Сьюзан Ховач - Грехи отцов. Том 1
— Нормально. Смогу ли я сегодня тебя увидеть?
— Ладно…
— Я солгал. Я чувствую себя ужасно. Как насчет выпивки? Я буду сидеть на кухне, пока ты будешь стряпать.
— Хорошо, давай.
— Ты самая лучшая девушка во всем Нью-Йорке. Я уже еду.
Я познакомился с Терезой в доме моего друга Кевина Дейли четыре месяца назад. Ежегодные рождественские вечеринки Кевина стали единственным случаем, по которому я, Джейк Рейшман, Корнелиус и Кевин, встречались под одной крышей; летние каникулы в Бар-Харборе под покровительством Ван Зейла остались для всех нас в далеком прошлом.
— Братство Бар-Харбора! — воодушевленно воскликнул Кевин, когда мы все четверо встретились после войны. — Или же точнее «мафия Бар-Харбора»!
Действительно, слово «братство» звучало слишком сентиментально для описания уз, существовавших между нами, и даже слово «дружба» не подходило для точного обозначения наших отношений. Раньше мы с Джейком изредка встречались и обсуждали дела, но с тех пор, как Джейк возглавил собственный банк, он предпочитал иметь дело исключительно с Корнелиусом. Корнелиус регулярно встречался с Кевином на собраниях правления Фонда изящных искусств Ван Зейла, но редко виделся с ним неофициально, в то время как я почти потерял связь с Кевином до того, как встретил Терезу. На первый взгляд казалось, что мы с Корнелиусом были дружнее всех, но я подозревал, что ближе всего Корнелиусу был Кевин. Они встречались на равных. Корнелиус любил клясться, особенно после бокала шампанского, что он считает меня своим братом, и всегда старался держаться на равных, постоянно повторяя, что я незаменим, но оба мы ясно осознавали истинное положение. Это была темная сторона наших отношений, которую мы молчаливо признавали, но никогда не обсуждали. Незаменимых, как известно, нет. Я знал это так же, как то, что Корнелиус всегда будет боссом, а я — если не потеряю благоразумия — его правой рукой, но я не тратил зря времени на то, чтобы размышлять на эту тему. Это была правда жизни, и ее следовало принимать без лишнего шума.
— Вы, банкиры! — говорил Кевин презрительно, когда мы напивались до того, что пускались в воспоминания. Он не скрывал своего неуважения к Уолл-стрит, но следил за карьерой каждого из нас с неослабевающим интересом писателя, занятого поиском нового материала. В 1929 году, когда Кевин бросил юридический факультет Гарвардского университета, чтобы обосноваться в Нью-Йорке, где он намеревался стать писателем, из-под его пера вышел всего один рассказ. Теперь уже много лет он писал пьесы. Ранние производили приятное впечатление, поздние вызывали лишь недоумение. Он давно уже переехал из модной мансарды в модный особняк в Гринвич-Виллидж, западной части Вашингтон-сквер.
Кевин полюбил свой дом. Как-то Корнелиус предположил, что этот дом заменил ему семью, которая не смогла смириться с его образом жизни. Бесспорно, Кевин потратил большую сумму денег на создание образцового дома. Чтобы не оставлять дом без присмотра, он превратил верхний этаж в мастерскую и решил сдавать ее внаем. Каждая из его квартиранток держалась не более полугода. Молодые, привлекательные, неизменно белокурые особы были либо писательницами, либо художницами или скульпторами; музыкантшам дорога была заказана, поскольку они создавали слишком много шума. Девушки приходили в восторг от платы за квартиру и оттого, что хозяин не стремился проложить дорогу к их спальне, однако неизбежно наступала ссора, после того как Кевин отказывался одолжить им денег. Кевин умел быть несговорчивым. До меня доходили слухи, что некие юноши с подобной категоричностью то и дело выставлялись из его дома, поскольку Кевин предпочитал жить один.
Он и жил один — за исключением очередной квартиросъемщицы, — когда на прошлое Рождество пригласил меня на вечеринку, и, как это часто случалось, я был единственным из братства Бар-Харбора, кто принял приглашение. Джейк всегда встречал Рождество в Калифорнии, а Корнелиус уже второй раз под каким-то предлогом отказался прийти.
— Не знаю, как ты можешь общаться с кучкой педиков, — презрительно произнес Корнелиус, но я лишь усмехнулся. Меня не интересовали сексуальные пристрастия других, а кроме того, у Кевина были лучшие вечеринки в городе.
Когда я приехал в его дом, около сорока гостей старались перекричать друг друга в просторной старомодной гостиной. У Кевина подавали обычные коктейли, чтобы угодить традиционному американскому вкусу, но вечеринки славились тем, что гости имели возможность опьянеть от шампанского.
К несчастью, в тот день благодарный клиент вдоволь угостил меня шампанским еще за ленчем.
— Я бы выпил виски со льдом, — сказал я нанятому на этот вечер официанту, и как раз нацелился на блюдо с икрой, как вдруг услышал позади себя чей-то возглас:
— Вы с ума сошли! Разве можно отказываться от бесплатного французского шампанского?
Я резко повернулся. Мне улыбалась пухлая молодая женщина с непослушными кудряшками, широким носом и огромным ртом. На ней было красное платье неподходящего размера, на шее висел золотой крест на цепочке. У нее были очень узкие, очень блестящие и очень темные глаза.
— Вы явно не имеете отношения к шоу-бизнесу! — добавила она смеясь.
— Потому что не пью шампанского?
— Не шутите, я думаю, что они принимают из него ванну.
— Вы актриса, мисс…
— Ковалевски.
— Простите?
— Тереза. Я новая квартиросъемщица.
Я был очень удивлен. Эта девушка слишком отличалась от стройных хорошо воспитанных блондинок, которых обычно селил у себя Кевин.
— А что случилось со шведкой Ингрид? — спросил я первое, что пришло в голову.
— Ингрид уехала в Голливуд.
К этому моменту она уже смотрела на меня с большим удивлением, чем я на нее.
— Вы не похожи на дружков Кевина. Должно быть, вы его юрист?
— Почти угадали. Я банкир.
— Что? Господи, здесь такой шум! Кажется, вы сказали, что вы банкир?
— Да. А вы чем занимаетесь, Тереза?
— Живописью. Вот это да, вы на самом деле банкир? Вы хотите сказать, что целый день стоите в будке кассира и раздаете деньги?
Я был очарован ее невежеством. Позднее я узнал, что она была очарована моим.
— Вы никогда не слышали об Эдварде Мунке? Вы никогда не слышали о Пауле Клее?
— Нет, — сказал я, — но очень хочу узнать.
После нескольких свиданий она имела некоторое представление о моей работе.
— Ты хочешь сказать, что я не могу прийти в твой банк с десятидолларовой бумажкой и открыть счет?
— Наш банк имеет дело с другими клиентами. «П. К. Ван Зейл и Компания» — это инвестиционный банк. Мы добываем деньги для крупных корпораций Америки, выпуская ценные бумаги, которые клиенты покупают для размещения капитала.
