Елена Колина - Личное дело Кати К.
Сначала Киса не отходила от меня ни на шаг, примеряла мои вещи, красилась моей косметикой и бесконечно водила ко мне своих подружек и их мам консультироваться по поводу овсянки без соли. А потом что-то случилось. Я не знаю, ЧТО произошло, честное слово, я ничем ее не обижала!..
И теперь Киса ведет себя ужасно: назло мне меняет имидж с панка на гота, томно роняет необидные задумчивые гадости, затем откровенничает и пугает меня мрачными настроениями, затем вдруг неестественно оживляется и, наконец, выпаливает обидные гадости – в общем, демонстрирует, какая она сложная натура и самая одинокая в мире Киса.
Я поймала Кисин взгляд – она сидела напротив меня с надменным лицом и мешала мне жить, любить и веселиться. Дима делал вид, что он не с нами, – ему всегда кажется, что если он закроет глаза руками, то мир его не заметит. Но я не такая – я не собираюсь не замечать Кису. Кончилось мое педагогическое терпение! Пусть только Дима уйдет, я ей все покажу! А пока не буду обращать внимания, а буду как ни в чем не бывало продолжать счастливый семейный завтрак.
– Знаешь что? Мне очень срочно нужно кое-что тебе сообщить, – обратилась я к Диме. – У нас дикий нечеловеческий холод! Давай поставим стеклопакеты.
– Стеклопакеты? Ни за что, – ответил Дима. – Шестнадцать градусов – это не холодно.
Я не возразила, только бросилась в прихожую, принесла детскую мутоновую ушанку, завязала уши, задрожала и защелкала зубами – вот видишь, как холодно!
– Не дрожи, – примирительно сказал Дима. – Я ненавижу стеклопакеты! Лучше я заклею окна.
– Мы не в средневековье, чтобы запихивать в окна газету и капроновые чулки! – рассердилась я. – Посмотри, разве у людей из окон торчат капроновые чулки?
Я подошла к окну с целью злобно пересчитать соседские стеклопакеты.
Наш дом – модерн начала века. Самый красивый дом на Петроградской стороне, в Питере, в России, в мире, во Вселенной. Из окна виден внутренний двор и вход в следующий проходной двор. В нашем доме таких проходных дворов семнадцать.
У подъездов на цепях качаются старинные фонари, они блокаду выдержали, на них снег падает так красиво или дождь – Питер…
…Вообще-то Дима прав – больнично-белые пластиковые нашлепки стеклопакетов на бедных старых стенах похожи на забинтованные раны. Некрасиво, безвкусно, фу!..
Пришлось снять ушанку и перестать щелкать зубами.
– Хорошо, я согласна с газетой и капроновыми чулками, – сказала я. – Купить тебе колготки для заклейки окон?
Колготки я куплю черные, прозрачные, 40 ден, с поддерживающим эффектом. Несколько пар 70 ден, на мороз. В трудные минуты можно будет вытаскивать колготки из окон.
– Когда ты заклеишь окна, когда, когда, когда? – спросила я. – Завтра? Лучше сегодня! Давай вечером, а?..
…Еще куплю несколько пар цвета загара, к юбке, – тогда, может быть, получится протянуть до весны.
– Не волнуйся, заклею, – обнадеживающе произнес Дима. – Заклейка окон у меня в плане на май.
Я уже достаточно его знаю, чтобы понять – он говорит совершенно серьезно. Диме всегда кажется, что все на свете может еще немного подождать. Его пациентам повезло, что он невропатолог, а не хирург, а то бы он их всех разрезал летом, а зашил к Новому году. Но заклейка окон не может так долго ждать, ведь в мае уже тепло и мне не понадобятся колготки…
Я вышла в прихожую проводить Диму. Когда мы только поженились, я почему-то думала, что в выходные мы все вместе будем ходить в Эрмитаж, в филармонию, ездить за город собирать листья или лепить снежную бабу, но не тут-то было – по субботам и воскресеньям Дима часто работает и всегда играет в теннис.
– Да… так о чем ты хотел со мной поговорить? – вспомнила я.
– Я?.. – рассеянно переспросил Дима. – Я хотел тебя спросить, может, нам лучше расстаться?
– Что?.. Что? – прошептала я. – Ты… я…
– Все плохо… Ты очень скоро меня разлюбишь, – с печальным удовольствием произнес Дима, взял теннисную сумку и ракетку и начал продвигаться к выходу, – мы с Кисой портим тебе жизнь…
– Нет! Нет! Что ты! Я ни в коем случае не разлюблю!.. – уверяла я. – Вы не портите, а наоборот, очень-очень украшаете, особенно Киса…
Дима пощупал мне пульс.
– Что-то частит… нет ли у тебя вегетативной дисфункции?.. – озабоченно сказал он, вздохнул на прощание и ушел играть в теннис.
Ну почему, почему, почему?! Ну, противная Кисища, берегись!
Киса сидела у себя, уткнувшись в учебник истории, а под учебник у нее была подложена книжка – думаю, что-нибудь вроде «Техники орального секса для школьников среднего и старшего возраста». На столе валялись сочинения, которые я писала для Кисы, – одно про Раскольникова, другое по «Мертвым душам».
Я не стала говорить Кисе: «Я так хочу стать тебе матерью». Какая может быть мать, если она выше меня в два раза. И в четыре раза худее.
Я не стала говорить Кисе: «Я хочу стать тебе другом». Мы уже два месяца были друзьями, а друзья так не поступают, чтобы без всякого объяснения причин перестать дружить.
Я не стала говорить Кисе, что она дорога мне как Димина дочь и тому подобную ерунду. Это заведомая неправда, – ни один человек не может быть мне дорог, как чей-то родственник или знакомый.
Я не стала говорить Кисе разные жалкие слова типа: «Мы с тобой должны его пожалеть и не расстраивать», – потому что она меня просто не услышит.
– Киса, ты хочешь, чтобы мы расстались? – без предисловий спросила я.
– Мы все расстались? И мы с Котиком тоже? – уточнила Киса.
– Ну, с Котиком ты сможешь продолжать отдельные отношения… Ты хочешь, чтобы мы с Димой расстались? – четко сформулировала я. Ни за что не скажу «с твоим папой», и никакая это не ревность с моей стороны, а просто не скажу, и все тут.
– Нет. Не хочу. Кто будет мне сочинения писать и английский делать? – также четко сформулировала в ответ Киса.
Может быть, это было непедагогично, но я сказала Кисе правду: ее папа, а мой муж Дима – невропатолог. Главный врач большой больницы. Очень сложный, тонко организованный человек, который так погружается в свои переживания, словно ныряет на глубину многих тысяч метров. Очень расстраивается из-за… из-за всего. А тут Киса постоянно что-то такое демонстрирует. И ему кажется, что Киса несчастна, и я несчастна, и только маленький Котик ничего не замечает, но когда вырастет, непременно заметит и тоже будет несчастен. И теперь Дима боится – вдруг у нас ничего не получится. Но если человек боится, у него и в самом деле не получается – это закон, и ничего тут не поделаешь. И я не собираюсь сидеть и смотреть, как у нас ничего не получается.
Так что Киса должна прямо сейчас решить, что ей больше нравится – быстро и решительно довести нас до развода или…
