Анонимные грешники (ЛП) - Скетчер Сомма

Я хмурюсь.

— Лесничий чего? Нескольких дерьмовых деревьев и болота?

— Ты серьезно? — выпаливает она. — Заповедник Дьявола — всемирно известный природный заповедник. Здесь произрастает более трехсот различных видов деревьев и обитают тринадцать пар американских белоголовых орланов. Ты знаешь единственное место в мире, где зарегистрировано больше гнездящихся белоголовых орланов, чем в Дьявольской Яме? Йеллоустоун. О, и знаешь, что ещё? — она наклоняется вперед, сжимая в кулаке ткань моего пиджака. Моего пиджака. — Здесь обитают и другие редкие птицы. Лебедь-трубач. Скопы. Длинноклювые пыжики. Не говоря уже обо всех других животных — выдрах, пумах, британо-колумбийских волках, — откидываясь на спинку сиденья и сердито откусывая шоколад, она добавляет: — Это гораздо больше, чем несколько деревьев и болото.

Дождь барабанит по лобовому стеклу. Между нами потрескивают радиопомехи.

И внезапно все это обретает смысл.

— Альберто хочет построить отель на месте Заповедника.

Аврора напрягается, затем поворачивается, чтобы посмотреть в окно со своей стороны. От её неглубокого дыхания стекло запотевает, и она вытирает его тыльной стороной ладони.

Позволяя тишине повиснуть между нами, я снова обращаю своё внимание на дорогу, голова пульсирует. Несколько месяцев назад Большой Ал позвонил мне в офис и попросил о срочной встрече. Я уж точно не собирался лететь на побережье без всякой, блять, причины, поэтому он приехал ко мне в Лондон с чертежами подмышкой, Данте следовал за ним по пятам, как преданный пес. Он развернул чертежи на моем столе и ткнул толстым пальцем, унизанным кольцом, в середину обширного леса Заповедника Дьявола.

Уединенное место в лесу, сказал он, практически плюясь от возбуждения. Российские и Саудовские туристы обожают подобное дерьмо.

Я бросил один взгляд на чертежи, другой — на свои часы, а затем сказал и ему, и Данте, что меня это не интересует. Конечно, мне абсолютно наплевать на Дьявольскую Яму, но я знаю таких людей, как Альберто и его скользкий сынок. Дай им сантиметр, и они проедут километр. Один отель в Яме превратится в два, и не успею я оглянуться, как Дьявольская Яма станет территорией клана Бухты, как всегда хотел Данте.

И что с того, если это произойдет? Я никогда сюда не вернусь. Правильным поступком было бы передать землю Альберто и его сыновьям, пусть они делают с ней всё, что им, блять, заблагорассудится.

У меня нет причин говорить «нет», кроме того, что я злобный, упрямый ублюдок.

Несколько дней назад Альберто снова обронил эту идею в разговоре в сигарной комнате. Он сказал, что они всё ещё работают над планом, конечно, не в Дьявольской Яме, а на северном мысу в Бухте Дьявола.

Я кивал и мычал во всех нужных местах, но мне было абсолютно наплевать, что Альберто делает в пределах Бухты. Если подумать, было и правда странно, что он не стал настаивать на этом дальше. Что он не пытался оказать давление, предложить мне весь мир, пока я не согласился бы дать ему то, что он хотел, что, как я заметил, является его обычной тактикой в бизнесе.

Нет, он просто отпустил эту ситуацию. И теперь я понимаю почему. Он обманом заставил Аврору поверить, что заповедник — это его территория, и размахивает им у неё над головой, чтобы залезть ей между ног.

Костяшки моих пальцев, сжимающих руль, белеют. Я мог бы разрушить всю эту помолвку одним правдивым предложением. Мои мысли уносятся в более мрачное место: выходит ли она замуж за Альберто, потому что думает, что это спасет её драгоценный природный заповедник? Что бы она сделала для меня, если бы я сказал ей, что я единственный, у кого есть настоящая власть?

Статические разряды распространяются по всей длине моего члена. Блять. Я бы не стал тратить время на такую ерунду, как притворство в браке. Вместо этого я бы пустил в ход этот острый язык.

Внезапно её взгляд снова устремляется на меня.

— Что смешного? — огрызается она.

Я понимаю, что из меня вылетел смешок. Тот, который купается в неверии.

