Рози Томас - Влечение
— У Зои день рождения.
Роб щелкнул пальцами.
— Нет проблем. Мы — крупные специалисты по дням рождения, особенно Зоиным. Официант — цветы, шампанское во льду!
— Ну ты нахал, — проговорила самая невзрачная из девушек. Остальные засмеялись.
— Шампанское — здесь? Скажи лучше — две чашки чаю.
— Мы собираемся на дискотеку, — сказала чернявая, обращаясь к Дэнни. Девушек вечно тянуло к нему словно магнитом. В отличие от Роба, в нем была какая-то уязвимость.
Дэнни глубокомысленно кивнул.
— Как тебя зовут?
— Кэт.
— Это еще что за имя? Что-то кошачье.
— Кэт — для твоего сведения — уменьшительное от Кэтрин.
* * *Джесс ехала домой из питомника. Каждая деталь пейзажа была до того знакома, что она их уже и не замечала.
Дитчли расположился в самом сердце Англии, и хотя от него было рукой подать до Бирмингема, Шеффилда и Ноттингема, так и остался заштатным провинциальным городком. Здесь Джесс росла, здесь стала свидетельницей того, как новые микрорайоны, торговые центры и парки постепенно съедали пригородную зону. Необозримые поля и луга съежились, их избороздили дороги, так что Джесс стало казаться, будто она живет на треугольном острове. Городишко был так себе, никакой романтики, но в последние годы приобрел налет модерна. Все равно что перезрелая матрона вырядилась в молодежную одежду.
Джесс печально усмехнулась. Вероятно, состарилась она, а не город. «Я только копчу небо. Стоило проторчать всю жизнь на одном месте, чтобы разочароваться в нем — или в самой себе…»
Чтобы уйти от горьких мыслей, она заставила себя думать о Джойс. Та еще раньше уехала домой, чтобы сменить сиделку подле матери. Перед лицом такого горя Джесс стало стыдно за свое нытье. Хватит расстраиваться из-за денег, неуверенности в завтрашнем дне и неотвязного чувства одиночества, которое разрасталось в ней, как опухоль. Нужно внушить себе положительную установку.
Это было ее любимое время суток. При всем своем однообразии знакомый пейзаж действовал успокаивающе. Джесс нравилось то, как дорога ручьем петляла в полях и впадала в транспортную развязку, а потом выныривала, чтобы, совершив несколько оборотов и миновав несколько тихих опрятных улочек, закончиться тупичком, где она жила.
В доме за разросшейся живой изгородью не было света. Джесс вошла, щелкнула выключателем, бросила взгляд на небольшую стопку коричневатых конвертов на тумбочке в прихожей и проследовала на кухню. Машинально смахнула в ладонь крошки со стола и выбросила в раковину. Поставила в холодильник забытую на столе масленку. Открыла морозильную камеру, скользнула взглядом по аккуратно сложенным мясным полуфабрикатам и вновь захлопнула дверцу.
В гостиной было прибрано и тепло: за час до ее возвращения включили центральное отопление. Здесь было много зелени — даже несколько фикусов и карликовых пальм. Джесс обошла их все, проверяя почву в горшках под густыми листьями. Заверещал телефон.
— Это я, дорогуша. Как прошел день?
Лиззи! Джесс улыбнулась и вместе с телефоном удобно устроилась в кресле, поджав под себя ноги.
Лиззи звонила из дома, за двенадцать миль отсюда. Сестры ввели в привычку каждый день разговаривать по телефону, даже когда их жизни шли разными путями. Раньше инициативу проявляла Джесс, опекая сестру, которая вела более экстравагантный образ жизни. Теперь настала очередь Лиззи задавать наводящие вопросы, осторожно прощупывать почву.
С трубкой в руке Лиззи плюхнулась на диван и начала свободной рукой массировать себе шею. Взгляд остановился на разбросанных на ковре игрушках. К кофточке прилип комочек детского питания. Не прекращая разговора, она принялась его отчищать. Лиззи была на четыре года моложе Джесс. Давным-давно, когда она, начинающая актриса, разрывалась между работой официантки и прослушиваниями в театрах, Джесс уже была женой и матерью. Их с Йеном дом стал для Лиззи родным. Сюда она приползала зализывать раны после очередной неудачи в любви или на сцене. А потом роли переменились.
— У меня все нормально, — ответила Джесс. — В это время года находиться в оранжерее — одно удовольствие.
Лиззи нахмурилась.
— В гордом одиночестве, среди горшков и навоза?
— Компоста. И то он применяется на открытых делянках.
— Джесс, тебе пора бросать это дело.
— Оно меня устраивает.
В последнее время Лиззи повела решительную борьбу за «возвращение Джесс к жизни», но в этот вечер она чувствовала себя слишком усталой. Что вы хотите — с годовалым ребенком на руках. Теперь-то он уснул — розовый и душистый после купания. Лиззи захлестнула волна нежности, почти вытеснив тревогу за Джесс.
Они обменялись незначительными новостями. Потом Лиззи услышала звук ключа, поворачиваемого в замочной скважине. В комнату вошел Джеймс. Она послала ему лучезарную улыбку и, в ответ на его вопросительный, взгляд, одними губами изобразила: «Джесс». Муж понимающе кивнул и вышел, чтобы на цыпочках подняться на второй этаж и полюбоваться спящим младенцем.
«Господи, — в который раз подумала Лиззи, — неужели это не сон и мне действительно выпало такое счастье?» Ей исполнилось тридцать девять лет; последние полтора года ознаменовались важными и невероятно радостными событиями: она встретила мужчину своей мечты, вышла за него замуж и подарила жизнь сыну. А незадолго до этого судьба ее сестры тоже сделала крутой поворот, только в противоположную сторону: после двадцати трех лет совместной жизни брачный союз Джесс и Йена распался.
— Я же волнуюсь за тебя, как ты не понимаешь?
— Прекрасно понимаю, Лиз. Ты хочешь, чтобы я кого-нибудь нашла и была счастлива, как ты. Но наши судьбы никогда не совпадали, с чего бы теперь им стать одинаковыми?
— Тебе вредно быть одной.
Одиночество Джесс было единственным облаком на безмятежно голубом небосклоне ее сестры. Рождение сына пробудило в Лиззи материнский инстинкт, часть которого распространилась на Джесс.
— Я не одна. И вполне довольна жизнью.
Лиззи картинным жестом, словно перед кинокамерой, отбросила за спину длинные волосы.
— Дорогуша, нельзя жить только ради сына, это не на пользу вам обоим.
В голосе Джесс прозвучало предостережение:
— Я живу не ради Дэнни или кого бы то ни было. Я целых двадцать три года была только женой и матерью. А теперь хочу быть только сама собой.
— Извини.
Джесс улыбнулась, прижимая к уху телефонную трубку.
— За что? За то, что ты такая, какая есть?
Роли в мгновение ока переменились — теперь уже Джесс покровительствовала сестре.
