Татьяна Алюшина - Свидание вслепую
Молодой кормящей матери не рекомендовалось гулять ночами по дискотекам и кафе. Вот подруга и отрывалась по полной за двоих – и без каких-либо происшествий, поскольку провоцировать их было некому.
Ох! Он так ухаживал!
Лихость всячески демонстрировал – летел то на клумбу за цветами, то за ее улетевшим шарфиком – в одежде в море, и брассом, брассом! И – по морде какому-то забулдыге, что-то невразумительное промычавшему в адрес Зины. Носил ее на одной согнутой руке, как ребенка, ведь она была легонькая и маленькая, поигрывая мышцами и демонстрируя великолепную физическую форму.
А форма, надо вам сказать, была-а-а!
И цветочки, и шампанское, и стишочки читал при луне, и жаркие признания в любви шептал в ушко. Вообще-то Зинаида к своим восемнадцати годам имела острый и насмешливый ум и мудрость житейскую, так что на всякую такую шняжку не велась. Но уж больно все было красиво, с напором, лихо, по-гусарски!
К тому же – солнце, море, музыка со всех сторон, улыбки, счастливые отдыхающие люди – все располагает!
Словом, огонь непобедимой любви никем не был вовремя потушен. Хотя попытки залить его остужающей водицей делались.
Через пять дней активного напористого ухаживания Зина пригласила Алексея в гости, по многочисленным и настойчивым просьбам родственников, давно переставших быть только Риткиными.
И родни той было!..
В старом доме на – как ни смешно – Дерибасовской верхний этаж одного из подъездов, то есть две большие квартиры, занимала самая близкая родня. Старший брат Софьи Львовны, соответственно – сын бабушки Симы и дедушки Левы, его жена Лариса и сын Аркадий. Квартиру напротив занимали старшая сестра дедушки Левы и старшая сестра бабушки Симы. Эту квартиру им оставили Риточкины бабушка с дедушкой, переехав в Москву: «та щоб жилье не пропало!». У этих двух сестер имелись свои дети и внуки, живущие не так далеко, тоже в центре. Через два дома от этих бабушек жила бабушка Ида, еще одна самая старшая сестра бабушки Симы, с семьей и дедушкой Изей.
«Ви можите себе представить, що это за семя?»
Произносить только так, без мягкого и разделительного!
Шумно, громко, много, двери нараспашку…
Почему-то все, как теперь принято выражаться, «тусили» именно в этих двух квартирах. Бабушка Ида была самой старшей, старше даже своего мужа дедушки Изи, а потому восседала во главе всего клана.
Вот в такой вот одесский хоровод Зина привела знакомиться Алексея.
Стол, как водится, ломился «до скрыпу»! По случаю знакомства собралась почти вся семья: «та ж Зиночкин первый улюбленный! Такое ж событие!»
«Улюбленный» имел бледный вид, ибо ничего подобного не ожидал, предполагая спокойную встречу, персоны на четыре-пять, максимум – за чаем, и не знал, что делать и где искать пятый угол, а лучше выход, чтобы свалить без потерь.
А потери намечались!
Первым делом, еще по дороге от входной двери к столу, дедушка Изя, цепко ухватив молодого человека за локоток, предложил со всем радушием:
– Та зачем вам, Алексей, спрошу я вас, входить у такие траты? – словно продолжил прерванный ненадолго разговор с хорошим знакомым.
– Какие траты? – перепугался до легкой зеленцы в лице Алексей.
– Таки снимать квартиру! У сезон! На курортном море! Ви должны жить у нас!
– Да ничего, я как-нибудь, – отлегло от души у Алексея.
– Да нибожемой! Только у нас! Давайте! – настаивал дедушка Изя.
– Что давайте? – терялся Алексей.
– Та боже ж мой, молодой человек! – перекрикивая гомон, плавно подвел ухажера к столу дедушка Изя, одаряя его «радушием открытой души» и щедрой улыбкой. – Та паспорт ваш давайте! Ми вас у момент здесь запишем, и живите в свое удовольствие!
Алексей не успел даже пикнуть: его паспорт оказался в руках дедушки Изи, а сам дядя Изя, как фокусник, в полмгновения исчез, образовавшись уже на другом конце стола. Паспорта, кстати, никто на курортах с собой не носит. Но Зина неосмотрительно сказала родне, что они сначала зайдут за билетом для Алексея, а потом уже домой.
– Все ша! – распорядилась бабушка Ида. – Що ви галдите, как Люська-паровоз на Привозе! Все за стол! – и совсем другим, почти нежным голосом обратилась к Алексею: – Ви садитесь, молодой человек, Зиночка нам родная! Ви тоже можите им стать.
Алексея с Зинаидой разделили столом и бдительными родственниками. Гостя с двух сторон подпирали дядя Марк и Аркаша.
И понеслось!
Отказаться от одесского гостеприимства и хлебосольства – все одно «що у душу плюнуть», и такие яства – шедевры кулинарии не едятся и не жуются, а «нектаром текуть» и, соответственно, запиваются. Прелюдия в этих тонах разморила и успокоила напряженного Алексея, он слегка опьянел.
Ну, и тут…
– Лешенька, – мягко начала стелить бабушка Сима. – Зиночка сказала, ви учитесь у Москве?
– Да, в Политехе, – порадовал «Лешенька».
– Ой, трудно, наверное? – и без перехода и ожидания ответа: – А сами из Петербурга будете?
– Да, – подтвердил разомлевший.
– А у паспорте у вас прописано место рождения и основная прописка у городе Харькове, – прищурившись, сообщил дедушка Изя с другого конца стола.
– Так я с бабушкой в Петербурге жил, а прописан у родителей, – насторожился, но пока не чрезмерно, Алексей.
– Бива-а-ает! – согласился дедушка Изя.
– Що он сказал? – громко спросила немного глуховатая бабушка Ада, старшая сестра дедушки Левы. Она считала, что человечество делится на два типа людей: те, у кого есть геморрой, и те, у кого он будет, поэтому нежничать ни с кем не надо – так и так закончится болями в заднице.
– Що прописан там, где геморрой, а живет у другом месте, – пояснили ей.
– А-а, – удовлетворилась ответом бабушка Ада.
Явилось новое поступление блюд, Алексею быстренько долили в рюмочку, предложили отведать – отведал, запил, похорошело, расслабился… и тут:
– А що у вас там написано «украинец», а отчество Абрамович? – продолжил чекистские «выкрутасы» дедушка Изя.
– У меня мама украинка, а папа еврей, – признался осоловевший Алексей.
– Бива-а-ает, – кивнул дедушка Изя.
– Що он сказал? – потребовала уточнения бабушка Ада.
– Що он почти немножечко еврей, – прокричали ей.
И в таком ключе – Марк с Аркашей следят, чтобы гость дорогой «усе съел и тщательно запил», дедушка Изя выясняет «диспозицию из жизни» молодого человека, бабушки, тети-дяди создают общий шум – и двигалось застолье.
К тому моменту, когда Алексей окончательно опьянел и объелся, дед Изя успел выяснить, що таки ему не двадцать один год, как он сказал Зинаиде, а…
– Извините, у паспорте двадцать шесть прописано…
– Да…
– Бива-а-ает…
А также выяснилось, как успешно и где молодой человек провел те самые позабытые пять лет: ах у армии, а потом слесарем…
