Измена хуже предательства (СИ) - Летинская Лита
36.1
Случай рассказать дяде, а заодно боссу о своем интересном положении представился очень скоро.
Мой нос, как предвестник нехороших новостей, учуял их задолго до фиаско.
Ноздри щекочет терпкий тяжелый аромат сладких духов еще до появления их хозяйки в приемной. Едва удерживаюсь, чтобы не чихнуть. Растираю переносицу. Тут то и появляется носительница сладкого парфюма.
В приемную вплывает очень приятная, дородная дама, ее лицо излучает приветливость, от лучезарной улыбки, что сияет на ее алых губах. Но вместе с ее сиянием в приемную вплывают сногсшибательные, в прямом смысле слова, яркие, насыщенные сладостью и восточной пряностью духи. Одного вдоха этого аромата хватило, чтобы понять, вместе в этой комнате с ними мы не уживемся.
Стараясь не дышать, пытаюсь узнать у посетительницы цель визита. Но это бесполезно, запах просачивается внутрь даже не дыша. Желудок снова дает о себе знать болезненными спазмами, заставляя ретироваться бегством. Уношусь прочь, зажимая ладонью нос с обострившимся обонянием, оставляя посетительницу в приемной в полном недоумении.
Уборная забита сотрудницами, как будто сейчас не начало рабочего дня, а уже обед. Как хорошо что курилка находится дальше по коридору и помещение не задымлено, еще одной газовой? атаки я бы не выдержала.
К моменту, как я появляюсь из уборной меня преследует ощущение, что теперь весь офис в курсе моего положения. Девочки уж очень быстро ретировались, как только я заскочила в кабинку.
В коридоре меня ловит Светлана Анатольевна, и уводит в кабинет к дяде. Вздыхаю с облегчением, потому что вернуться в приемную, где все пространство заполонили восточно-пряные духи я не в состоянии.
Вполне возможно раньше такой аромат мог бы мне понравиться. Я люблю восточные нотки и сладость в духах, но не сейчас. Теперь они мне строго противопоказаны.
Дядя начинает суетиться, как только видит меня на пороге кабинета. Выскакивает из-за своего стола, хватает меня за руку, усаживает на диванчик. Не может быть, чтобы я так прескверно выглядела.
— Мариночка, что случилось? Ты вся бледная. Может кофе? — подтверждает он мои опасения.
— Дядь Саш не надо ничего, боюсь кофе мне сейчас не зайдет. — смотрю на дядю пристыженно. Нужно же сказать ему, что это мое вполне обычное состояние в последнее время.
Через несколько минут в кабинет входит Валера.
— Мне сказали вам стало плохо, — вглядывается в мое лицо босс, хмурится, увиденное явно ему не нравиться, — насилу нашел вас.
Ну вот все участники в сборе. Теперь можно и признаться. Я набираю в легкие воздух, наивно полагая, что это придаст мне решимости.
36.2
Ну вот все участники в сборе. Теперь можно и признаться. Я набираю в легкие воздух, наивно полагая, что это придаст мне решимости, но тщетно, легкие так же легко сдуваются, а я так и не выдаю ни одного звука.
— Вызвать врача? — Валера уже держит телефон на изготовку.
— Н-нет, не надо, — пугаюсь я, еще врача на мою голову не хватало, — мне просто нужно отдышаться, свежего воздуха глотнуть. Может прогуляться.
— Боюсь, как раз, свежего воздуха в моей приемной не осталось. — удрученно констатирует босс.
Я умоляюще смотрю на мужчин:
— Я не смогу вернуться туда.
— Ну что ты, Мариночка, так плохо? Что еще за авария у вас там, а я не знаю? — оборачивается к Валере дядя.
— Там Маргарита Сергеевна…
Кто она, мы не успеваем узнать, но дядя, кажется, ее итак знает, кивает. В кабинет вплывает Светлана Анатольевна с тремя кружками на подносе.
— Чай с лимоном и мятой, очень хорошо помогает при токсикозе. — объявляет она, ставя на кофейный столик поднос.
В этот момент я, наверно, краснею как рак, чувствую, как щеки и шею заливает покалывающий жар. Откуда она знает? Я ей точно не говорила!
