Даниэла Стил - Калейдоскоп
— Боженька, — молилась она про себя, — сделай так, чтобы с ними не случилось ничего подобного!
Но нет, это невозможно! Артур Паттерсон пристроил их в семьи своих друзей, там даже не подозревают о таких вещах, не могут представить всех мерзостей, на какие способны такие, как Эйлин, Джек, Луиза, Мейда и Георгина.
Позже, копая яму, Хилари продолжала молиться Богу, чтобы все мучения достались ей одной. Боженька, делай со мной все, что хочешь, только отведи беду от Александры и Меганы! Умоляю, Господи!..
Подошла Георгина.
— Ты что, разговариваешь сама с собой?
— Я?.. Нет… — Хилари резко отвернулась, чтобы Георгина не видела ее пунцовые щеки.
— Ночью было неплохо… В следующий раз тебе тоже понравится.
Хилари превратилась в фурию.
— Нет! Ни за что! Не смейте больше трогать меня! Ясно? — она крепче сжала в руке черенок лопаты.
Георгина со смехом отошла. Подумаешь, испугала! Ночью ей будет нечем защищаться.
Так и вышло. Они с Мейдой проделали то же, что и в прошлый раз, и на следующий день Хилари ходила с остекленевшими глазами. Ждать спасения было неоткуда.
Через неделю явилась женщина из соцобеспечения и спросила, не слишком ли тяжела работа. Хилари поколебалась и покачала головой. Георгина пригрозила, что, если она пожалуется, загремит в колонию, а там все этим занимаются, с применением свинцовых трубок и бутылок — «не то, что мы с Мейдой». Хилари поверила. Все теперь казалось возможным — любые пытки. Так что она ответила: все прекрасно, — и ночные кошмары продолжились.
Они продолжались семь месяцев, пока Георгине не исполнилось шестнадцать лет и ее выпустили досрочно, как иногда поступали с несовершеннолетними, способными к самостоятельной жизни. Мать Мейды вышла из тюрьмы и взяла к себе дочь. Хилари осталась одна — против троих подростков, — и прошло несколько дней, прежде чем Луиза подыскала замену Мейде и Георгине. А пока что Луиза посчитала, что комбинация: одна девушка — трое ребят — безопасна, и не дала себе труда запирать двери. Ночью мальчики прокрались в спальню к Хилари. Она оборонялась, как дикая кошка, но силы были неравными, и парни сделали то, зачем пришли. Утром Хилари позвонила даме из органов соцобеспечения и попросила перевести ее в колонию для несовершеннолетних. Она не представила объяснений, а Луизе было наплевать.
В свою последнюю ночь у Луизы она стащила с обеденного стола нож и вилку и приготовилась встретить ночных посетителей. Одному эта вылазка едва не стоила руки; остальные в страхе отступили. Хилари никому ничего не сказала.
Через два дня за Хилари пришли.
Попав в колонию, она ни на что не реагировала и не отвечала на вопросы, поэтому ее поместили в одиночку. Прошло две недели, прежде чем начальство убедилось: девочка здорова, только худа, как спичка, и очень ослабла. Она отказывалась вставать. Они рассудили, что общество других детей пойдет ей на пользу. Диагноз был — «подростковый психоз».
Хилари поставили на работу в прачечной и поместили в спальню, где, кроме нее, было еще пятнадцать девочек. По ночам она слышала возню, вздохи и стоны, но ее не трогали, даже не заговаривали с нею. Через месяц ее направили в другой семейный дом, где было три девочки. Хозяйка попалась хорошая: не то чтоб добрая, но вежливая. И религиозная. Она то и дело унылым, безрадостным тоном читала им проповеди: мол, Господь покарает их, если они не примут веру.
Девочки пытались проникнуть за броню, которой Хилари окружила себя, однако ее молчаливая холодность обескураживала. Так что спустя два месяца ее вернули в колонию, а вместо нее взяли веселую, общительную и на все согласную одиннадцатилетку.
На этот раз Хилари так до конца и осталась в колонии. Она не завела ни одной подруги. Посещала занятия в школе, выполняла порученную работу и запоем читала все, что подворачивалось под руку. Она все продумала. Нужно выйти отсюда и получить образование. Чем усерднее она будет работать, тем больше получит знаний, тем вернее грядущее спасение. И Хилари целиком посвятила себя учебе.
В семнадцатилетнем возрасте она с отличием окончила школу, а на следующий день начальница пригласила ее к себе в кабинет.
— Поздравляю, Хилари. Мы наслышаны о твоих успехах.
«Мы»?
Кроме начальницы, в кабинете никого не было. Никто не приехал забрать отсюда Хилари. Так было девять лет, так будет всегда. Такова уж ее судьба. Она давно смирилась. Вот если бы найти Александру и Мегану… Но и эта надежда теперь казалась хрупкой. Хилари по-прежнему хранила за подкладкой чемодана десять тысяч долларов, но ее уверенность сильно пошатнулась.
Поехать к Артуру?
Да и помнят ли ее сестры?
Александре теперь тринадцать, а Мегане — девять. Она стала им чужой. На всем белом свете у Хилари не осталось никого, кроме нее самой. Поэтому она безучастно взирала на начальницу.
— Спасибо.
— Тебе предстоит сделать выбор.
— Вот как?
Хилари усвоила: слова о выборе не предвещают ничего хорошего — и приготовилась защищаться от новых посягательств. Время, прошедшее с тех пор, как она попала в первый семейный детский дом, научило ее многому.
— Как правило, наши воспитанницы остаются здесь до восемнадцати лет, но если воспитанница оканчивает школу до достижения этого возраста, она имеет право покинуть стены заведения.
— И что это означает? — Хилари подозрительно уставилась на начальницу. Изумрудные глаза были всего лишь двумя отверстиями в стене из стали, которой она отгородилась от всего мира.
— Это означает, Хилари, что ты свободна идти куда хочешь или остаться здесь, пока не решишь, что делать дальше. Ты уже думала об этом?
Еще бы! Только об этом и думала четыре года!
— Немного.
— Ну и… — разговаривать с Хилари было все равно что сидеть в кресле зубного врача во время удаления зуба, но она была лишь одной из многих, слишком сильно обиженных жизнью, чтобы доверять кому бы то ни было. Это трагедия, но ничего не поделаешь. Начальница продолжила: — Ты не поделишься со мной своими планами?
— Я обязана это сделать — иначе меня не выпустят?
У многих подростков родители сидели в тюрьмах; иногда их отпускали на поруки, и они были обязаны представлять сведения о себе. Может, это такой же случай? Однако начальница покачала головой.
— Нет, Хилари, не обязана. Просто мне хотелось помочь…
— Я справлюсь.
— Куда ты поедешь?
— Возможно, в Нью-Йорк. Это мой родной город, я хорошо его знаю.
Проведя полжизни вдали от Нью-Йорка, Хилари все еще считала его родным. Там живут ее сестры…
— Нью-Йорк — очень большой город. У тебя там есть друзья?
