Татьяна Лисицына - Я не могу проиграть (СИ)
— Держи, — Вадик протягивал мне вафельный стаканчик.
— Спасибо, — я взяла мороженое и встала со скамейки. — Поехали домой, мне пора.
— Ну конечно пора, у тебя же вечером свидание с очередным влюбленным в тебя дурачком.
— Да что за дело тебе до моих парней? — разозлилась я. — Завидуешь им что ли?
Вадик презрительно оглядел на меня с ног до головы.
— Просто не понимаю, что они в тебе находят.
Он ждал, что я обижусь, но я лишь рассмеялась.
— Сама не понимаю. То ли дело ты?! Просто кремень. Столько лет знакомы, а все только друзья.
Вадик поперхнулся мороженым и закашлялся.
Через Никитский бульвар мы вышли на Арбат, а потом прошли на Гоголевский, самый мой любимый из всех бульваров. Я рассматривала прохожих и не обращала внимания на Вадика, он по-прежнему молчал и смотрел себе под ноги. Все скамейки были заняты: парочки целовались, бабушки судачили, мамаши выгуливали своих отпрысков, а мы медленно шли, стараясь не смотреть друг на друга. У подъезда Вадик поцеловал меня в щеку и убежал как от прокаженной.
Я открыла дверь своим ключом. Медленно прошлась по комнатам: когда-то ухоженная квартира выглядела запущенной, неубранной и неуютной, она больше не была тем домом, который я так любила. Мне опять стало грустно, все чаще и чаще я оставалась одна. Родителям не было до меня дела, словно, потеряв друг друга, они разлюбили и меня.
Папа уехал на Кавказ, а мама почти не бывала дома, объясняя свое отсутствие концертами и репетициями, но я догадывалась, что она все чаще проводит время со своим знакомым. Очень хотелось с кем-нибудь поговорить. Руки сами собой набрали знакомый номер. Вадик снял трубку после первого гудка.
— Вадим, а что ты хотел сказать мне?
— О чем ты? — начал придуриваться он. — Я уже и не помню и, вообще, занят сейчас. Тебя там что, все твои кавалеры побросали из-за твоей меланхолии? Так ты не раскисай, держи себя в руках. Ты же знаешь, парней всегда привлекала только твоя веселость, — Вадик явно издевался надо мной.
— Да иди ты, — я бросила трубку, испытывая горькое сожаление о своей минутной слабости.
Я пошла в ванную и долго изучала в зеркале свое лицо. Не красавица, конечно, тут Вадик прав, но очень даже ничего. Улыбнувшись своему отражению, я еще выше вздернула свой курносый нос и решила, что никому не удастся испортить мне настроение. Надо не грустить, а действовать. Я встречусь с маминым женишком и попытаюсь спасти нашу семью — это главное. Лежа в постели перед сном я обдумывала слова, после которых, он откажется от своей любви, мама вернется к нам, и мы втроем снова будем счастливы.
А что касается Вадика, так я о нем и думать не буду.
Глава 4
Утром я встала с хорошим настроением, у меня был план, и я была готова к его осуществлению. На улице серо и дождливо, купола Новодевичьего затянуты пеленой тумана, но после череды погожих и теплых дней я восприняла перемену погоды как добрый знак. Я зашла к маме в спальню, как все творческие люди она поздно вставала, и присела на краешек кровати.
— Мамуль, проснись, — я потрясла ее за плечо.
Мама открыла заспанные глаза и удивленно посмотрела на меня. Ее утренний сон раньше был священным для нас: мы с папой ходили на цыпочках, чтобы ее не разбудить.
— Ты сегодня выступаешь?
— Сегодня…. Ах да, в консерватории.
С того памятного дня, когда они объявили мне о разводе, у нас с мамой были натянутые отношения, поэтому я подумала, что ей было приятно видеть меня прежней, несмотря на то, что я разбудила ее в восемь. Она даже смогла улыбнуться.
— Мама, а он… — я сделала паузу, не зная как его назвать, — Твой новый знакомый будет сегодня играть?
— Да, Коленька тоже сегодня выступает. А почему ты спрашиваешь?
Ее нежное «Коленька» разозлило меня, но я постаралась, чтобы мама этого не заметила.
— Если увижу его собственными глазами, мне будет легче понять тебя, — схитрила я.
— Вика, родная! — мама погладила меня по щеке. — Я знаю, тебе тяжело, ты так привязана к отцу, но я не могу ничего поделать с собой. Когда ты полюбишь, как я, ты поймешь, что это прекрасно.
Вдаваться в дискуссии на тему любви мне не хотелось, мне по-прежнему было тяжело ее видеть.
— Мам, мне пора, я опаздываю, — я заставила себя чмокнуть ее в щечку и выбежала из дома, хотя у меня была еще уйма времени.
