Слишком поздно - Гувер Колин

Я смеюсь. Это она что, сделала комплимент самой себе, заметив, какой у меня красивый напарник по диалогу? Не растерявшись, я согласно киваю.

– Mi compañera de clase esta correcta [8].

Брюнетка смуглая, но на щеках все равно заметно проступает румянец.

– Сколько тебе лет? – спрашивает она.

– Это вопрос, а не факт. К тому же на английском.

– Чтобы назвать еще факт, мне надо задать вопрос. Ты выглядишь чуть старше обычного второкурсника в этом классе.

– А сколько ты мне дашь?

– Двадцать… три? четыре?

Она почти угадала. Мне двадцать пять лет, но ей этого знать не следует.

– Двадцать два, – говорю.

– Tiene veintidos años [9], – называет она второй факт обо мне.

– Мухлеж!

– Если это еще один факт обо мне, скажи это на испанском.

– Usted engaña [10].

Она выгибает бровь. Явно не ждала, что я справлюсь.

– Ты назвал три факта.

– Значит, с тебя еще один.

– Usted es un perro [11].

– Ты меня случайно псом назвала, – смеюсь я.

– Нет, не случайно, – мотает головой Слоун.

Тут у нее в кармане вибрирует телефон; достав его, она увлеченно всматривается в сообщение. Тогда я откидываюсь на спинку стула и хватаюсь за собственный сотовый, делая вид, будто тоже читаю с экрана. Мы сидим молча, пока остальные студенты завершают задание, но краем глаза я слежу, как Слоун ловко строчит сообщение. А она милая. И хорошо, на испанский ходить будет веселее. Мне уже кажется, что три пары в неделю – это маловато.

До конца занятия остается минут пятнадцать, и я изо всех сил стараюсь не таращиться на Слоун. Обозвав меня псом, она не сказала больше ни слова и теперь сидит, выводит каракули в тетрадке. Препода даже не слушает. Либо ей скучно до одури, либо она витает в облаках. Я подаюсь вперед и пытаюсь разглядеть, что же она такое пишет. Неучтиво, но она же мое сообщение прочитала, поэтому мы квиты.

Пишет Слоун лихорадочно, видимо, дает о себе знать баночка энергетика. Вот только строчит какую-то белиберду: читаю и перечитываю, но смысла в предложениях не вижу ни капли. Вот, например:

Поезда и автобусы украли мои туфли и приходится жрать сырого кальмара.

Набор слов. Я смеюсь, и Слоун поднимает взгляд. Смотрит мне прямо в глаза и проказливо усмехается.

Потом снова опускает взгляд на тетрадку и постукивает по страничке кончиком ручки.

– Мне скучно, – шепотом говорит она, – внимания надолго не хватает.

Я на концентрацию внимания не жалуюсь, но, когда Слоун рядом, все иначе.

– Мне иногда тоже, – говорю я и указываю на ее писанину. – Что это? Тайный шифр?

Пожав плечами, Слоун откладывает ручку и подвигает тетрадку мне.

– Я страдаю такой фигней от скуки. Смотрю, сколько случайных фраз удастся записать, если не думать. Чем они тупее, тем больше я выигрываю.

– Выигрываешь? – удивленно спрашиваю я. Эта девчонка – загадка. – У кого? Ты же сама с собой соревнуешься.

Она перестает улыбаться и понуривается, аккуратно водит пальцем по одному из слов. Как-то резко у нее настроение изменилось. Может, я ляпнул что-то не то? Потом она, прогнав мрачные мысли, протягивает ручку мне.

– Попробуй, – предлагает. – Быстро затягивает.

Беру ручку и нахожу на листе свободное место.

– Писать можно что угодно? Все, что в голову взбредет?

– Нет, – говорит Слоун. – Наоборот. Вообще не думай, ничего в голову не впускай. Просто пиши.

И я просто пишу:

Чувствуя себя немного глупо, откладываю ручку. Слоун, прочитав, что я написал, сдавленно хихикает. Потом открывает чистую страницу и пишет: «А ты простой» – и снова протягивает ручку мне.

Спасибо. Сок единорога помогает мне дышать, когда я слушаю диско.

Она со смехом забирает у меня ручку, а профессор тем временем распускает студентов. Аудитория быстро пустеет.

Мы сидим неподвижно, с улыбками глядя в тетрадку.