Я делаю паузу, проводя языком по зубам. То, чем занимается мой дядя, меня не касается. Кроме того, давайте будем честны — если она не даст ему то, что он хочет, контракт это или нет, он всё равно просто прогонит её. Этой цыпочке не нужно слышать моё мнение, но это не мешает ему слететь у меня с языка.

— Ты выходишь замуж за Альберто Висконти, чтобы помешать ему вырубить несколько деревьев в заповеднике. Господи Иисусе, — я запускаю пальцы в волосы, качая головой. — Ты ещё глупее, чем кажешься.

Я жду, что она огрызнется в ответ, но её реплики не последовало. Краем глаза я наблюдаю, как её розовый ротик так же быстро открывается и закрывается. Затем она сцепляет руки и снова обращает своё внимание на набережную Бухты Дьявола, расплывчато проплывающую за окном.

Плевать. Мне насрать, что делает эта цыпочка. Будь то свадьба с моим семидесятилетним дядей или прыжок со скалы.

Тепло проникает мне под воротник, и я расстегиваю верхнюю пуговицу. Я никогда не расстегиваю свою чертову верхнюю пуговицу.

Мы едем в тяжелом молчании, пока не подъезжаем к воротам особняка Альберто на берегу моря. Затем Аврора садится немного прямее. И снова начинает наматывать этот локон на палец.

Она прочищает горло.

— Итак, эм. Мы договорились?

Мой взгляд лениво скользит к ней.

— Договорились?

— Эм, мои звонки… ты ведь не будешь их слушать, верно? Это то, что ты сказал?

Выруливая на передний привод, я глушу двигатель и смотрю на неё. Впервые по-настоящему смотрю на неё, а не просто украдкой поглядываю, сидя во главе обеденного стола или поверх своего стакана виски в баре в подвале.

Выглядя так, она никогда не смогла бы быть грешницей. У неё слишком большие глаза. Каждая из её жалких тайн отражается в её радужках цвета теплого виски. Ее кожа слишком бледная и совершенная. Малейший грех заставит её покраснеть красивым розовым оттенком. Мой взгляд опускается на её пухлые, приоткрытые губы. И этот, блять, рот. Единственный звук внутри машины — тихое, неглубокое дыхание, вырывающееся из неё.

Знакомое чувство разносится по моим венам, как отвратительный вирус. Оно угрожает подорвать моральный ориентир, который я так усердно пытался выстроить за последние девять лет.

Но мне некого обманывать. Мой моральный ориентир: он такой же хрупкий, как карточный домик, и если Аврора сделает ещё один такой, блять, вдох, она всё разрушит.

Блять. Мой приборный щиток показывает, что на улице 9 градусов, но здесь чертовски жарко. Хотел бы я, чтобы мой Bugatti не был таким маленьким. Может быть, тогда я не чувствовал бы исходящий от неё жар или сладость её духов.

Сжимая руки в кулаки, я отвожу взгляд и впиваюсь взглядом в логотип автомобиля, выбитый в центре моего руля.

— Сделка должна быть выгодна обоим сторонам, Аврора, — её горячее, неглубокое дыхание приостанавливается. Слава Богу. — Что я получу взамен?

— Что?

Её шепот доносится прямо до моего члена.

— В этом мире нет ничего бесплатного. Как ты собираешься купить моё молчание?

Воздух такой густой, что я мог бы высунуть язык и попробовать его на вкус. Какого хрена ты делаешь, Анджело? Я не должен был играть в эти игры с невестой моего дяди. Я должен броситься в её сторону, рывком распахнуть дверь и сказать ей убираться вон. Избавить машину от её гребаного запаха ванили и шоколада, тяжелого дыхания и этих блестящих светлых волос, которые, я знаю, я буду находить повсюду в течение следующих нескольких дней.

Но затем её голос становится низким, страстным, хриплым.

— Ну, и чего же ты хочешь?

Блять.

Я перевожу взгляд с руля обратно на её лицо. Её глупое, девичье личико и эти большие янтарные глаза, которые сейчас шире, чем обычно.

Жар пробирается под мою кожу, как зуд, от которого я не могу избавиться. Я расстёгиваю ещё одну пуговицу. Провожу рукой по подбородку. Затем я издаю тихий горький смешок, который будто мне не принадлежит.