Джоджо Мойес - После тебя
Несколько минут спустя, когда я наконец сумела взять себя в руки, мы преодолели два марша шаткой пожарной лестницы. А возле окна в коридор я вдруг поняла, что у меня не осталось сил, и тяжело опустилась на ступеньку.
Лили сделала большие глаза, но продолжала терпеливо ждать. А когда до нее наконец дошло, что я не могу пошевелиться, уселась на ступеньку рядом со мной. На самом деле мы спустились всего-то на десять футов, но теперь, когда из окна проглядывался мой коридор, а по бокам были перила, я поняла, что ко мне вернулась способность нормально дышать.
– Я знаю, что тебе поможет. – Лили сунула мне под нос свою самокрутку.
– Ты что, реально хочешь, чтобы я обкурилась? На такой высоте? Надеюсь, ты не забыла, что я уже однажды падала с крыши?
– Это поможет тебе расслабиться, – сказала Лили, а когда я решительно отвергла ее предложение, добавила: – Ой, да ладно тебе. Ты что, самый правильный человек во всем Лондоне?
– Я вовсе не из Лондона.
Оглядываясь назад, я сама себе удивлялась. Это ж надо, мною манипулировала какая-то малолетка! Но Лили была похожа на тех реально крутых девчонок из моего класса, на которых мне всегда хотелось произвести впечатление. Поэтому, прежде чем она успела открыть рот, я взяла у нее косячок, неуверенно затянулась и постаралась не закашляться, когда у меня запершило в горле.
– Так или иначе, тебе всего шестнадцать, – пробормотала я. – Ты не должна этого делать.
Лили перегнулась через перила:
– А ты чувствовала к нему физическое влечение?
– К кому? К твоему папе? Поначалу нет.
– Потому что он был в инвалидном кресле?
Потому что он был похож на Дэниела Дэй-Льюиса[10]в фильме «Моя левая нога» и пугал меня до мокрых штанов, хотела я сказать, но было лень вдаваться в подробности.
– Нет. Его инвалидное кресло волновало меня в последнюю очередь. Он мне не понравился, потому что… он был очень сердитым. И агрессивным. Вряд ли можно почувствовать физическое влечение к такому человеку.
– А я на него похожа? Я нашла его фото в поисковике, но не могу сказать.
– Немного. Цвет волос. Возможно, глаза.
– Мама сказала, что он был реально красивым. Поэтому и стал настоящим засранцем. Ну, может, не только поэтому. – Лили повернулась ко мне. – Когда я действую ей на нервы, она всегда жалуется, что я совсем как он. «Боже мой, ты совсем как Уилл Трейнор!» Она всегда говорила «Уилл Трейнор». И никогда – «твой отец». Она хотела, чтобы Урод был моим отцом, хотя и ежу понятно, что он мне никто. Похоже, ей кажется, что если она станет постоянно твердить, что мы одна семья, то все так и будет.
Я сделала еще одну затяжку, и меня вдруг повело. Если не считать того вечера в баре в Париже, когда я полностью отключилась, я тысячу лет не курила травку. Я почувствовала прилив крови к голове, но не поняла, хорошо это или нет.
– Знаешь, я словила бы больший кайф, если бы знала наверняка, что совершенно точно не навернусь с этой чертовой лестницы.
Лили забрала у меня косячок:
– Блин, Луиза! Почему бы тебе немного не развлечься? – Она сделала глубокую затяжку и откинула назад голову. – А он говорил тебе, что чувствует? Чувствует на самом деле.
Она снова затянулась и передала самокрутку мне. Травка на нее, кажется, вообще не действовала.
– Да.
– А вы ссорились?
– Всю дорогу. Но и смеялись тоже.
– А он был в тебя влюблен?
– Влюблен в меня? Сомневаюсь, что здесь уместно слово «влюблен».
Я молча шевелила губами, пытаясь найти нужные слова, которых не было. Ну как объяснить этой девочке, кем были друг для друга мы с Уиллом? Что я сумела узнать его даже лучше, чем знала саму себя? И что никто на свете не понимал и не будет понимать меня так, как он? Разве она может хоть на секунду представить, что для меня потерять Уилла было равнозначно ранению в самое сердце, напоминающему о себе ноющей болью; пустоте, которую я не в силах заполнить?
Лили уставилась на меня во все глаза.
– Он был в тебя влюблен! Мой папа точно был в тебя влюблен, – захихикала она.
Это было так глупо, да и само слово настолько нелепо применительно к тому, что действительно происходило между мной и Уиллом, что я, сама того не желая, тоже захихикала.
– Папа тебя хотел. Умереть не встать! – Она судорожно вздохнула и повернулась ко мне. – Боже мой! Ведь ты могла быть МОЕЙ МАЧЕХОЙ.
Мы посмотрели друг на друга в притворном ужасе, и это ее заявление внезапно превратилось в непреложный факт, ставший самой забавной вещью, которую мы когда-либо слышали. Я чувствовала, что меня душит смех. Смех, от которого на глаза наворачиваются слезы и трясутся плечи. Я хохотала до колик в животе. Стоило мне посмотреть на Лили, как я заходилась в новом приступе истерического смеха. Я полностью отдалась этому безудержному веселью, ведь мне уже давным-давно не было так смешно.
– А вы занимались сексом?
И этот ее вопрос сразу все испортил.
– Ну хватит! Наш разговор становится странным.
Лили скорчила рожицу:
– Ваши отношения тоже кажутся странными.
– Вовсе нет. Они… Они…
Неожиданно я поняла, что это уже перебор. Крыша, расспросы, косячок, воспоминания об Уилле. Мы с Лили словно заклинаниями соткали из воздуха его образ. И я снова увидела его улыбку, почувствовала его лицо рядом со своим, хотя отнюдь не была уверена, что действительно этого хочу. Я слегка опустила голову, выбрала для себя точку на террасе на крыше и уставилась на нее через раздвинутые колени. Дыши! – молча велела я себе.
– Луиза?
– Что?
– Скажи, а он всегда планировал отправиться в то самое место? В «Дигнитас»?
Я кивнула. Мысленно повторила название, пытаясь подавить приступ растущей паники. Вдох. Выдох. Просто дыши.
– А ты пыталась его отговорить?
– Уилл был… упрямым.
– Вы ссорились из-за этого?
– До самого последнего дня, – тяжело сглотнула я.
До последнего дня. Почему я так сказала? Я закрыла глаза.
А когда снова их открыла, то обнаружила, что Лили за мной наблюдает.
– А ты была с ним, когда он умер?
Наши глаза встретились. Подростки такие жестокие, подумала я. Для них не существует границ дозволенного. И они ничего не боятся.
По глазам Лили я поняла, что она готовится задать очередной вопрос. Но, возможно, она была не такой храброй, как мне казалось.
– Ну а когда ты собираешься рассказать обо мне его родителям? – наконец спросила она.
