Виктория Холт - Седьмая девственница
— Я непременно хочу посмотреть…
Голос был мне знаком. Это Меллиора Мартин, дочь нашего приходского священника. Я презирала ее за аккуратные льняные клетчатые платьица, всегда очень чистенькие, за белые длинные чулки и блестящие черные башмачки с ремешками и пряжками. Мне бы тоже хотелось такие башмачки, но раз я не могла их получить, то убедила себя, что отношусь к ним с презрением. Ей было двенадцать, как и мне. Я видела ее раньше в окне дома священника, склонившейся над книгой, а еще в саду под липой, где она читала вслух гувернантке или вышивала. Словно в тюрьме, бедняжка, думала я тогда и злилась, потому что больше всего на свете хотела научиться читать и писать, понимая, что скорее умение читать и писать, а не одежда и хорошие манеры дают возможность сравняться с другими. У нее были золотистые волосы — я называла их желтыми, — большие голубые глаза и белая, слегка тронутая загаром кожа. Про себя я называла ее Мелли, чтобы поубавить ей важности. Меллиора! Так красиво звучит. Но и у меня интересное имя. Керенса по-корнуэльски значит «мир и любовь», говорила мне бабушка Би. Что-то не слыхать, чтобы Меллиора что-нибудь означало.
— Ты измажешься. — Голос Джонни Сент-Ларнстона.
Теперь меня застукают, подумала я, да еще Сент-Ларнстоны. Но это был всего лишь Джонни, который, как говорили, только в одном и походил на отца — в его отношении к женскому полу. Джонни было четырнадцать. Я видела, как он ходил вместе с отцом, неся ружье на плече, потому что всех Сент-Ларнстонов учили стрелять и охотиться. Всего чуточку выше меня, потому что я была рослой для своего возраста, блондин, хоть и не такой светловолосый, как Меллиора, Джонни был не похож на Сент-Ларнстонов. Я обрадовалась, что это были они.
— Ну и ладно. Джонни, а ты веришь в легенду?
— Конечно.
— Бедная женщина! Быть замурованной… заживо!
— Эй! — Еще один голос. — Дети, слезьте-ка со стены.
— Мы смотрим, где нашли монашку, — сказал Джонни.
— Глупости. Нет совершенно никаких доказательств, что это монашка. Просто такая легенда.
Я отползла как можно дальше от дыры и гадала, не лучше ли мне выскочить и убежать. Я не забыла, что вылезать из дыры будет нелегко, и они меня наверняка поймают, тем более раз их так много.
Меллиора заглянула в дыру. Какое-то мгновение ее глаза привыкали к темноте, потом она ойкнула. Уверена, что девочка решила тогда, будто я — призрак седьмой девственницы.
— Ой, — начала Меллиора. — Она…
Тут появилась голова Джонни. Короткое молчание, а потом он пробормотал:
— Это просто какая-то деревенская девчонка.
— Осторожнее, там может быть опасно. — Теперь я узнала голос. Он принадлежал Джастину Сент-Ларнстону-младшему, — наследнику поместья, уже не мальчику, а молодому человеку, приехавшему из университета домой на каникулы.
— Да говорю вам, там кто-то есть, — повторил Джонни.
— Уж не хотите ли вы сказать, что леди по-прежнему там? — Еще один голос, который я узнала. Этот принадлежал Дику Кимберу, что живет в Дауэр Хауз и учится в Оксфорде вместе с Джастином.
— Иди посмотри сам, — позвал Джонни.
Я прижалась к стене еще плотней. Не знаю, что меня бесило больше, — то, что я попалась, или то, как они меня назвали: «какая-то деревенская девчонка!» Да как он смеет!
На меня смотрело еще одно лицо — смуглое, с шапкой темных всклокоченных волос, карие глаза смеялись.
— Явно не та девственница, — заключил Дик Кимбер.
— А похожа, Ким? — спросил Джонни.
Их отстранил Джастин и заглянул внутрь. Он был очень высокий и стройный, с ясным безмятежным взглядом и спокойным голосом.
— Это что такое? — сказал он.
— Это не «что», — ответила я, — а мисс Керенса Карли.
— Ты — девочка из деревни, — сказал он. — Ты не имеешь права здесь находиться, давай-ка вылезай.
Я заколебалась, не зная, что он собирается делать. Я представила себе, как он приводит меня в дом и обвиняет в нарушении границ поместья. Но стоять тут перед ними в своем ветхом платьице, которое мне было уже маловато, мне тоже не хотелось. Ноги у меня красивые, хоть и смуглые, но башмаков у меня не водилось, и ноги запачкались. Я мыла их каждый вечер в ручье, потому что очень внимательно следила за тем, чтобы быть такой же чистой, как благородные, но, поскольку у меня не было башмаков, к концу дня ноги всегда были грязными.
— В чем дело? — требовательно спросил Дик Кимбер, которого они звали Кимом. Впоследствии и я всегда мысленно называла его Ким. — Почему ты не вылезаешь?
Он собрался было шагнуть в нишу, но Джастин предостерег его:
— Осторожней, Ким, ты можешь всю стену обвалить.
Ким остался на месте.
— Как, ты сказала, тебя зовут? — спросил он.
— Керенса Карли.
— Очень пышно. Но лучше тебе вылезти.
— Уйдите отсюда.
— Тили-дили-дотце, — пропел Джонни. — Керенса в колодце.
— За что ж ее, бедняжку? — подхватил Ким. — Видать, грешила тяжко.
Они смеялись надо мной, а когда я вышла из дыры, готовясь убежать, они обступили меня кольцом. На долю секунды мне вспомнились стоящие кругом камни, и меня вновь охватило жуткое чувство, которое я испытала в стене.
Они, должно быть, отметили различие между нами. Я — с иссиня-черными волосами, большими глазами, которые казались просто огромными на маленьком лице, с нежной оливковой кожей. И они — такие чистенькие, такие хорошо воспитанные, даже Ким с его взлохмаченными волосами и смеющимся взглядом.
Голубые глаза Меллиоры выражали беспокойство, и в этот момент я поняла, что недооценивала ее. Она была мягкой, но не глупой, и понимала гораздо лучше, чем остальные, как я себя чувствую.
— Тебе нечего бояться, Керенса, — сказала она.
— Да неужели! — возразил ей Джонни. — Мисс Керенса Карли виновна в нарушении границ владения. Она попалась на месте преступления. Мы должны придумать ей наказание.
Конечно, он просто меня дразнил. Он ничего бы мне не сделал; мои длинные черные волосы не остались незамеченными, и я видела, как его взгляд застыл на моем плече, где сквозь порванное платье виднелась кожа.
— В пословице, помнится, говорится о кошках, — сказал Ким, — но не только кошки умирают от любопытства.
— Поосторожнее, — велел Джастин. Он повернулся ко мне. — Ты вела себя очень глупо. Разве ты не знаешь, что опасно лазить по только что обвалившейся стене? И вообще, что ты тут делаешь? — Он не стал дожидаться моего ответа. — Давай-ка убирайся… и чем быстрее, тем лучше.
Я ненавидела их всех — Джастина за его хладнокровие и за то, что он говорил со мной так, будто я ничем не отличалась от тех, кто жил на землях его отца; Джонни и Кима за то, что они меня дразнили, а Меллиору за то, что она понимала, каково мне сейчас, и жалела меня.