и делавшего ее женственную фигуру элегантной, Кэти стала обладательницей полного набора другой одежды, отчего чувствовала себя не в своей тарелке. Донья Луиса не ограничилась вечерним платьем и несколькими легкими блузками и юбками, она скупила целиком содержимое нескольких модных магазинов — так, во всяком случае, казалось Кэти.
Начав, она уже не могла остановиться, и через какое-то время Кэти устала бороться с ней и пустила все на самотек, забавляясь всесокрушимым энтузиазмом пожилой дамы.
Кэти решила, что, когда придет время возвращаться в Англию, она все это оставит здесь, чтобы подарки не напоминали ей о Хавьере. Это было бы слишком мучительно. Другое дело — наброски, записи и фотографии, на основе которых она собиралась впоследствии писать картины. Помимо того, что это способ заработать на жизнь, картины должны были стать еще и данью уважения этой земле, которую она с каждым днем любила все больше и больше.
— Как Хуан, спит? — спросила Роза, и Кэти кивнула в ответ, не в состоянии выдавить из себя ни слова.
Скоро ей предстояло сказать Хавьеру правду. Совесть не позволяла ей продолжать обманывать его. И она прекрасно знала, что тогда произойдет: он будет сражаться за право получить Хуана под свою опеку всеми видами оружия, которые только найдутся в его богатом арсенале.
— Я посижу с ним, если он вдруг проснется, — пообещала девушка. — У него сегодня что-то щечки были красные — наверное, опять режутся зубки. Дон Хавьер просил меня сказать вам, что скоро начнут собираться гости. Он просил вас поторопиться.
Теперь еще и она будет мне указывать! Кэти посмотрела вслед Розе, на цыпочках с книжкой в руке удалившейся в детскую, и повернулась к зеркалу, опять почувствовав страшную тревогу: она должна была встретиться со всеми этими тетушками в чужом обличье! Не хватало еще, чтобы донья Луиса вдобавок ко всему сказала им, что Хавьер решил жениться на матери незаконнорожденного сына Франсиско. Если бы Хавьер не солгал! А если бы и я с самого начала говорила правду, ничего этого никогда вообще не случилось бы!
Нет смысла мучиться над тем, чего все равно уже не исправишь, заявила она своему отражению в зеркале, смотревшему на нее оттуда дикими глазами. Надо пройти через это испытание как можно достойнее, а если у меня блестят глаза и пылают щеки, они могут отнести это на счет легкого возбуждения и останутся довольны своей догадливостью.
Она задумалась, не придадут ли ей длинные волосы, если оставить их распущенными, вид перезрелой матроны, играющей под девочку. Коса, которую она обычно заплетала, не подходила к изысканному и невероятно дорогому платью. Кэти попыталась зачесать волосы наверх, но у нее не было нужного опыта и сноровки, и через пять секунд после того, как она решила, что прическа готова, волосы опять рассыпались по плечам.
Пришлось пойти на компромисс: она убрала с лица две боковые пряди и закрепила их сзади заколкой, а основная масса волос свободно падала на спину. Больше она ничего не могла придумать, так как времени на эксперименты с прической уже не оставалось.
Подавив в себе желание еще разок заглянуть в детскую, чтобы проверить, как там Хуан, и оттянуть тем самым начало приема, который обещал стать для нее настоящим испытанием, Кэти распрямила плечи и вышла из своей комнаты. Оказалось, что все гости уже в сборе.
Ожидая увидеть в глазах Хавьера недовольство ее опозданием, она была поражена, когда вместо этого встретила взгляд, полный одобрения. Даже восхищения, вынуждена была она признать, чувствуя, как по коже побежали мурашки под его медленным взглядом, оценившим все подробности ее затянутой в тонкий шелк фигуры.
Это восхищение очень похоже на вожделение, промелькнуло у нее в голове, и она почувствовала, что кожа горит, а кровь закипает в жилах. Она уже хорошо, слишком хорошо знала его, знала и о том, какую власть он имеет над ней, и о том, что его сила не только в способности быть жестоким, но и в способности быть бесконечно нежным.
И чем Дольше они смотрели друг на друга, замкнутые в своем безмолвном мирке, тем больше она ощущала опасность: ей казалось, что сейчас она рассыплется на тысячи крохотных осколков, которые потом невозможно будет собрать воедино. Она с трудом отвела от него глаза и, изобразив на лице легкую улыбку, повернулась к гостям, так как донья Луиса уже начала представлять ее.
Познакомившись со всеми, Кэти тут же позабыла имена. Но Хавьер был рядом и помогал ей, поддерживая ее за локоть скорее по-хозяйски, чем просто из вежливости. Он ни на секунду не покидал ее, и она уже начала опасаться, как бы вечер не кончился для нее истерикой. Потому что он вел себя как влюбленный, каждая его улыбка, каждое шепотом произнесенное объяснение или замечание дышали лаской, а во взглядах читалось обожание.
Кэти уже начало казаться, что ведет он себя так вовсе не потому, что его мать поделилась с гостями ложью об их предстоящем браке. Ведь ни одна из древних тетушек и столь же древний единственный дядюшка ни разу не заикнулись об этом. Они болтали обо всем на свете, так ей, во всяком случае, казалось, но только не о грядущей свадьбе. Значит, он явно не играл никакой заранее продуманной роли и у него не было цели придать видимость правдоподобия своей ужасной лжи.
