Измена.Любовь (СИ) - Рэй Далиша

Никогда не думала, что спонтанный, яростный секс на неудобной жесткой тумбочке приведет меня в такой восторг.

Что меня будет подбрасывать от нетерпения и жадного голода, горящих в всегда спокойных глазах этого мужчины. Что я начну стонать и извиваться от прикосновений его жестких пальцев, с силой впивающихся в мое тело.

Даже не думала, что буду плавиться от его шепота возле моего виска, и взвизгивать от удовольствия, когда его зубы чувствительно прихватят меня за мочку уха.

И сама начну кусать и царапать его в безумной горячке, пока он сильно и ритмично двигается во мне. Каждым движением рассылает по моему горящему телу ослепительные вспышки удовольствия, от которых я начинаю трястись и закатывать глаза. И что-то выкрикивать, бессмысленное и дикое, словно очумевшая мартовская кошка, дорвавшаяся, наконец, до любви…

Позже, когда накрывшее нас безумие отхлынуло, возвращая слух и зрение, мы, все-таки, добрались до спальни. Даже смогли раздеться, прежде чем без сил рухнуть в постель.

Обнялись, сплелись телами, словно созданными для того, чтобы прижиматься друг к другу. Я втянула в себя его горьковатый запах. Запустила пальцы в темные волосы на груди и, чувствуя себя на седьмом небе от счастья, смеясь потребовала:

— Рассказывай, что во мне тебе нравятся больше всего. Ты обещал в ресторане!

— Только одно, — ответил он, нагло посмеиваясь. — Это твой восхитительный характер, Павла Сергеевна. Чудо, а не деталь твоей многогранной личности.

— За это не будет тебе чая в моем доме. Никогда! — прошипела я мстительно. — А на завтрак приготовлю тебе геркулес без масла и соли. И только попробуй не съесть!

— Ха, напугала кота мышкой! Я твою овсянку съем на раз-два. Но за это на обед поведу в ресторан, где кормят только пельменями и варениками. И прощай твой балетный вес!

— Ха два раза, напугал козу барабаном! Моему весу от порции вареников ничего не сделается. Особенно, если после этого я займусь сексом с энергичным мужчиной!

— И где же ты такого найдешь? — усмехнулся Платон и пощекотал меня по ребрам.

Я взвизгнула и погладила его по животу, наслаждаясь твердостью мышц. Платон рвано выдохнул и предостерегающе прорычал:

— Павла! Допрыгаешься!

— А что я? Мне надо начинать завтрашние вареники с боков сгонять, — я притворно тяжело вздохнула, приподнимаясь на локте и целуя в ямку между ключиц, где его мужской запах был особо острым.

— Па-авла… — длинно вдохнул, подхватывая меня за бока, и усаживая на себя сверху. Обласкал мое тело затуманенным взглядом и хрипло шепнул, заставив меня задохнуться от удовольствия: — Теперь ты моя, красавица…

Глава 39

Утром я проснулась первой. Полежала, рассматривая сладко спящего рядом мужчину. Стараясь не разбудить, провела кончиками пальцев по мускулистому плечу, к которому прижималась. Не удержавшись, осторожно поцеловала вкусно пахнущую щеку с пробившейся за ночь щетиной.

С усилием заставила себя подняться и побежала в душ, а затем готовить ему обещанную кашу.

Я как раз выключила конфорку под кастрюлькой, когда в кухню, шлепая по полу босыми ногами ввалился абсолютно голый, лохматый со сна, зевающий Платон. Подхватил меня за бока, прижал к себе и поцеловал. Потом отодвинулся и проворчал:

— Ты чего меня одного в постели бросила? Проснулся, а тебя нет… Я же говорил, что не люблю спать один…

— Я тебе кашу сварила. Умывайся скорее, и за стол.

— Как за стол? А мой утренний секс? — изумился он, и показал глазами на очевидное свидетельство своего желания. — Я соскучился.

— Платон! — зашипела я, млея от прикосновения его рук. И не только рук. — Мы с тобой всю ночь… спали вместе!

— Так сама говоришь, что ночью. А сейчас уже утро и я соскучился.

И не слушая мои хилые возражения, подхватил под попу и понес обратно в спальню…

— Вкусно. Зря ты меня пугала своей кашей, — Платон отодвинул тарелку и довольно погладил себя по подтянутому животу.

