Ненавидь меня (ЛП) - О'
Поездка к нашему дому проходит под лепет отца и вежливый смех женщин над его сексистскими шутками. Я смотрю, как белеют костяшки пальцев Линни на бокале с шампанским, и жду, что он вот-вот взорвется. Кажется, она мне понравится.
Моя мама приветствует нас и представляет обеденный стол, заставленный домашней итальянской едой, как будто она сама ее приготовила. Я сомневаюсь, что она встала с постели за тридцать минут до нашего прихода.
"Вы, наверное, проголодались после перелета, сколько времени прошло?" — спрашивает мама, обходя стол и усаживаясь напротив моего отца.
"Чуть меньше девяти часов", — отвечает Линни, устраиваясь в кресле и размахивая салфеткой на коленях.
Когда мы сели есть, я заметила, что мама скептически смотрит на бритую голову Маргариты, и я почти слышала ее мысли в своей голове. "Что заставляет красивую женщину так себя вести? Мужа она себе не ищет, это точно". И здоровая порция греческих ругательств.
Брак моих матери и отца был, конечно, политическим. Союз семей Лучано и Пападимитриу. Но я думаю, что они научились любить друг друга по-своему. Как избалованный ребенок любит свою любимую игрушку, потому что она его и больше ни у кого не может быть. Я выросла, зная, что моя ценность — это моя рука в браке.
Брак по любви — это для принцесс в сказках, а не для принцесс в Мафии.
Финн
Я снова сверяюсь с часами. Они должны быть здесь с минуты на минуту. Я поправляю дыхательную маску и скрещиваю лодыжки над коленом. В комнате пусто и темно, я сижу на единственном стуле в комнате. Единственный свет исходит от трех мониторов над дверью, показывающих три из множества камер, которые покрывают каждый дюйм этого старого отеля.
Его закрыли много лет назад, потому что он весь пропитан асбестом, и когда потребовался ремонт, ничего не оставалось делать, как пустить его в дело.
Теперь это моя игровая площадка.1
Черный фургон без окон въезжает в проем в заборе, окружающем полуразрушенную территорию. Один из моих людей в лыжной маске закрывает забор за фургоном.
В кровь поступает едва уловимый адреналин. Он не оглушает, но усиливается. Синий свет мониторов становится резче, воздух за респиратором свежее, а потребность в охоте растет.
Раньше меня поглощала жажда насилия. После самоубийства отца я хотел только одного — почувствовать на руках гладкое тепло свежей крови. Желание — потребность — все еще есть, но оно тише, терпеливее, расчетливее.
Оно бурлит в моих венах, когда я наблюдаю за тем, как мужчину выталкивают из кузова фургона, натягивают ему на голову черную наволочку и связывают руки. Он спотыкается, сгорбленный, плечи ссутулились, пытаясь сориентироваться в новом окружении.
Кельвин, мой помощник, выпрыгивает из фургона и срывает наволочку с головы Мартина. Его обычно аккуратная стрижка в стиле Лиги Плюща в беспорядке, и меня раздражает, но и забавляет, когда он первым делом поднимает свои связанные руки, чтобы поправить волосы. Претенциозный урод.
Претенциозный и глупый. Мы наняли его для охраны посылки с бриллиантами, а он подменил половину камней на подделки и прикарманил настоящие.
Конечно, мы могли бы устроить ему взбучку — сломать пару костей, вернуть камни — и пригрозить, что если он еще раз выкинет подобный трюк, то будет представлять имя Фокса. Но мне нужно было нечто большее.
С помощью телефона я дистанционно отпираю дверь, которая раньше была служебным входом. Кельвин открывает ее и ведет Мартина внутрь, а я слежу за движениями на экранах. Все двери и лифты в отеле были оборудованы электронными замками-карточками. Я перепрограммировал их таким образом, что могу управлять открытием дверей, не отрывая ладони.
Я вижу, как шевелятся губы Кельвина, когда он объясняет суть игры, и уголок моего рта кривится, когда я вижу страх в его глазах. Теперь можно начинать веселье.
Правила игры просты: Беги.
