Джилл Шелвис - У любви в плену
Утром он обнаружил бездомного парня, скорчившегося на скамейке. По заключению патологоанатома, смерть наступила по естественным причинам. На тридцать седьмом шоссе принял роды у женщины, которая, даже чувствуя приближение критического момента, имела глупость сесть за руль и поехать в больницу одна.
Днем он прекратил шумную ссору в баре, съездил на вызов по поводу семейного конфликта, затем спасал из канализационной трубы пятилетнего ребенка с его щенком.
Душ смыл только остатки этой грязи, не восстановив его силы, не утолив голод. Пицца и бутылка пива заполнили бы пустоту в желудке, если б у него имелось на это время. По слухам, Ник Рейбо приобрел других собак для полуночного зрелища, и Сойер хотел убедиться, что этого не случилось. Может, потом он съест пиццу, выпьет пива с Фордом и Джексом. Его лучшие друзья присоединились бы к нему в любое время, но сегодня он составил бы им дрянную компанию.
Намыливаясь, Сойер думал о женщине. Он всегда гордился своим благоразумием и логикой, а теперь хотел женщину, для которой любимым развлечением стало делать из него посмешище. Хлоя была упрямой, импульсивной, несносной и, черт возьми, пылкой. К тому же она являлась напоминаем о бурном периоде его жизни, от которой Сойер отказался. Жизни со множеством сексуальных увлечений, не имеющих будущего. Ибо он человек, прочно обосновавшийся в этом городе, а Хлоя — всего лишь перекатиполе.
На следующий день после инцидента с собаками местная газета опубликовала статью о недавних случаях вандализма и мелкого воровства в округе. Анонимный автор включил даже список людей, известных стремлением к беспорядку; там значилась и Хлоя.
Что неудивительно.
Хотя вряд ли она расстроилась. Не в ее характере беспокоиться, что подумают о ней люди. Однако это наверняка обеспокоило ее сестер, озабоченных репутацией своего заведения.
Конечно, если б он арестовал Хлою за посягательство на чужое владение и кражу, это повредило бы репутации гостиницы и стало личным адом для него самого. Тара и Мэдди не пощадили бы его. Хотя он не арестовал Хлою по другой причине. Не арестовал потому… черт. Потому что впервые в своей взрослой жизни он захотел выбрать другой путь, и ему это не понравилось.
За прошедшую неделю Сойер видел ее несколько раз. Однажды, когда она выходила из травмопункта с повязкой на руке после укола от столбняка. Затем несущейся по шоссе на «веспе», длинные волосы распущены, шлем и солнцезащитные очки закрывают большую часть лица. А вчера столкнулся с ней в бакалейно-гастрономическом магазине, когда Хлоя брала с полки бутылку водки — для работы, как она его заверила.
— Водка. Для работы, — засмеялся он и, мгновенно забыв об игре в бейсбол, с интересом остановился в проходе между полками.
— То, как она чистит стеклянную посуду, нельзя описать словами. При местном применении она действует как отличное предохраняющее средство. А при неместном использовании она является идеальным лекарством для мужчин.
— Как это?
— Очень просто. Несколько глотков, и ты излечился от глупости.
При этом воспоминании Сойер покачал головой. Она умудрилась вызвать у него два желания одновременно: и поцеловать ее, и бежать как черт от ладана.
Выйдя из душа, он бросил полотенце и надел чистую одежду. Во время дежурства он ездил на полицейской машине, а его личным автомобилем был грузовик. Они всегда стояли наготове, и сегодня, чтобы не привлекать к себе внимания, Сойер взял грузовик.
Лаки-Харбор, расположенный в чашеобразном углублении побережья, окружали величественные островерхие скалы и густой лес. Сейчас там царила кромешная тьма.
Нику Рейбо принадлежали десять акров земли, тянувшиеся от Орлиного утеса до глубины лесной чащи. Укромное место, идеально подходящее для всякого рода незаконных дел и шумных сборищ.
Сойер решил заняться им позже.
В этот ночной час он был единственным на дороге, пока спускался с холма в город. Луна, проглядывавшая сквозь облака, бросала тусклый свет на Тихий океан слева от него. И пирс, и город казались черными, а его мысли были еще чернее.
Он свернул на узкую дорогу, которая вела к Лаки-Харбору, но, объехав приветливо освещенную гостиницу, остановился перед маленьким коттеджем, где жила Хлоя.
Свет не горел.
Сойер очень надеялся, что она спит, а не участвует с Лансом во втором акте пьесы «Два глупца». На этот раз их могли убить. Но все надежды рассеялись, когда он включил фонарь и не обнаружил ее «веспу».
Дерьмо.
Постепенно свирепея при мысли, что Хлоя опять ищет неприятности, Сойер вылез из грузовика и огляделся. К своему облегчению, он увидел «веспу» рядом с коттеджем. Возвращаясь назад, он посветил фонарем на входную дверь, захватив лучом цветущие растения в горшках и циновку для йоги.
Когда Хлоя оставалась в Лаки-Харборе, а не работала где-то еще, она любила заниматься на рассвете йогой. Он видел ее на берегу, освещенную солнцем, с загорелыми руками и ногами, согнутыми под невероятными углами. Это наводило его на мысли о других, лучших способах их сгибания. Йога — единственное дело в ее жизни, требовавшее абсолютного покоя и неподвижности. Вероятно, именно это ее и привлекало.
Сойер понятия не имел, что привлекало к ней его.
Нет, все он понимал прекрасно. Обладая удивительной проницательностью и острым умом, Хлоя пользовалась ими, чтобы припирать его к стенке так часто, как могла.
И делала это весьма искусно.
А он искусно позволял ей.
Сойер покачал головой и повернулся, чтобы уйти, но его остановил крик, прорезавший ночную тишину. Он уже подскочил к двери с пистолетом в руке, когда Хлоя снова закричала.
Хлоя.
В этом крике был не ужас, не боль, а страсть. Сумасшедшая страсть, подумал он, превосходящая по громкости вопли порнозвезды.
Третий крик прозвучал в сопровождении низкого, явно мужского голоса, и Сойер решил, что пора бежать отсюда.
Не успел он развернуться, как на веранде зажегся фонарь, полностью осветив его тому, кто наблюдал за ним в глазок. Секундой позже щелкнул запор, и входная дверь открылась.
— Сойер?
Он, поморщившись, оглянулся. Хлоя стояла на пороге со своим лучшим другом Лансом, оба полностью одетые, слава Богу.
Ланс был ее ровесником, болезненно худым и бледным от фиброзно-кистозной дегенерации, которая мучила его всю жизнь. Рядом с ним Хлоя казалась воплощением здоровья и красоты. Она могла бы стать моделью, однако ей мешала строптивость, абсолютно неприемлемая в этом бизнесе.
Она была в мягком черном облегающем свитере с капюшоном и в узких темных джинсах, заправленных в ботинки на высоких каблуках. Вид-предупреждение «не приставать ко мне».
