Аномалия (СИ) - Юнина Наталья

Подхожу к окну и замираю. Рыжая не стесняясь долбит ногой по колесам моей машины. Вообще берега попутала, смертница? И только спустя несколько секунд до меня доходит, зачем она это делает. Испытываю какое-то нереальное наслаждение, видя, что девка не может выехать. Открываю окно и в этот момент она поднимает на меня взгляд.

– Твоя? – указывает взглядом на мою машину.

– Моя.

– А теперь слушай сюда, – копирует недавно произнесенную мной фразу. – Ты меня зажал, рукожопый. Выходи и убирай свою машину.

М-да… надо признать, реально зажал, так торопился к своей любимой родственнице. Ну так даже интереснее.

– Уже намыливаю пятки.

– Я жду минуту. Если не спустишься и не перепаркуешься, я въеду в твою машину.

– Вперед и с песней.

– Я не шучу.

Закрываю окно и задергиваю тюль. Не сделает. Кишка тонка. Плеснуть кипяток и трусливо свалить – ее максимум.

Однако, если день не задался с утра, ждать от него хороших поворотов не стоит. Эта смертница садится в свою тачку и реально таранит мою машину. Дважды. А затем как ни в чем не бывало выезжает с места.

***

Утро понедельника добрым не бывает. Особенно, когда привычное парковочное место занято более прытким счастливчиком. Пока нахожу место и дохожу до главного входа, на часах почти девять. Приходить позже положенного, когда сам ратуешь за дисциплину – хуже не придумаешь.

Благо мой приход в ординаторскую никем не замечен, ввиду хаоса из-за сборища скопившихся студентов. Накидываю халат и сажусь за стол. Мысли где угодно, но не в речи заведующей.

Перевожу взгляд в свой ежедневник. Четыре выписки и, судя по толстенной куче историй болезни в руках у заведующей, немереное количество приемок.

– В четверг у нас обход с главным. Проинструктируйте своих больных, чтобы были на местах, а не в курилке. Давайте распределим студентов.

Благо по моему лицу заведующая быстро скумекала – мне такое «счастье» не предлагать. Я пас. Так было ровно до того момента, пока в одной из студенток я не приметил знакомую конопатую физиономию. Наконец-то я вижу на ее лице не наглую самоуверенность, а растерянность вкупе со страхом. Ну все, рыжая, ты попала.

– Кому-то придется взять двоих, раз Сергей Александрович у нас сильно загружен.

– Ну почему же, – резко встаю из-за стола. – Конечно, я возьму юное дарование. Вот это, – становлюсь напротив стервы и цепляю ее бейджик. Это что за херотень? – Гер..гер..Герхер Ариэль Константиновна.

– Гергердт, – сузив от злости ноздри, бросает рыжая.

– Да один хер.

Глава 2

Неспроста мне всю ночь снились крысы. Хуже не придумаешь, даже в самом страшном сне. Капец. Я с этим мудаком точно практику не пройду. Надо подойти к заведующей и всеми возможными способами напроситься к другому куратору.

Цепляюсь взглядом за, подходящую к двери, заведующую. Но не успеваю сделать и шага, как чувствую захват на своей руке.

– Даже не думай. Я на хорошем счету у заведующей. Как скажу, так и будет, – слышу у самого уха. – Практику ты проходишь у меня. Топай в аудиторию для занятий. Последняя дверь по коридору, рядом с буфетом, – вкладывает мне в ладонь ключи. – Жди меня там.

– Что-нибудь еще?

– Молись.

Молиться мне точно придется. Не так я себе представляла практику. Такого жуткого отделения даже в страшном сне не представишь. Разгар двадцать первого века, а такое ощущение, словно смотрю фильм начала двухтысячных. Какого черта столько людей лежит в коридоре? А запах… смесь блевотины с тухлой рыбой.

Впервые за полгода захотелось домой. А ведь еще недавно я думала, что последнее, что я пожелаю, так это попасть под папино влияние. Все познается в сравнении. Я здесь точно не выдержу. Отделение из фильма ужасов в придачу с мудаком, который отыграется на мне по всем фронтам. И это мы еще не обсуждали, что я тюкнула его тачку. Ну что, Эля, распробовала вкус свободной жизни, теперь плати по счетам.