Мужчины синхронно переводят свои внимательные взгляды со Светланы Анатольевны на меня. А я сижу пунцовая, стараясь хоть немного охладить щеки ладонями.
— Мариночка, ты беременна? — находится мой дядя.
Только и остается кивнуть в ответ. Но выдать, что-то внятное, через рот, не удается. Язык прилип к небу и отказывается шевелиться.
— Пейте чаек, Марина Павловна, — добродушно предлагает Светлана Анатольевна. — тут и медочек есть. Надеюсь у вас нет на него аллергии? — обеспокоенно.
Отрицательно качаю головой. Хватаю чашку и отпиваю глоток. То, что нужно. Горячий чай с освежающими нотками лимона и мяты, помогают привести чувства и мысли в порядок. Согревает конечности. В конце концов, об этом давно нужно было рассказать, успокаиваю себя.
— Это же прекрасная новость, — улыбается дядя, не забывая поглаживать по спине, сидя рядом на диванчике, — у меня наконец появиться внучатый племянник.
— Или племянница. Папа ждет внучку. — говорю я, наконец прорезавшимся голосом.
— Все равно прекрасная новость. Дети — это счастье! — сообщает воспрявший духом дядя.
Я знаю этот воспрявший дядин энтузиазм, сейчас пойдут дядь Сашины шуточки и достанется всем.
— Из декрета в декрет. Ну не везет вам, Валерий Александрович, с этой должностью. Предыдущая помощница тоже быстро в декрет выскочила не успела и полгода проработать.
Босс, так же, в недоумении, разводит руками, мол это не его вина.
— Уже третья в декрет выходит. — задумчиво тянет дядя. — Признайся Валера, ты заколдовал эту должность! — неожиданно переходит на ты, пуская в ход свое остроумие.
Валера сжимает губы, не знаю, то ли от нежелания высказаться, то ли от сдерживаемого смеха. Наконец выдает:
— Я к этому не приложил ни толики усилий.
— Мариночка, поезжай ка ты домой, — говорит дядя, когда его запал веселости иссякает, — до завтра клининг все почистит, проветрит, — увещевает дядя, — вызовете такси пожалуйста, Светлана Анатольевна. Пусть девочка придет в себя, оклемается, — это уже Валере.
Не буду говорить, как я переполошила всех домашних, когда вернулась с работы раньше времени.
37
— Мам, ну не хочу я рисовую, — настроение канючить, то есть никакого.
Достаю из холодильника свой обычный завтрак. Теперь это легкий, нежный творожок заправленный несладким йогуртом и присыпанный орешками и изюмом. Мама не оставляет попыток каждое утро скормить мне полезную молочную кашу, но на нее у меня не хватает аппетита.
Наш день теперь начинается так — мама готовит для нас с папой особое диетическое меню. Папе из-за лечения, в качестве поддержки терапии, мне — как мучимой самым жутким токсикозом, что бывает на земле. Это я конечно думаю, потому что другого не знаю, а мама говорит, что это нормально. Но как это нормально, если так плохо? Вот и гугл мне подтверждает, что девяносто процентов беременных страдают этим недугом. Настолько суровая цифра выдана мне, что я зависаю.
А как же работать спрашиваю я гугл? Он милосерднее статистики, отправляет на отдых. Вздыхаю, хорошо бы, но я уже подписалась на работу и придется нести эту ответственность до декрета.
Сажусь за стол со своей тарелкой вкусного и полезного, мама неодобрительно смотрит на нее, ей все кажется, что я недоедаю и моей деточке недостает питания. Но поздно пить боржоми, когда у тебя токсикоз.
Остался еще один каждодневный ритуал мамы — спросить не рассказала ли я Радиму о беременности. Вот и сегодня мама не удерживается от вопроса:
— Марина, ты рассказала Радиму?
Уже даже не нужно спрашивать, что именно, итак понятно. Ну и к чему этот вопрос? Она же знает, что нет.
— Он все таки тебе муж и отец ребенка, он имеет право знать. — как всегда мама выдает эту тираду нравоучительным тоном.
Да, все еще мужу. Божечки, с этой беременностью наш развод становится все более затянувшейся историей. К тому же придется отпрашиваться с работы чтобы решать этот вопрос. Заманчивая мысль маячит в голове, заняться всем этим в декрете, тогда и свободного времени будет предостаточно.