Татьяна Краснова - Девушка с букетом
Варя нисколько не была расстроена из-за ранних звонков и нахмуренного неба – это каким-то образом вписывалось в непредсказуемость предпраздничного утра. И потом, ее так все любят, всем так не терпится с ней поговорить! А горячий кофе, диван и осенняя погода – в самом этом сочетании пряталось еще что-то хорошее. Она догадалась почти сразу и догадке обрадовалась: настоящая осень, простуда и не надо идти в школу – вот что!
Как раз на этом самом диване, классе в пятом, она первый раз и увидела волшебные деревья. Ей, болящей, дали виноград, который быстро кончился, а оставшиеся веточки были точно такими же… если поставить их вертикально… как голые деревья за окном! И крошечная сморщенная виноградинка болталась, словно уцелевший листик! Варя быстро нашла картонку, пластилин и устроила из маленьких деревьев печальный облетевший сад и устелила его настоящими опавшими листьями, которые тут же насобирала, приоткрыв окно и опасливо оглядываясь, с железного подоконника. И нащипала ваты из диванной подушки и бросила на веточки первый снег. Мама, заглянувшая в комнату, ничего не сказала, только принесла учебники и домашнее задание, которое продиктовала по телефону Лена.
Но Варю было уже не остановить. Открытия шли одно за другим. Сначала она увидела, что отдельный листик выглядит как целое дерево, со стволом и кроной, причем каждый – как его родное дерево, и можно составить из них разноцветный лес или парк. Потом оказалось, что лепестки некоторых цветов – точь-в-точь крылья, и ее лес можно населить птицами и порхающими бабочками, полупрозрачными и трепетными. Потом она поняла, что в дело годятся еще и стебельки, хвоинки, семена, кленовые и липовые крылышки – любой растительный материал. И если на темно-синюю бумагу положить ярко-оранжевый цветок вроде георгина, под ним, в рядочек, несколько отдельных лепестков, а рядом – светлый изогнутый листик ландыша, то это будет уже расплавленное вечернее солнце, опускающееся в море, солнечная дорожка на волнах и летящий, подсвеченный парус. И эта картинка будет не такой, как нарисованная, а еще интереснее, а ее краски – еще живее, потому что вобрали в себя живое солнце.
Причем нарисовать то же самое было бы гораздо проще и быстрее – но Варя готова была часами передвигать по листу бумаги свои сокровища, дожидаясь, пока они расположатся тем самым единственным рисунком, который угадывает только она. Ей казалось, что этим чудодейством занимается она одна на целом свете, и, если не сделать картину, ее просто не будет – не появится же она сама собой. И умрут хрупкие засушенные лепестки, и превратятся в простой мусор ее травинки и веточки, как бесчисленные стебли и ветки в лесу, на дорожках, под ногами, под метлой дворника. Которые – все! – могли бы стать картинами, если правильно расположить их на бумаге… Тогда еще не было специальных книжек по этому виду искусства, но Варя готова была постигать все сама, ей не надо помогать – только бы не мешали!
– Опять горы пыли и мусора?! – грозно вопрошала мама. – Мы же договаривались! Рабочий стол – это святое место, и его надо содержать в чистоте!
И Варя кидалась за влажной тряпкой – грозные напоминания были все-таки лучше, чем уборка, которую, потеряв терпение, производила мама. Один раз Варя увидела, как она, помыв пол в ее комнате, с досадой встала перед столом, где конечно же все лежало так, как нужно было для работы, но выглядело как беспорядок, – и размашисто, той же половой тряпкой навела чистоту. И возражать было бесполезно – мама всегда точно знала, что кому следует делать, и Варя, помимо обвинений в нарушении договора об уборке, услышала бы, что она занимается ерундой, вместо того чтобы учить таблицу умножения или слова с непроверяемыми гласными – и таблица, и слова были крупно написаны на ватманских листах и развешаны по стенам.
Папа не противоречил маме, но и не присоединялся, и на таблицу умножения не указывал. Он незаметно откладывал для Вари куски обоев, оставшиеся от ремонта, сверлил в листе фанеры, под которым сушились растения, дырочки для вентиляции, потихоньку освободил для сушки место на чердаке и починил протекающую крышу. Папа, который никогда не приносил с работы даже карандаша, однажды чуть не попался на колхозном поле, где с риском для жизни обдирал кукурузные початки – листья, которыми они обернуты, были прекрасным фоном для картин из цветов. Газеты, нужные в больших количествах, чтобы перекладывать растения, сохнущие под прессом, аккуратно складывались в стопочку на подоконнике. И складываются по сей день.
Варя еще раз фыркнула на «Растущий и хорошеющий край», глянула за окно – как будто уже не капает. А не забежать ли в самом деле к Ане? До вечера все-таки еще долго.
Засохший лист
Из зарослей шиповника выглядывали остроносые мордочки нераспустившейся сирени. Они так же недоуменно смотрели на Варю, как и Варя на них. Никогда такого не было, чтобы сирень в это время не зацвела! В мае Белогорск всегда клубился сиреневыми облаками всевозможных оттенков, в июне их сменяли белые и розовые волны шиповника. А сейчас Варя шла по абсолютно бесцветной улице, шла налегке, не считая зонтика.
Папку с файлами, купленную вчера в Москве, пришлось оставить дома. А ведь как предвкушались бесцельные летние блуждания с пощипыванием там и сям приглянувшихся цветков, веточек! С собой при этом обязательно должно быть несколько твердых папок – для нежных бутонов и мягких стебельков и для более грубых листьев и веток – иначе домой принесешь труху. А теперь получается, что все принадлежности, аппетитно пахнущие новеньким, за которыми она так вдохновенно бегала в лавку для художников, в канцтовары и прочие магазины, будут валяться дома, ненужные. И нежно-голубой крепдешиновый сарафан и соломенная шляпка – тоже. Не от холода же ее надевать. А серебристый плащ в такую хмарь казался просто серым.
Погода, о которой говорили с Варей обе подруги, была для нее не проходной темой, а самой главной. Лето кормит весь оставшийся год запасами материала. А если и дальше так пойдет, что запасать-то? И когда? Ни в дождь, ни после дождя растения не собирают.
В заплаканном парке зонтик пришлось раскрыть, потому что капало со всех деревьев, но небо неожиданно просветлело, и Варя зашагала бодрее, прикидывая, как срезать путь до Аниного дома. Аллея разбегалась на две дорожки, и на одной из них, на сыром асфальте, была нарисована мелом стрелка и крупно написано: ТУДА. Ну, туда так туда.
Ее обогнала женщина с прогулочной коляской, загорелая, несмотря на холод, одетая в бриджи и майку, на которой сзади написан целый текст, и Варя, ускорив шаг, прочитала:
«Большое спасибо, НО:
