Там, за зорями - Хващевская Оксана
— Чужие люди не могут оценить всю прелесть этих мест Для этого нужно родиться и вырасти здесь, ну или хотя бы корнями быть привязанным к этой земле. Так что в этом нет ничего удивительного, — отозвалась девушка.
— Златка начинает говорить, как настоящая писательница! — скептически заметила Анька.
Ну разве могла она смолчать?
— Я филфак окончила, к твоему сведению? — напомнила ей девушка, правда, без особого раздражения.
— Вот выйдем мы с тобой. Люда, на пенсию — тоже приедем сюда жить! — сказала Лена Викторовна. — Оставлю я своего алкаша, пусть упьется совсем, и переберусь сюда. Златуля моя правду говорит: здесь же и дышится, и чувствуется по-другому.
Как будто в подтверждение этих слов алкаш ее. папа Златы, Юрии Полянский, громко и протяжно захрапел.
Женщины засмеялись.
— Нет, моя мама вряд ли поедет сюда жить, даже когда выйдет на пенсию! — со всей уверенностью заявила Анька.
— Я не смогу здесь жить постоянно, Анька права. Наверное, я слишком привязалась к городу. Горновка ведь уже не та деревня нашей молодости, а эта полная тишина и безлюдье не для меня. Если честно, порой мне кажется, что я оглохла. Так на уши давит эта тишина вокруг! — согласилась с дочкой тетя Люда.
— Ой, а я здесь просто душой отдыхаю. И Златка вон тоже… Папа наш, конечно, против того, чтобы она здесь оставалась. Но с папой мы всегда умели разговаривать, правда, дочка?
Злата лишь улыбнулась в ответ.
— Мам, а вы с папой здесь познакомились? Он ведь не отсюда?
— Да, он не местный, но познакомились мы действительно здесь. У нас ведь за Горновкой вышки были, нефть там качали, ну и он, значит, работал у нефтяников. А в деревню гулять ходил. У нас ведь девок много было, а вот парней наоборот, ну как в песне «…восемь девок, один я…». Ну и стали мы встречаться. Повстречались немного и решили пожениться. Заявление подали, день назначили, платье сшили…
— «И платье шилось белое, когда цвели сады…» — пропела тихонько Злата.
— Да, все так, но он меня не бросил, как видишь. Ну, или почти не бросил. На свадьбу он явился только к вечеру. Мы его целый день прождали. На роспись надо было в сельсовет за десять километров ехать, а его все нет. Приехал, когда уже почти стемнело, и в машине с будкой поехали расписываться. Приехали, а сельсовет, конечно же, закрыт. Пришлось за секретарем ехать. Ой, как вспомню, сколько нервов все это стоило! Сколько позора я тогда натерпелась! И знала же: при таком начале не будет мне счастья в семье…
— Лен, перестань! У меня, как ты помнишь, свадьба удалась на славу, а толку от этого? Дрыхнет вон пьяный с твоим! Да и какой смысл сейчас оглядываться назад? Жили мы не хуже других, вон и детей вырастили, и образование им дали Правда, баба наша могла бы еще пожить… Ей ведь тоже было не сладко с нашим батькой. Пил, гулял, гонял с ружьем. А помнишь, Лен, как мы перепугались, когда он напился и собрался в лес, чтобы застрелиться?
— Да, маме б еще пожить, внукам порадоваться, правнуков дождаться! — тяжело вздохнула мама Златы.
На секунду за столом воцарилось молчание.
— Мам, а расскажи, как вы в школу ходили! — нарушила молчание Аня.
— Ну уж точно не так, как вы! Школа начальная у нас была там, где сейчас дача Ольги Тимофеевны, где потом, когда ее закрыли, магазин был. А с пятого класса нам через бугор приходилось туда и обратно ходить по восемь километров. Дождь ли, слякоть ли — вперед! Местные уже давно в босоножках в школу ходят, май на дворе, а мы в резиновых сапогах. Это сейчас за бугром мелиорация, и живем мы в райцентре и все такое, а раньше болота были кругом. Мы во вторую смену учились, и в школу нам к двум надо было, так мы заранее выходили, стелили настилы из веток, палки ставили, чтобы, когда будем обратно возвращаться, не заблудиться. А возвращались в темноте. Хоть и толпой шли, а все равно страшно. А зимой и вовсе жили в интернате. А там в окнах форточки большие были, так мы через них вылезали да в клуб на дискотеку и в кино бегали.
