Джоджо Мойес - Последнее письмо от твоего любимого
Как-то в разговоре с Элли Джон мимоходом упомянул, что после рождения детей его жена перестала заботиться о своей внешности, но тут же сменил тему и больше никогда не заговаривал об этом, как будто ему это казалось куда более страшным предательством, чем сам тот факт, что он спит с другой женщиной. Элли, с одной стороны, возмутил его столь джентльменский жест по отношению к супруге, а с другой — она стала еще больше восхищаться им.
Однако зерна упали на благодатную почву, и Элли представила себе жену Джона во всех красках: неряшливый халат, весь в пятнах, ребенок под мышкой и постоянные упреки во всех возможных недостатках. Элли едва удержалась, чтобы не сказать ему: «А вот я никогда такой не стану».
— Можно взять интервью у какой-нибудь современной женщины-психолога, которая отвечает на подобные письма в наши дни, — предложил редактор субботнего выпуска Руперт, склонившись над ксерокопиями.
— Думаю, это необязательно. Вы ответ послушайте: «Возможно, вашей жене никогда не приходило в голову, что она является манекеном на витрине вашей карьеры. Возможно, она просто говорит себе, что она уже замужем, жизнь ее устроена, она счастлива, так к чему все это? Если она, конечно, вообще об этом задумывается».
— О, этот вечный покой супружеского ложа! — восклицает Руперт.
— «Я не раз наблюдала, как влюбленные девушки на удивление быстро превращаются в женщин, которые бесцельно проводят свое время в уютном семейном гнездышке. Сначала они пышут энергией, героически сражаются с каждым лишним фунтом, ночами не спят, думая, где купить чулки со стрелкой, и выливают на себя пинты духов. А потом появляется мужчина, говорит: „Я люблю тебя“, и шикарная барышня непостижимым образом тут же превращается в посудомойку — счастливую посудомойку».
Кабинет на секунду наполняется вежливым, одобрительным смехом.
— А вы, девочки, что выбираете? Героически сражаться с лишними фунтами или стать счастливой посудомойкой?
— По-моему, я недавно видел фильм с таким названием, — невпопад говорит Руперт и тут же смущенно утыкается в свой блокнот, так как после его реплики в кабинете воцаряется мертвая тишина.
— Тут есть над чем поработать! — провозглашает Мелисса, стуча пальцем по папке. — Элли, покопайся в архиве после обеда, может, еще что-нибудь найдешь. Нас интересует, как жили женщины лет сорок-пятьдесят назад. Пожалуй, сто — это многовато, слишком непонятно. Главный редактор хочет, чтобы мы осветили наш переезд так, чтобы он увлек читателей.
— Мне придется работать в архиве?
— Какие-то проблемы?
Да нет, никаких проблем. Конечно, при условии, что вы любите проводить время в темных подвалах, разбирая залежи номеров центристской газеты, которая выпускалась ненормальными мужчинами сталинистского толка, и копаться в материалах, которые никого не интересуют уже лет тридцать.
— Что вы, никаких проблем, — широко улыбается Элли. — Наверняка что-нибудь раскопаю.
— Гели хочешь, возьми себе в помощь кого-нибудь из сторонников лейбористов. Говорят, в отделе новостей моды есть пара человек…
Элли даже не замечает, с каким злорадством редактор произносит последнюю фразу. Недавно Мелисса окончательно разделалась с очередными выскочками, метящими в новые Анны Винтур.[1] Не замечает, потому что думает только об одном: в подвале мобильный не ловит. Черт!
— Кстати, Элли, а где тебя носило сегодня утром?
— Когда?
— Сегодня утром. Я хотела, чтобы ты переписала ту статью о детях и тяжелых потерях, но никто не знал, где тебя найти. Как это понимать?
— Я брала интервью.
— Ну кого же? — спрашивает Мелисса с улыбкой, но Элли, прирожденный эксперт по языку жестов, тут же понимает, что это не улыбка, а скорее хищный оскал.
