Дарья Искусница (СИ) - Суббота Светлана
- Надо уходить, - с сожалением сказала я, поглаживая длинные хвостики густых бровей. Пример естественной мужской красоты, не нуждающейся в улучшении.
Дима потянулся, поймал своими губами мои, замер, словно пытаясь остановить, удержать нас в зыбком вневременном пространстве. И... нехотя отстранился.
- Да. Не то место, - согласился он, посмотрев по сторонам.
Хмыкнул и мягко снял меня со столешницы.
В коридоре мы вышли, так и не разняв руки, плотно сплетя пальцы. Едва успели увернуться от рванувшей внутрь пухленькой леди с сумочкой Шанель последней коллекции наперевес.
Внезапно, уже с занесенной через порог ногой, она повернула голову, как одержимые дьяволом в американских фильмах ужасов и, пьяно ткнув в сторону Можайского пальцем, заявила:
- Хорошие гены. Холостой?
- Почти помолвлен, - голос Димы звучал серьезно, но уголок рта смешливо подрагивал. – Потерян для интересов разведения, мэм.
- Надо изучать, - с трудом фокусируя взгляд заспорила дама. – Подожди, я скоро.
Возмутившись, я дернула своего спутника за руку и потащила прочь по коридору. Надо выбираться с этого странного этажа, вон на одном из диванов целовались двое парней, на соседнем, в метре от них мужчина до пояса раздел свою подругу. В публичном, между прочим, месте, не дома на кушеточке. Странное место, хорошо, что у меня раньше не было денег посещать такие заведения, здесь даже воздух кажется немного наркоманским, пропитанным психотропными веществами.
Мою руку тоже крепко сжимали, это успокаивало и придавало уверенности. А пару раз почудилось теплое дыхание Можайского совсем близко в волосы, сродни невесомым осторожным поцелуям.
Кажется, меня начали ценить, а не воспринимать как… приятную добавку к и так удачно складывающейся жизни. То, что радует, но особой погоды не делает.
Оу. А нас ждут… Облокотившись на перила, спинами к нам, стояли двое.
- Какого беса ты во все это полез, Гриш? – спросил парень, в котором легко опознавался Ломов.
- Беспроигрышная ситуация, ничего ты не понимаешь. Оба гордецы и по уши в делах, как бы они ещё поговорили? – Распутин прикладывал что-то к лицу, но что именно – отсюда не было видно.
Ломов, продолжавший смотреть в танцзал, потёр затылок.
- А если бы Димыч просто подбил тебе глаз и умотал? Ты хоть в курсе, что последнее время твориться? С ним невозможно ни разговаривать, ни работать. Часами в документы смотрит… не перелистывая. Если бы ты ему характер еще больше испортил, я бы вот этими самыми руками…
- Но-но, руки убери подальше. Я тебя после Парижа опасаюсь, - засмеялся Гришка. – А насчет риска… Если бы ушел – мы бы уже ничем не помогли. А для меня ситуация по-любому удачная. Девушки знаешь как безвинно пострадавших любят? Дружба бы никуда не делась - помирились бы, а останься со мной Даша… я, может, и остепенился бы. Есть в ней что-то такое...
Дальше не выдержал мой спутник.
- Есть-то есть, да не про вашу честь, - сообщил им Можайский.
- А, Дима пришёл! - тепло промурлыкал Распутин, поворачиваясь и при этом ловко делая шаг к лестнице. К левой стороне лица он прижимал кем-то сделанный компресс. – Вернулись, значит… вместе. А мне бежать пора, концерт с минуты на минуту начнётся.
В бликах светотеней трудно было понять рад он или не раз нашему примирению. Но мне сейчас было все равно. Я держала за руку человека, рядом с которым быстрее билось мое сердце. Мы были разные как небо и земля, нас ничто не связывало, кроме болезненно-натянутой струны, связавшей сердца, у нас был только один шанс и миллион рисков его упустить.
Почувствовав, как Можайский накрыл мою ладонь второй рукой, захватив ее с двух сторон, я улыбнулась. Посмотрим…
Глава 21. Гости, которых звали и которых не звали
— Как вам сапоги?
- Очень вызывающие, я бы такие не взяла.