Он отпрыгивает назад, когда Кельвин достает нож, но он только перерезает кабельные стяжки. Я вижу, но не слышу, как Кельвин говорит что-то еще, а затем Мартин бежит по коридору. Мониторы надо мной меняются, так как датчики движения на камерах следят за его передвижением.
Белая рубашка прилипла к нему, пот темным пятном проступил по середине спины. Он ходит и нажимает на кнопки лифта, проводя рукой по лицу, ожидая лифт, который никогда не придет. После еще нескольких секунд ожидания он покидает лифт и решает подняться по лестнице.
Я наблюдаю, как он бежит вверх по лестнице, пробуя каждую дверь на каждой площадке, но все они заперты. На седьмом этаже он пинает дверь и завывает, колотя кулаками.
Это всегда моя любимая часть. Когда они начинают трещать, ломаться. Они превращаются в ребенка, закатывающего истерику, когда до них наконец-то доходит, что живыми они из этих залов не выйдут. Все самообладание вылетает в окно вместе с последней крупицей надежды.
В следующий раз, когда он врезается плечом в дверь, я отпираю ее, и он падает на пол, а дверь наконец открывается. Он встает на ноги и судорожно оглядывается по сторонам, пытаясь решить, в какую сторону бежать по коридору. Он не знает, что он всего лишь мышь в моем лабиринте. Неважно, какой путь он выберет, потому что любой путь — это тупик, пока я не решу иначе.
Именно контроля я жажду не меньше, если не больше, чем насилия. Полный и абсолютный контроль над его судьбой помогает успокоить страх, который постоянно пытается меня разъесть.
Он появляется на моем этаже, краснолицый и запыхавшийся, и моя кровь гудит от его приближения. Он идет по коридору прямо ко мне. Дверь в старый номер, в котором я нахожусь, заменена дверью на лестницу.
Услышав за дверью его шаги, я выключаю мониторы и встаю. Время вышло. Мой пульс бьется под кожей. Мне нравится наблюдать за их беготней, но я люблю предвкушать слепое ожидание. Мое дыхание учащается с каждым приближающимся шагом.
Я запрокидываю голову, разминаю шею и натягиваю на пальцы перчатки. Буквы, вытатуированные на костяшках моих пальцев, исчезают под черной кожей. Это два коротких слова: НЕВОЗМОЖНО УБЕЖАТЬ.
Ты можешь бежать, но… дверь открывается… ты не можешь спрятаться.
"Привет, Мартин". В дверном проеме застывает его фигура с подсветкой. "Я так рад, что ты смог прийти".
Телефон вибрирует в моей руке, и я смотрю вниз на фотографию, которую ждал всю ночь. От нахлынувших эмоций у меня начинает болеть голова. Черт, я хотел затянуть с этим, но теперь, когда я вижу подтверждение — ее лицо смотрит на меня с экрана, — мое и без того тонкое терпение лопается.
Темная комната на ослепительную секунду озаряется светом. В следующую секунду Мартин падает на пол с пулевым отверстием между глаз.
1. Fed Up — Ghostmane |
Глава 2
Шанс
Эффи
Хадис раскладывает на столе в нашей общей квартире последние фотографии с камер наблюдения, и мне приходится заставлять себя смотреть ему в глаза. Еще раз.
Мы сняли квартиру под чужим именем в доме напротив "Лисьего логова". Мы знаем, что Кэш живет в пентхаусе над их рестораном. На самом деле им принадлежит все здание. Я удивилась, что им не принадлежит то, в котором мы сейчас находимся.
Может быть, это и квартира Кэша, но за три дня, что мы находились здесь, фиксируя всех, кто приходит и уходит, и устанавливая видимость через окна, мы ни разу не видели старшего брата.
Вместо него — он. Финн.
Я начинаю думать, не дал ли мне отец эту работу, чтобы помучить меня. Если так, то это сработало.
Последние десять лет я стараюсь избегать всего, что связано с Финном Фоксом. Если о семье Фокс пишут в газете, я переворачиваю страницу. Если мне приходится присутствовать на каком-то мероприятии, где он может быть, я внезапно заболеваю гриппом. А в тех редких случаях, когда я иду куда-нибудь с друзьями, я слежу за тем, чтобы мы никогда не выбирали один из многочисленных клубов и баров, которыми они владеют.