— У одного адвоката. Инсайдерская информация[2] насчет проявлений сексизма в парламенте, — быстро отвечает Элли и тут же жалеет, что вообще открыла рот.
— Сексизм в деловых кругах. Да, тоже мне новость… Будь добра впредь приходить в офис вовремя. Сомнительными интервью можешь заниматься в свое личное время. Ясно?
— Ясно.
— Вот и отлично. Мне нужна статья на весь разворот для первого выпуска с набережной Компасс-Ки. Что-нибудь в духе «plus 5а change»,[3] — продолжает Мелисса, быстро записывая что-то в блокноте с кожаной обложкой. — Профессии, объявления, письма читателей… Приноси сегодня в конце дня, что найдешь, тогда и решим.
— Конечно, — спешит заверить ее Элли, направляясь вместе с остальными к выходу.
У Элли самая сияющая и профессиональная улыбка во всей редакции.
Сегодня провела день в современном варианте чистилища, пишет она, прерываясь, чтобы глотнуть вина. Архив газеты. Радуйся, что можешь придумывать истории сам.
Джон написал ей в чате на хотмейле, где он зарегистрирован под ником Щелкопер, — только им двоим понятно, что тут смешного. Элли забирается в кресло с ногами и ждет, пока компьютер издаст характерный звук, что ей пришел ответ.
На экране загорается надпись:
Эх ты, невежда. Обожаю архивы. Напомни мне, когда мы снова решим поразвлечься, чтобы в следующий раз я отвел тебя в Национальную библиотеку публицистики.
Элли с улыбкой пишет:
А ты знаешь, как сделать девушке приятно.
Стараюсь изо всех сил.
Единственный человекообразный библиотекарь нашего архива дал мне целую кипу бумаг. Не самое интересное чтение перед сном.
Она отправляет сообщение и тут же думает, не слишком ли жалостливо оно звучит, добавляет смайлик и тут же жалеет об этом, вспоминая, что недавно он написал эссе для «Литературного обозрения» о том, что смайлики — яркое доказательство того, сколь бедна современная коммуникация.
Это был иронический смайлик, добавляет она и, взволнованно прижимая руку ко рту, ожидает ответа.
Погоди. Мне звонят.
Экран гаснет.
Мне звонят… Жена? Джон сейчас в своем номере в Дублине. Говорит, отличный вид на море.
Тебе бы понравилось.
Ну что ему на это ответить? Возьми меня с собой в следующий раз? Слишком настойчиво. Наверняка бы понравилось? Как-то язвительно звучит.
Да, пишет она после долгих мучений и громко вздыхает — все равно ведь он не слышит…
Сама виновата, наперебой говорят ей друзья. И, что самое удивительное, на этот раз Элли с ними совершенно согласна.
Они познакомились на книжном фестивале в Саффолке. Элли послали туда взять интервью у модного писателя, который заработал целое состояние на триллерах, оставив наконец попытки опубликовать что-то более серьезное в литературном отношении. Автора зовут Джон Армор, главный герой его книг Дэн Хобсон — это сплав старомодных представлений о мужественности и напоминает мультяшного героя. Она договорилась пообедать с ним и, направляясь на интервью, ожидала, что тот начнет неуклюже защищать подобную литературу, возможно, отпустит пару-другую страдальческих вздохов на предмет издательского бизнеса — в общем, будет вести себя как все остальные писатели-зануды. Элли приготовилась выдержать целый час в обществе очередного толстяка средних лет, отъевшего брюхо, сидя за письменным столом, но за столиком ее ждал подтянутый мужчина высокого роста, чье загорелое, веснушчатое лицо напомнило ей о повидавших жизнь фермерах Южной Африки. Он оказался забавным и обаятельным парнем, внимательным слушателем и к тому же обладал изрядной долей самокритичности. Казалось, это он берет у нее интервью: расспросил Элли о том, как она живет, и лишь после этого поведал ей свою теорию происхождения языка и рассказал, что, по его мнению, общение между людьми постепенно вырождается, превращаясь в жалкое подобие истинной коммуникации.