- Значит, хорошие сапоги, надо брать
«Служебный роман»
Второй день Дима приезжал с утра. Такое впечатление, что он срывался в дорогу до завтрака, потому что вручал цветы и сразу заказывал что-нибудь вкусное на доставку или тащил меня в кафе.
Потом мы гуляли и бесконечно целовались, даже начали подсчитывать сколько поцелуев приходилось на каждый из ближайших к парку домов. На этом этапе прогулки мы оба теряли голову от созерцания друг друга и ощущения щемящей близости, переставали стесняться прохожих и окончательно слетали с катушек.
Я заметила, что Можайский во время поцелуев не любил закрывать глаза, смотрел безотрывно, в то время как я предпочитала ничего не видеть, а просто улетать в томительные и волшебные ощущения прикосновения мужских губ.
А чтобы Дима не подглядывал, приходилось прикрывать его со лба по нос ладошкой. Он посмеивался, но не сопротивлялся.
В самом парке, укрытые деревьями мы совсем переставали стесняться и вели себя крайне бесстыдно. Сегодня я даже почувствовала его руку на своей груди и не запротестовала.
В конце концов я же держу свою ладонь где хочу, почему бы не разрешить то же самое своему парню. Затащив меня в один из диких, безлюдных уголков, он сначала как маньяк гладил меня по волосам и прижимался носом за ушко. И как-то само собой, совершенно незаметно расстегнул застежку бюстгальтера на спине, провёл тёплой рукой под блузкой, обхватил пальцами ноющий холмик, под которым быстро стучало сердце. Его дыхание стало горячим, касания губ превратились в едва ощутимые. Словно крылья бабочки они порхали по щекам, подбородку и шее. Я закрыла ему глаза, зажмурилась сама и улыбалась, молча, потому что слова были совершенно не нужны.
Когда где-то недалеко зазвучали голоса, он торопливо застегнул меня, тщательно проверил каждую пуговичку, и мы чинно отправились к моему дому.
- Чувствую себя подростком, - сообщил он, обнимая меня за талию. – В этом что-то есть, но может хоть разочек заглянем ко мне или останемся у тебя?
Почему-то в квартире я оставаться с ним не хотела, возможно, просто не доверяла ни себе, ни ему в опасной близости от зазывно мягкой и удобной кровати. Что-то внутри меня еще побаивалось форсировать отношения, требовало продлить конфетно-букетный период на… не знаю какой, но нужный срок.
Вчера смешливо дрогнувший уголком губ Можайский обнял меня и отправился работать, а я села за ноутбук.
Зато сегодня он ушёл особенно неохотно, долго стоял у лифта, перебирая мои волосы и целуя в ладонь.
Поэтому, когда в дверь позвонили снова, я была абсолютно уверена, что это вернулся Димка и сейчас начнёт меня уговаривать вместе… пообедать.
Но на пороге обнаружились совсем другие гости.
Эффектная блондинка лет двадцати пяти – двадцати восьми стояла ровным столбиком, сжимая в лапках клатч. Черное облегающее платье подчеркивало отличную фигуру аля Виктория Бэкхем. Длинная челка на один глаз спускалась до самого подбородка, завершаясь умопомрачительным локоном. Глаза не видно за стеклами темных солнечных очков.
- Дарья Рощина? – произнесла она хрипловато-бархатным голосом, низким для девушки, но все же чертовски неплохо звучащим.
- Да, добрый день. А вы…? – опасливо произнесла я.
- Это моя мама, твоя теща! – сообщил звонкий голосок. И из-за блондинки вынырнула Киреныш. В костюме енота. Да, да. То есть, без маски, но застегнутая полностью, до горла в парижскую красоту из искусственного меха.
Девушка заметно дрогнула, покачнувшись, и медленно сняла очки.
Хм… не двадцать пять, конечно. Но и не возраста, пригодного для выращивания великовозрастного Можайского.
- Мама-то я мама, - ржаво лязгнула она, словно медвежий капкан сработал вхолостую. – Но пока не теща, и даже еще не свекровь.
Коленки ослабли, это и спасло меня от позорного приседания в книксен. Я посторонилась, от растерянности совершая руками мельтешащие круговые движения, как мне казалось – приглашающие.
- Хватит мух разгонять, кисти держишь неправильно, - надменно сказала блондинка, зайдя в коридор и оглядываясь по сторонам. – Мы в гости с визитом, поставишь нам чаю? Дарья значит…