– Детонька, развяжи мне, пожалуйста, руку. Попить охота, – поворачиваюсь на голос худощавого пожилого мужчины, руки которого привязаны к кровати. Это что еще за фигня?! – Вот там водичка.

Боже, это сон. Я скоро проснусь. Однако, ни черта это не сон. Привязанный мужчина самый что ни на есть настоящий. А ткань, которой его руки привязаны к кровати, из некогда белой превратилась в серое. Поборов в себе брезгливость, я принимаюсь отвязывать его руку. Только сделать этого не успеваю. Я получаю удар по ладони.

– Тебя как маленького ребенка нельзя оставлять одну?! Ты что делаешь?

– Он пить хочет.

– И? Возьми да напои его, не развязывая руки, – оттесняет меня в сторону и подносит бутылку к его рту. Мужчина пьет неохотно, а потом и вовсе начинает капризничать как ребенок. – Как видишь, пить он не хотел, – бурчит себе под нос, подталкивая меня в сторону буфета.

– Это противозаконно. Никто не имеет права относиться так к больному, даже если он ведет себя как ребенок и требует к себе внимания. Я сниму это на телефон и выложу на суд общественности. Посмотрим потом, как кто запоет. Твой больной, да? – делая пару шагов и останавливаясь, спрашиваю я.

– Во-первых, ваш, а не твой. Я для тебя Сергей Александрович и только так. Усекла?

– Допустим.

– А теперь допустим тот факт, что в тебе остались зачатки здравого смысла, – грубо подталкивает обратно к кровати привязанного мужчины. – Читай, что здесь написано. Знаешь обозначение этих буковок?

– Знаю. И что?

– А то, что если его развязать, и он вздумает себе навредить или, например, тупо сигануть вот в это окошко, то отвечать за это будет кто?

– Это какой-то бред. В нормальных больницах людей не привязывают.

– Бред у тебя в голове. И так, для справки, это не мой больной. Шуруй давай в кабинет.

– К нему должна быть представлена медсестра или хотя бы санитарка.

– Ты реально дура? Хотя, о чем я, конечно, дура. Нормальная не будет делать того, что ты сделала вчера. Ты осознаешь, сколько больных приходится на одну медсестру?

– Нет.

– Так, для справки – до двадцати пяти пациентов. А по факту до шестидесяти. Как думаешь, у нее есть время для того, чтобы за всеми следить? Спойлер – нет. А если ты протрешь свои глаза, то заметишь, что во всем отделении всего одна санитарка. – Входи, – пропускает меня первой в аудиторию для работы со студентами.

Сажусь за первую парту. Потапов же кладет на преподавательский стол увесистую папку и усаживается на стул, при этом складывая руки на груди. Никто не спешит нарушать тишину. Он молча пододвигает стул к боку своего стола и указывает на него взглядом. Нехотя поднимаюсь с места и усаживаюсь на предложенный стул, закидывая нога на ногу.

Молчание раздражает, но еще больше бесит то, что он принимается в наглую скользить по мне взглядом. Задерживается на моих ногах. Я же… а я принимаюсь в ответ рассматривать его. Я, конечно, могла бы сказать, что он и внешне урод, но звездежом я заниматься не люблю. Девять из десяти. Минус балл за все же неидеальные слегка оттопыренные уши. А вот голубые глаза у этой темноволосой скотины нереально красивые. Прям завораживают. Не знай я, со слов его бабушки, какой он говнюк и, не испытав на себе прелести вчерашнего знакомства, возможно, я бы даже на нем малость залипла.

– Столько не молчат даже в турецких сериалах. Ничего не хочешь мне сказать, Ариэль Константиновна? – на моем имени он не удерживается и усмехается в голос.

– Хочу. У вас ворот футболки грязный. И рукава халата тоже. Да и ботинки не первой свежести.

– Это все, что ты хочешь мне сказать?

– Я не буду извиняться.

– А что так? Русалочья гордость не позволяет или что там от нее осталось? – сука! – Ты сейчас планируешь показать мне средний палец?

– Спасибо за подсказку.

– Не пойму, что хуже звучит Ариэль или Герхер?

– Гергердт.

– А по мне, Ариэль хуже. Знаешь, из тебя русалка, как из меня принц. Русалочка… это же рыба? Они априори должны молчать. Это явно не про твою честь. Кстати, ты осознаешь последствия своих действий?