Мария фон Трапп - Звуки музыки
Я чувствовала себя вырванным с корнем деревом, в голове царило опустошение. Что меня ждет? Опустив глаза на смятый клочок бумаги в руке, я снова прочла: «Капитан фон Трапп». Эти слова породили некое подобие любопытства. Я ни разу в жизни не была на море и никогда не встречала живого капитана. Все мои знания о них были почерпнуты из книг и фильмов, виденных в детстве.
«Наверное, это пожилой человек с суровым взглядом, седой бородой и красными щеками, который все время жует табак и часто сплевывает, — думала я. — Если это настоящий капитан, он конечно, много раз объездил весь свет, и стены его дома увешаны всевозможными трофеями, оружием, шкурами львов и тигров. Это должно быть ужасно интересно».
Я почувствовала, как в моем сердце возникает настоящий благоговейный страх, так как этот капитан, как я себе его представляла, без сомнения, должен быть очень грубым и постоянно кричать и ругаться. Мысль об этом и воскресила в моей памяти историю мятежа на Баунти — немую кинокартину, которую я видела незадолго до ухода в монастырь и которая потом часто снилась мне по ночам.
Мои невеселые размышления были прерваны ужасным шумом. Большой автобус, в облаке пыли прогромыхав через площадь, остановился передо мной. Из него вылез мужчина. Был ли это водитель, я не успела разглядеть, потому что мой кожаный шлем съехал на глаза, так что мне был виден только рот, с торчащей из него зубочисткой. Сдвинув шляпку назад, я увидела шоферскую фуражку.
— Это автобус на Айген? — спросила я.
Мужчина с зубочисткой кивнул.
— Когда вы отправляетесь?
— Прямо сейчас.
Он внимательно огляделся вокруг в поисках других пассажиров. Я вошла в автобус и села на переднее место, положив рядом свои драгоценные вещи. Моя сумка выглядела в точности как саквояж сельского доктора. Водитель вслед за мной поднялся в салон и, закрыв дверь, объявил: «Двадцать монет». Я снова сдвинула назад шляпку и, пока он отсчитывал сдачу, стала разглядывать его зубочистку. Он гонял ее вверх, вниз, перекладывал из одного угла рта в другой, даже когда говорил или сплевывал, но никогда не терял.
Потом он сел за руль, дернул рычаг, и, скрипя и охая, мы покатились вниз, в сторону реки Зальцах, закладывая такие крутые зигзаги, что меня дважды прижимало к стенке. Через несколько минут мы пересекли реку по мосту Каролины и почти сразу же оказались на огромной равнине, минуя частные владения с большими красивыми садами, широкими полями и лужайками. Несколько раз автобус резко останавливался, чтобы подобрать местных фермеров. Они, похоже, все знали друг друга, громко здоровались и так же громко отвечали, потому что в неимоверном грохоте, которым сопровождалось наше путешествие, приходилось сильно повышать голос. Господин Мюллер, как все называли водителя, отвечал на множество вопросов, что-то объяснял, смеялся и шутил. В перерывах между сигаретами он изящно сплевывал через маленькое окошечко в лобовом стекле, умудряясь не терять при этом зубочистку.
Минут через двадцать автобус неожиданно затормозил, и господин Мюллер сказал, указывая на меня зубочисткой:
— Айген.
Я вышла, и тут же была окутана облаком дыма. Когда автобус, громыхая, скрылся за поворотом, я сдвинула на затылок шляпку и огляделась. Передо мной был всего один дом, на котором висела вывеска: «Гостиница».
— Вы знаете виллу Трапп? — обратилась я к мужчине, который, стоя в дверях, дымил трубкой.
Вместо ответа он неторопливо вышел на пыльную дорогу и, указав мундштуком через луг на группу видневшихся вдали высоких деревьев, изрек:
— Там.
Справа от железнодорожных путей, в указанном направлении, вдоль дороги тянулась высокая железная ограда, по-видимому, огораживавшая частный парк. С другой стороны огромные луга простирались у подножия высокой красивой горы Гэйнберг. Узкая дорога, казалось, вела прямо к ее подножию. Впрочем, поворот все же был, но так далеко, что добравшись до него, я успела несколько раз переложить вещи из одной руки в другую. Я пыталась заглянуть в парк, но кусты и деревья у ограды образовали непроницаемую зеленую стену. Возможно, это были те самые деревья, которые я видела с автобусной остановки. Тогда здесь должен быть дом. Скоро он показался. Железная решетка неожиданно оборвалась, открыв широкую подъездную аллею, и сквозь желтую листву высоких старых каштанов, за большой зеленой лужайкой я увидела краешек дома. Я остановилась и, нетерпеливо сдвинув назад надоедливую шляпку, огляделась вокруг. Так вот это где! Меня раздирали противоречивые чувства: еще не прошедшая грусть от неожиданной разлуки с возлюбленным святилищем и сильное любопытство, возбуждаемое экзотическим домом и настоящим капитаном, смешанное с легким страхом перед ним.
«Но ты же не можешь стоять здесь вечно», — сказала я себе.
Выйдя из-за деревьев на покрытую гравием подъездную аллею, я увидела большой серый особняк с маленькой башенкой в правом углу. С этой стороны его стены были покрыты густыми зарослями плюща. Мое внимание привлекли исключительно высокие окна первого этажа. Через них внутри виднелось какое-то бело-красное полотнище, свешивающееся со стены. Две ступеньки вели к массивной, двустворчатой дубовой двери. Когда я позвонила, она с легким скрипом распахнулась.
— Это вилла Трапп? — обратилась я к красивому мужчине, одетому в серый костюм с серебряными пуговицами.
— Да, мадам.
— Я новая учительница. Это вы капитан?
Ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Нет, мадам. Я Ганс, дворецкий.
— Добрый день, Ганс, — протянула я руку.
Он пожал ее, как мне показалось, немного поспешно. Потом, взяв сумку, провел меня в огромный холл с высоким потолком, предложил сесть и, прежде чем я успела вымолвить хоть слово, бесследно исчез. Я даже немного обиделась. В небольшой горной деревушке под Тиролем, откуда я была родом, мы ничего не делали в такой спешке. Мне хотелось поговорить с дворецким, о многом расспросить его, прежде чем я впервые в жизни встречусь с настоящим капитаном. Хотя, возможно, именно так должны вести себя дворецкие. Мне никогда не доводилось с ними встречаться. Ни у нас в горах, ни на учебе в Вене, ни в Ноннберге дворецких не было. Как и о капитанах, я знала о них только по книгам и фильмам.
Сидя в резном кресле темного цвета, чем-то напоминавшем наши монастырские, я с любопытством оглянулась вокруг в поисках экзотического оружия, шкур львов и тигров. Однако за исключением кое-какой старинной мебели, да двух висевших на стене картин, написанных маслом, ничего интересного в зале не было. Через огромные окна, которыми я любовалась снаружи, яркий солнечный свет падал на изящную винтовую лестницу, элегантной змейкой поднимавшуюся вверх. То красно-белое полотнище на стене, которое я видела через окно, оказалось огромным флагом, самым большим, какой я когда-либо видела. Он был, самое меньшее, тридцати футов в длину, красный-белый-красный, с огромным гребнем в центре.