Уже ближе к обеду мы все-таки добрались до кухни, и сейчас, довольные и расслабленные, мирно завтракали.

— А кофе дашь?

— У меня нет кофемашины, поэтому или растворимый, или сварю в турке, — стараясь не улыбаться во все тридцать два, я поднялась с табуретки и полезла в шкафчик над плитой.

— В турке, конечно. С молоком, но без сахара.

— Да помню — утром кофе с молоком, после обеда только черный. Я, как-никак, ваш личный помощник, Платон Александрович, и вкусы своего шефа уже немного изучила.

— Поэтому в кашу положила сушеных ягод? — он с удовольствием глянул на меня. — Мне бабушка так готовила в детстве завтрак: овсянка или манка, а в нее клала много-много масла, и обязательно изюм или сушеную чернику. Я обожал ее каши.

— У меня клюква, не черника. И масла там совсем немного, — я отвернулась, делая вид, что занята кофе. На самом деле, чтобы не растаять окончательно от его слов. Надо же, каша моя ему понравилась! Ковяшкин за три года нашего брака ни разу мою стряпню не похвалил. А Платон две тарелки слопал, и спасибо сказал!

— Все равно вкусно. Какие планы на день? — без перехода поинтересовался он, подтягивая меня к себе. Усадил на колени, обнял и зарылся носом в ямку у основания шеи. — Сходим куда-нибудь, или дома останемся. Я за второй вариант!

— Я сегодня с Машей ужинаю, — мои пальцы занырнули ему в волосы, с наслаждением их перебирая. — В шесть вечера.

— Ты уверена, что тебе это нужно? — он наклонил голову, подставляясь под мою ладонь и довольно жмурясь. — Мне совсем не понравилось то, что вчера происходило в ресторане.

— Мне тоже, — призналась я. — Поэтому и хочу поговорить с ней и расставить все точки над «и».

— Какие именно точки? Ты ничего не должна объяснять ни Маше, ни кому-либо еще. Наши с тобой отношения — только наши, и никому до них не должно быть дела.

— Платон, — я взяла в ладони его лицо и повернула к себе. Заглянула в довольные глаза. — Это ты уверенный в себе альфа- самец, а не я.

— Павла… Да ты в сто раз увереннее меня, — он вдруг сделался очень серьезным.

Развернул мое лицо к себе и пристально посмотрел в глаза:

— Я наблюдал за тобой — ты любому легко дашь отпор. Почему в отношении Маши или твоей сестры в тебе просыпается такая неуверенность?

Ну ладно, про сестру я еще могу понять — семья и все такое. Хотя, если семья на тебя кладет с пробором, почему ты должна с ней считаться… Но Маша? Я, правда, не понимаю.

— А у тебя нет каких-то комплексов? Ну, такого, что тригерит тебя без всякой видимой причины? Ты… Ты ушел, когда я сказала, что не доверяю тебе. Почему?

Платон помолчал, внимательно рассматривая мое лицо, словно силился понять что-то неведомое ему. Потом вздохнул:

— Поймала. Да, я был зол, когда услышал эти твои слова. Для меня узнать, что близкий человек не доверяет мне… неприятно. А ты была как пугливая, подозрительная белочка, которая хочет взять орешек с протянутой ладони, и не решается.

— Да и сейчас такая-же, — добавил с досадой.

Притянул меня к себе, крепко стиснул и прошептал:

— Я никогда не обману твое доверие, Павла. Просто поверь и все.

— Это трудно, Платон. Меня столько раз обманывали… Муж. Сестра. И мама…, - я уткнулась ему в плечо, обняла за шею: — Больше всего на свете я боюсь стать такой, как они, и делать подлости близким людям. И поверить кому-то мне тоже трудно.

Ты сказал, что у тебя нет отношений ни с одной женщиной, а я подозревала, что есть с Машей. Еще до того, как я устроилась к тебе работать и ты начал за мной ухаживать, Маша рассказывала, что встречается с тобой. И что она ждет от тебя предложения о замужестве.

Да и та Ася в ресторане сказала, что у тебя есть невеста по имени Маша… В общем, все совпадало. Указывало на то, что у тебя есть женщина, и это моя подруга. А ты говорил, что нет…

— И ты, наученная горьким опытом, решила мне не верить, — усмехнулся Платон. — Почему, все-таки, надумала и соблазнила меня?