Любовь во тьме (ЛП) - Хара Кай

Тристан

- ТРистан. Тристан! Проснись”.

Сквозь пелену сна и пульсирующую головную боль, которую я испытываю из-за очень плохих решений, которые, как я смутно помню, принял прошлой ночью, я отдаленно слышу сердитый голос, который шипит мое имя, требуя моего внимания.

Весь выпитый мною вчера виски затуманил мой мозг почти до бесполезности, лишив возможности узнать владельца голоса. Сдавленные слоги моего имени в сочетании со строгим тоном произнесения дают мне понять, что тот, кто нуждается во мне, в ярости.

Этого недостаточно, чтобы разбудить меня. Я был в разгаре особенно яркого сна, в котором были я, супермодель и немного взбитых сливок, и я намерен довести его до того, что, я уверен, будет очень приятным завершением.

Я стону и отворачиваюсь от шума, твердо настроенный снова заснуть и не обращать внимания на нежелательное вмешательство.

Первый намек на то, что что-то не так, приходит немедленно. Вместо того чтобы откинуться на матрас с эффектом памяти и закутаться в простыни из египетского хлопка с количеством нитей в тысячу с лишним, мое плечо ударяется о твердую поверхность.

Я приоткрываю глаз и понимаю, что нахожусь не там, где должна быть. Вместо того чтобы видеть свои белые стены, я ловлю себя на том, что смотрю на плинтусы и начало массивной стены с окнами, через которые я вижу горизонт города, который я хорошо знаю.

Что я делаю, просыпаясь в офисном здании?

Что еще более важно, что я делаю, просыпаясь на гребаном этаже упомянутого офисного здания?

Я внезапно просыпаюсь, пытаясь собрать воедино фрагменты воспоминаний о прошлой ночи. Я сажусь лицом к окну и тут же в агонии хватаюсь за голову из-за внезапного головокружения.

-Черт, - бормочу я, опуская голову на руки и массируя чувствительные виски.

Когда я опускаю взгляд на свои колени, я понимаю, что совершенно голый. Единственная причина, по которой мой член не выставлен на всеобщее обозрение, это то, что кремово-белая нога зажата у меня между бедер.

Я медленно иду за ней к ее владелице и нахожу такую же обнаженную блондинку, распростертую слева от меня, все еще без сознания.

Рядом с ней брюнетка постарше с загорелой кожей. Ее сиськи вываливаются из чашечек лифчика, что вполне логично. Я мало что помню, но помню, как поспешно отодвинул его в сторону, чтобы получить быстрый и легкий доступ к ее массивной груди.

Воспоминания проносятся в моей голове, как фильм 1920-х годов, настоящая карусель плохих решений, которые я принял прошлой ночью.

Против своей воли посещаю ежегодную вечеринку в честь начала лета в компании моего отца, подпитываемую гневом и негодованием.

Даю бармену на чай солидную пачку стофунтовых банкнот, чтобы тот передал мне бутылки вместо напитков.

Невинная блондинка, флиртующая со мной из-под трепещущих ресниц, неотрывные взгляды более осведомленной брюнетки с другого конца комнаты.

Схватил их обоих с планом сказать моему отцу ‘пошел ты’, трахнув их в его кабинете.

Он был слишком пьян, чтобы добраться до своего офиса, и вместо этого предпочел зал заседаний с окнами от пола до потолка.

Вылизываю брюнетку и вычерчиваю линию на ее киске, пока блондинка отсасывает мне.

Трахаю блондинку пальцем, пока брюнетка предлагает мне свое тело в мое пользование.

Вылизываю каждую из них, одну за другой, пока они не стали умолять меня остановиться.

Я не помню их имен, не знаю, знал ли я их когда-нибудь.

Мне все равно.

-Тристан, - снова гремит голос позади меня, и, к сожалению, на этот раз я узнаю его.

Черт, я думаю, пришло время встретиться с музыкой лицом к лицу.

Мне не избежать взбучки, которую я вот-вот получу.

Но когда я поворачиваюсь и мои глаза сталкиваются с разъяренным взглядом моего отца, я осознаю истинную серьезность своего положения.

Одно дело для него - застать своего сына голым после полового акта после того, что, я уверен, было фантастическим сексом втроем, судя по тому немногому, что я помню об этом, в помещении, которое я теперь узнаю как зал заседаний его девяносто этажного офисного здания в центре Лондона, и совершенно другое для остальных членов его правления - обнаружить меня вместе с ним.

Семеро мужчин стоят там, разинув рты, с выражениями от недоверчивого до апоплексического, наблюдая за разворачивающейся перед ними сценой. Там тоже есть женщина, но в ее взгляде больше интереса, чем чего-либо другого, когда она смотрит на меня сверху вниз, вытягивая шею, чтобы попытаться разглядеть, что находится под ногой блондинки.

Я отодвигаюсь, чтобы немного подразнить ее, не заботясь о своей наготе и о том, что продолжение дразнить моего отца еще больше ухудшит мое положение. Она краснеет, рассматривая замысловатые татуировки на моей груди и четко очерченный V-образный изгиб моего пресса, ведущий вниз к моему толстому стволу, который теперь, по крайней мере частично, выставлен на всеобщее обозрение.

Она одобрительно облизывает губы, и этого было бы достаточно, чтобы у меня снова встал, если бы рядом со мной не раздался тихий голос, произносящий одно слово и бессознательно решающий мою судьбу.

-Папа?

Я поворачиваюсь к блондинке, которая теперь полусидела, одной рукой потирая заспанные глаза, другую перекинула через грудь, чтобы скрыть сиськи. Я хочу сказать ей, что она опоздала, что она дала каждому мужчине в этой комнате достаточно материала, на который можно подрочить в следующем финансовом году, но мой взгляд возвращается к группе руководителей, и я вижу, как на лице одного из них проступает возмущение.

- Кэти? - Спрашивает он, как будто сомневаясь в том, что говорят ему его глаза, что он видит. - Кэти, одевайся и иди сюда, - шипит он. - Мы уходим.

- Да, папочка, - отвечает она, явно оскорбленная.

Мой член ошибочно дергается в ответ, думая, что его вызывают для следующего раунда действий. Прошлой ночью она кричала мне те же самые слова.

Она поспешно хватает свою одежду и встает, показывая все мое обнаженное тело и возбуждая брюнетку в процессе. Она подбегает к отцу, и они чопорно выходят из комнаты, но не раньше, чем он бросает язвительный взгляд на моего отца.

Остальная часть людей стоит там, потрясенная. Мне было бы смешно, если бы в этот момент все не начинало затягиваться. Пожилой мужчина делает шаг вперед, его брови хмурятся, когда он смотрит сверху вниз на распростертую брюнетку, которая теперь просыпается рядом со мной.

Я остаюсь таким, какой я есть, ноги раздвинуты, перенося свой вес на локти, мой член выставлен на всеобщее обозрение, но я не стыжусь своего обнаженного тела и смотрю на них сверху вниз.

- Что ты наделал? - Спрашивает мой отец, его лицо становится мраморно-красным. Вена, которую я никогда раньше не видел, сердито выделяется и пульсирует у него на лбу, и я боюсь, что у него будет аневризма, если он в ближайшее время не сделает вдох.