* * *Весь день я пребывала в нервно-возбужденном состоянии и с трудом дождалась вечера. Для концерта я надела свое любимое черное короткое платье, которое выгодно подчеркивало мою фигуру. Длинные рыжие волосы я постаралась выпрямить и уложить. Сделав вечерний макияж, я надела туфли на высоких каблуках и, покрутившись перед зеркалом, решила, что выгляжу потрясающе, и к тому же гораздо старше своих шестнадцати.
Билетерша, пожилая женщина, которую все называли тетя Катя, не узнала меня:
— Ваш билет, девушка? — строго потребовала она.
Я улыбнулась ей.
— Здравствуйте, тетя Катя, мама не предупредила, что я приду?
— Господи, Вика?! Я не узнала тебя. Какая ты стала взрослая и красивая, прямо невеста.
Я смущенно потупила глазки, как и подобает воспитанной девочке, радуясь в душе, что достигла цели и выгляжу, как взрослая.
— Ну, давай, проходи, — она подтолкнула меня. — Концерт сегодня хороший, не будет свободных мест, придешь ко мне за стулом.
— Спасибо, тетя Катя, — я прошмыгнула мимо.
Консерватория место особенное, и мне все здесь нравится: и высокая с красной ковровой дорожкой лестница, и портреты композиторов в зале, и какая-то торжественность, исходящая из каждого уголка, словно музыка, звучавшая здесь, впиталась в стены. Даже люди, которых я вижу в зале, мне кажутся лучше и добрее, чем просто проходящие по улице.
Понимать музыку и наслаждаться классическими произведениями, которые пережили века и до сих пор вдохновляют людей, дано не всем. Среди моих друзей эту страсть разделяла лишь Ольга, моя лучшая подруга, которая обладала прекрасным голосом и получила музыкальное образование, а остальные предпочитали диско, рок, рэп. Я всю свою жизнь буду благодарна маме, что она помогла мне полюбить мир звуков, закрытый для многих людей, не понимающих, а, может быть, просто не имеющих желания понять.
В первом отделении исполняли Бетховена, сонату № 3 для виолончели и фортепиано. Строгая дама со сцены объявила имена исполнителей: Алябьевой Аллы, моей мамы, и Разумова Николая. От волнения я вцепилась в подлокотники кресла и затаила дыхание — как же он выглядит, мамин избранник? Своей королевской походкой на сцену вышла мама, и тут я увидела его — высокого роста, худощавый, в черном костюме. Они заняли свои места и обменялись с мамой взглядами, он ей чуть-чуть улыбнулся, она просияла и склонилась над клавишами. Я сидела в первом ряду и сияние маминых глаз, легкий румянец на ее бледных щеках, не могли ускользнуть от меня. С болью оторвавшись от мамы, я взглянула на него. Большой нос правильной формы, темные, видимо, карие, глаза, гладко зачесанные назад каштановые прямые волосы, четко очерченный рот. «Красив, безусловно красив», — подумала я.
Постепенно моим вниманием завладела музыка, которую исполняли эти двое, влюбленные друг в друга. Звучали аккорды, мамины пальчики неутомимо бегали по клавишам, а нежный голос его виолончели вторил ей, а иногда о чем-то настаивал. Они сыграли еще несколько произведений, которых я не знала, в паузах они обменивались взглядами, которые еще больше разрывали мне сердце, поскольку я поняла, что у папы, как бы его ни любили и каким бы прекрасным человеком он ни был, нет ни единого шанса. Эти двое на сцене, сплетенные звуками и их оттенками, очень подходили друг другу. Я вытерла слезы и решила им не мешать. Правильно или нет поступила мама, это ее жизнь, и в эти мгновения, в этом зале, я ее понимала и прощала. Да будет так, как они решили! Едва дождавшись перерыва улизнула на улицу, мне хотелось на воздух, я больше не могла смотреть на них. Я немного прошлась по Большой Никитской и, повинуясь порыву, купила у бабушки букет тюльпанов. Вернувшись в зал, я обнаружила, что гуляла слишком долго, второе отделение уже заканчивалось, публика кричала «браво» и аплодировала. Я поднялась на сцену и, поделив букет пополам, подарила им. В тот момент мне хотелось, чтобы они поняли, что я простила их.
Зрители устроили овацию, и мне показалось, что публика одобряет не только их игру, но и их чувства.
Я абсолютно не помню как оказалась дома, не помню как переходила дороги, ехала на метро, открывала дверь. Когда я начала осознавать окружающее я уже сидела в своей комнате со школьной сумкой в руках, пытаясь собраться в школу. Как-то неожиданно я поняла, что не пойду завтра в школу, потому что прежняя жизнь закончилась. Мне срочно нужно было уехать, спрятаться ото всех, чтобы наедине с собой решить, что мне делать дальше.
