Ирина Дробков - Не было бы счастья...
— С какой стати ты...
— Называю тебя своей? — быстро вставил Павел.
— Это кто так решил? — пропела я.
— Я, — коротко ответил он с безмятежной улыбкой.
— Ты... Ты ведешь себя... как собака на сене, — наконец-то я нашла мало-мальски подходящее определение его поведению.
Павел ответил не сразу.
— Мысль интересная, продолжай. Что же ты остановилась? — В его голосе послышалась напряженность.
— Незачем мне продолжать, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю...
— Нет, не знаю, — сдержанно откликнулся он. — Я давно оставил попытки понять тебя и объяснить твои поступки.
— Да? Тогда скажи, почему именно Генри тебя не устроил? Стоило ему подойти ко мне, как ты оказался тут как тут. — И тут меня понесло: — Тебе мало твоих бесчисленных поклонниц? Или все дело в Генри?
— О, подожди-ка, не все сразу. Для начала давай разберемся с поклонницами. Я что-то не понимаю... — Лицо его застыло.
— Тут и понимать нечего, — уж не так уверенно заявила я.
— Уж будь любезна, объясни мне, непонятливому, что ты имеешь в виду, говоря о моих поклонницах? — вежливо попросил он. — Я всегда считал, что бросаться словами можно только в том случае, если ты за них отвечаешь.
Я уже и сама была не рада своему упрямству и все же заявила:
— Не стану я ничего объяснять, и так все ясно. — И попыталась высвободиться из кольца его рук, но Павел этого не позволил.
— Конечно, так проще, — иронично заметил он и плотно прижал меня к себе. — Не спеши, музыка ведь еще не закончилась, — прозвучал его тихий, обволакивающий голос.
Я чувствовала его тело, и мое сердце, рвущееся из груди, отдавалось в ушах частыми и гулкими ударами. Мои руки уже не отталкивали его. Я вся дрожала.
— Наверно, мне давно следовало так поступить, — заметил Павел. — А теперь поговорим. Вернее, я буду говорить, а ты слушать.
Я молчала, и он удовлетворенно улыбнулся.
— Я действительно стоял в стороне и не только сегодня, но это не значит, что я забыл о тебе и думать. — Павел немного помолчал, не прекращая при этом плавно вести меня в танце. — И очень может быть, — продолжил он, — я и сегодня не подошел бы к тебе. Если бы не Генри... Вот тут ты права: — соперника всегда чувствуешь.
— Я тебе уже говорила, что ты слишком самонадеян.
— Нисколько, дорогая. Я всего лишь прагматик, реально оценивающий свои способности и возможности. Генри — дело другое, я слишком хорошо его знаю. Когда он принялся за тебя, я уже не мог стоять в стороне и наблюдать — надо было действовать.
— Ты, наверно, считаешь, что и меня знаешь очень хорошо?
— Да, — без заминки ответил Павел, — и лучше, чем ты сама.
— И ты решил, что Генри — тот человек, который может меня увлечь?
— Не стоит так волноваться. — Легким касанием он приподнял мой подбородок, заставив посмотреть в глаза. — Ты бежишь от меня, но я точно знаю, чем закончится твое бегство. — И медленно приблизившись, он поцеловал меня в губы.
Я не успела увернуться, но даже если бы захотела этого, было слишком поздно. Внутри у меня все словно плавилось, горячими и сладостными потоками омывая трепещущее сердце. Когда Павел отстранился, я испытала невероятное разочарование.
— Теперь ты больше не станешь от меня убегать?
Еще ничего не понимая, я взглянула на него. Бездонно-синие глаза неотрывно следили за мной, а красивый рот был изогнут в довольной улыбке. Павел праздновал победу. Он торжествовал.
— Пусти меня, — безжизненным голосом попросила я.
Павел молча, не опуская рук, стоял и смотрел мне в глаза.
— Мне жарко... Я пойду сполосну лицо...
— Я тебя провожу.
— Я сама справлюсь. — И почти бегом я бросилась прочь из гостиной.
Я вошла в ванную, намочила край полотенца холодной водой и поочередно стала прикладывать его к пылающим лбу, вискам и щекам. Что со мной происходит, ведь я раньше такой не была? Я перестала бороться за свое право быть счастливой. Плыть по течению всегда легче, и Павел, конечно, прав — я заранее готова к любым неудачам... Одолевать их я научилась только одним способом — обойти, спрятаться, переждать.
Я посмотрела в окно: на улице темень, дождь отчаянно барабанит по стеклу. И все же лучше уйти. В прихожей горел свет, и у стены, опершись на нее плечом, стоял Павел.
— Уже уходишь? И дождь тебя не пугает? Мне жаль твоего платья. Извини, не успел сказать раньше, оно тебе очень идет.
— Мне пора, и я ухожу...
— Ну что ж, тогда я провожу тебя, — сказал он.
— Ты не можешь уйти... Даша обидится, ты недавно пришел.
— То же самое я могу сказать и тебе, — спокойно парировал Павел.
Я отчаянно пыталась придумать какой-нибудь выход.
— Ладно, хватит страдать, — первым заговорил он, снял с вешалки зонт и, открыв дверь, вышел на улицу. Шум дождя и прохлада ворвались в дом. Зонт над его головой раскрылся. Немного подождав, Павел шагнул назад и, взяв меня за руку, вывел из дома.
— Перестань наконец бояться меня, — сказал он, крепко придерживая меня под руку. — Я не сделаю тебе ничего плохого, — в голосе его слышалось раздражение.
На последней ступеньке Павел приостановился.
— Подожди, — сказал он, и в тот же миг я оказалась у него на руках. Проделать этот трюк, держа в руке зонт, было непросто, но он справился. Я хотела было воспротивиться, но Павел остановил меня:
— Т-шш, смотри, что под ногами делается, — тихо сказал он.
«Настоящий потоп», — чувствуя себя в безопасности, рассеянно думала я.
— Тебе не холодно? — спросил Павел.
«Нет, мне тепло, хорошо и уютно», — захотелось сказать в ответ, но я только молча покачала головой. Я чувствовала его сильные руки, волнующую близость тела, его тепло согревало и расслабляло, а запах, удивительный запах мужчины, туманил мой мозг, порождая в нем желания, заставляющие быстрее бежать кровь.
— Вот мы и дошли, сейчас согреешься, — бодро произнес Павел, прерывая мои фантазии и опуская на землю рядом с машиной.
Мне сразу стало холодно. Я уселась на мягкое, обтянутое кожей сиденье, и меня вдруг неодолимо потянуло взглянуть на него. Челюсти его были крепко сжаты, взгляд устремлен в одну точку.
Ехали мы молча, сквозь дождь и бесконечную темноту пустого города. Казалось, что мы одни в этом мире, отгороженные пространством теплого и уютного салона. В этом была какая-то особенная близость...
За все время пути Павел нарушил молчание лишь однажды: поинтересовался, с кем осталась Катя. Тогда, погруженная в свои мысли, я, не задумываясь, ответила, что она у бабушки. Наконец машина остановилась.
— Спасибо, — торопливо произнесла я. — Не выходи, не стоит мокнуть вдвоем.
— Придется нам выйти вместе, — тихо сказал Павел. — Ты находишься не совсем там, где ожидаешь...
Я резко обернулась к боковому стеклу, но ничего не смогла разглядеть. И снова повернулась к нему.