Наконец Слоун неспешно закрывает ее, прячет в рюкзак и смотрит на меня.

– Пока не вставай, – говорит и поднимается с места.

– Это почему?

– По кочану. Проводишь меня взглядом. Определишься, аппетитная у меня попка или нет.

И, подмигнув, направляется к выходу.

Боже ж ты мой. Повезло так повезло, зад у Слоун просто идеальный. Она вся идеальна. Я, остолбенев, гляжу, как она спускается по проходу.

Откуда здесь эта девчонка? Как, черт возьми, я не встретил ее раньше? Жаль, но на большее, чем пары вроде сегодняшней, рассчитывать не приходится. Нормальные отношения с вранья, даже по работе, не начинают.

У самых дверей Слоун оборачивается, и я, посмотрев ей в глаза, поднимаю оттопыренные большие пальцы. Она со смехом покидает аудиторию.

Собираю манатки и гоню прочь мысли о новой знакомой. Мне сегодня надо быть на месте. На кону слишком многое, не время отвлекаться даже на прекрасные, идеальные попки.

Глава третья

Слоун

Уроки делаю в библиотеке, потому что знаю: вернувшись домой, сосредоточиться не смогу. Когда я окончательно перебиралась к Эйсе, мы с ним были знакомы всего два месяца. Но меня уже гнали хозяева квартиры, на которой я тогда кантовалась, да и в карманах гулял ветер.

Было это два с лишним года назад.

Судя по тачкам и размеру дома, деньжата у Эйсы водились, это я поняла сразу. Не поняла я другого: откуда? Мне в голову закрадывались подозрения, однако я хотела верить Эйсе, когда он говорил, будто прожигает наследство. Постепенно в доме стали появляться мутные типы. Эйса общался с ними за закрытыми дверьми, и до меня стало доходить. Эйса поначалу отмазывался, мол, продает безобидную дурь, и если купят не у него, то у кого-то другого, так что какая разница. Я ему сказала: не хочу иметь с этим ничего общего, а он мне: дело не брошу. И тогда я свалила.

Ушла в никуда. Несколько раз перекантовалась у друзей, но не стеснять же их постоянно. Я готова была хоть в приют для бездомных пойти, лишь бы не к Эйсе, вот только боялась за братишку.

Стивен с рождения настрадался. У него уйма проблем со здоровьем и с головой. Сперва ему назначили пособие и пристроили в хороший интернат, потом в помощи отказали, и я испугалась, что его вернут матери.

Снова такой жизни я Стивену не хотела и ради его благополучия была готова на что угодно. Не прошло и двух недель с побега, как я вернулась к Эйсе. Он единственный захотел помочь, когда отменили пособие Стивену. Сама я с братишкой не управилась бы, а если бы забрала из интерната, куда он попал с таким трудом, мы лишились бы специальной медицинской поддержки от штата. То-то выдалось испытание: приползти и просить помощи. Я потеряла уважение к себе, но Эйса меня принял… хоть и не просто так. Теперь я целиком зависела от него, и он отбросил всякое притворство, открыто обстряпывал делишки прямо в доме, приводил клиентов, которых становилось все больше.

Народу столько, что уже не поймешь, кто жилец, кто зашел переночевать, а кто вообще посторонний. Каждый день в доме туса, и каждая туса для меня – это кошмар.

Атмосфера становится все напряженнее, и меня отчаянно тянет убежать. Но если раньше я подрабатывала в библиотеке кампуса, то в этом году там все занято, денег на побег копить не с чего. Жду, когда появится свободное место, параллельно ищу работу в других заведениях. Было бы проще, если бы речь шла лишь обо мне, однако в уравнении есть переменная по имени Стивен: надо платить за интернат, а в ближайшее время дохода не предвидится.

При этом еще приходится подыгрывать Эйсе, будто я благодарна ему по гроб жизни… хотя он сам ее рушит. Нет, я правда люблю его. Люблю того человека, которым он некогда был и который по-прежнему возвращается, когда мы остаемся наедине. Я люблю того, кем Эйса мог бы стать. Однако я не наивная дурочка: Эйса постоянно твердит типа, сворачивает бизнес, готовится выйти из дела, но, когда у тебя в руках власть, а в карманах деньги, соблазн остаться слишком велик. Эйса дело не бросит, сколько ни уговаривай. Он будет толкать наркоту, пока его не посадят… или не грохнут. Ни того, ни другого я ждать не намерена.