А в восьмом классе и вовсе снимали комнату у одних людей в Глыбове, как раз возле школы. У них там пристройка была и восемь коек, вот мы и жили там. А они такие строгие были гулять нас не пускали. Хлопцы в окошко стучатся, а хозяин грозит с ружьем выйти. А когда их дома не было, мы в погреб к ним заберемся, картошки наворуем, почистим, нажарим, наедимся от души. Нам, конечно, всегда с собой на неделю еды из дома давали, но почему-то всегда так хотелось жареной картошечки.
А домой ездили только на выходные. То на автобусе, а то, бывало, покойный дед Масько сани такие большие подцепит к гусеничному трактору и за нами приедет, так и возвращаемся всей гурьбой в деревню. Как же мы тогда местным завидовали и мечтали жить хотя бы в Глыбове! А потом, после восьмого класса, пошли в город учиться, а дальше так уж получилось, что и квартиры там получили, и жить там остались, и городскими стали…
— Ага, а помнишь, Люд, Тамусю, которая к бабе Маше приезжала? Помнишь, как мы с ней дружили? Ты помнишь. Злата, бабу Машу?
— Ну да! Она в начале деревни жила, напротив бабы Дуни, кажется, они родственницами были, бабушка рассказывала, они между собой никогда не ладили!
— Да я уж и не помню, что они там между собой не могли поделить. Так вот у бабы Маши и бабы Дуни была еще сестра Таня, которая жила в Лиде, а с ней жили ее дочка Тамара и зять, который занимал в Лиде какую-то высокопоставленную должность. И была у них дочка тоже Тамара, в честь матери названная, которую они называли Тамуся. Она была почти нашего возраста и каждое лето гостила в деревне. И всегда привозила с собой диафильмы. Вечерами она вешала на забор белую простыню, и мы смотрели их. Как сейчас помню, они со сказками были, медленно шли кадрами, с беззвучными титрами. А мы были от этого в полном восторге. Телевизора в деревне не было, тогда это было такой роскошью, позволить которую здесь, в Горновке, не могли. Первый, маленький такой, «Рекорд», появился у наших соседей — старых Масько, мы к ним потом часто бегали смотреть кино. Мы вообще с Тамусей очень дружили и гуляли, и за ягодами вместе ходили, и на копанке купались. И переписывались. когда она снова уезжала к себе в Лиду…
— А сейчас в доме покойной бабы Маши живет баба Валя. Мы ведь ее видели сегодня? — закончила за маму Злата.
— Да, ее. Пенсию она получает в Новозыбкове, куда ездит пару раз в год, почти всю отсылает Леночке, дочке Тамариной, своих детей у тетки Вали нет, погибли они. Да и муж умер Где-то далеко на Севере у нее есть квартира, где она и прописана, но там внук живет с семьей. Им она тоже отсылает деньги. Зимой она ютится в доме бабы Ариши, где собираются все бездомные и алкоголики из ближайшей округи, потому что дров ей выписать не на что, а весной переселяется к себе, копается в огороде, бродит по деревне… То к бабе Мане зайдет, то к Тимофеевне, то к Кирилловне, своей ближайшей соседке, то к Руденкам. только те ведь за просто так ничего не дадут, и к нам придет…
— Ладно, девки, давайте уже убираться со стола да спать ложиться. Поздно уже, — сказала тетя Люда, поднимаясь со стула.
Дом покойной бабушки Сони был большим и просторным, и места в нем всегда было достаточно. Пьяных мужчин так и оставили спать в маленькой спаленке. Обе женщины собирались разместиться на диване в зале, а девушки отправились в спальню побольше, примыкающую к залу, которая еще совсем недавно служила их покойной бабушке.
Здесь у окна стояла полуторная деревянная кровать с горкой подушек под кружевной накидушкой. Напротив — трехстворчатый шкаф, рядом стул. На стене — большой узорчатый ковер; на полу — вытертый палас; на окне — шторы с выцветшим цветочным рисунком; недавно поклеенные обои. Всё в комнате было по-деревенски просто, без роскоши и излишеств, и вместе с тем здесь было по-особенному уютно, комфортно и мило.
Оказавшись в комнате, девчонки сразу стали готовиться ко сну. Анька полезла в сумочку за кремом для рук, а Злата забралась на кровать, чтобы задернуть шторы на окнах, и не смогла удержаться от соблазна выглянуть в окно. Отодвинув тюль она прижалась носом к стеклу и ничего не увидела. Только потом на мгновение, в полоске света, падающего на асфальт, возникла фигура парня, того самого, которого они уже видели с Аней сегодня. Он обернулся и улыбнулся, заметив ее в проеме окна. А Злата, чувствуя себя как-то глупо, не смогла не улыбнуться в ответ. Впрочем, она почти сразу отодвинулась от окна и задернула штору.
