Мэри-Роуз Хейз - Аметист
Он был одним из многих… как и Гвиннет.
— Гвиннет? — Глаза Катрионы, казалось, готовы были выскочить из орбит — настолько ее потрясло известие, что Танкреди переспал с Гвиннет. — Но она едва его знала! Как это могло произойти?.. Я имею в виду — когда?
— За день до твоей свадьбы. После этого Танкреди бросил Гвиннет так же, как он бросил Джонатана. Ему никто не нужен. Так что, с кем бы Джонатан ни встречался сейчас в Лондоне, это никак не мой брат. Прости, Кэт. Я ничем не могу тебе помочь.
— Но, — Катриона затрясла головой, — тогда кто…
Виктория не отрываясь смотрела в небесно-голубые глаза Катрионы.
— Постараюсь объяснить. Мне бы не хотелось, но кто-то же должен это сделать. Кэт, послушай. Танкреди коллекционирует красивых людей. Как только кто-то — не важно кто, мужчина или женщина, — привлечет его внимание, он тут же делает его или ее любовником или любовницей. Кажется, о Танкреди можно сказать, что он подлинный бисексуал. Но Джонатан не такой.
— Разумеется, не такой.
— Ты меня не слушаешь. Черт возьми, Кэт, да не будь ты наивной девочкой! — Виктория была откровенно огорчена тем, что Катриона все еще не могла или не хотела понять. — Джонатан никогда не даст тебе того, в чем ты нуждаешься. Он никогда не полюбит ни одну женщину. Он не может, и его не изменишь. Если тебе нужна любовь, придется найти кого-нибудь другого.
— Другого? — Глаза Катрионы сузились, показывая, что смысл слов Виктории наконец-то до нее дошел. — Значит, ты хочешь сказать, что Джонатан педераст? — Катриона вскочила на ноги. — Ты лжешь. Ты ужасная, отвратительная лгунья.
— Прости, Кэт. Я не хотела тебя обидеть.
— Ax, как любезно с вашей стороны!
— Правда ранит иногда, как… как любовь.
— Что ты знаешь о любви? Ты, любящая одну-единственную персону — саму себя! Вы с Танкреди два сапога — пара.
Вы стоите друг друга. — Катриона открыла сумочку и достала из нее двадцатифунтовую банкноту. — Я ненавижу тебя, Виктория Рейвн. Ты всегда хотела испортить мне жизнь. Всем нам. Ты завидуешь, потому что у меня есть нечто, чего нет у тебя, и ты хотела бы это стащить. Вот, — Катриона швырнула деньги на стол, — насладись обедом сполна!
Откинувшись на спинку стула и глядя вслед взбешенной Катрионе, которая с треском отворила дверь и выскочила из ресторана, Виктория Рейвн снова наполнила свой бокал и покачала головой.
Глава 7
— Добрый день. Я заходила к вам два раза, но вы так сладко спали, что жаль было вас будить.
Джесс уставилась на одну из самых прекрасных женщин, каких она когда-либо видела. Черные волосы были заколоты на макушке золотой заколкой-пряжкой; рыжевато-коричневые глаза излучали свет. На женщине была простая желтая рубашка в полоску, стоившая, однако, как показалось Джесс, столько же, сколько стоили все вещи, покупаемые ею за год.
В руках женщина держала небольшой серебряный поднос, на котором стоял запотевший стакан апельсинового сока, тарелка с кусочками папайи и две чашки дымящегося кофе.
Лицо женщины казалось знакомым, но Джесс никак не могла вспомнить, где она ее видела.
Солнечный свет, проникающий в комнату сквозь открытые створчатые двери балкона, золотым теплом согревал кафельный пол и край постели. Глядя на лениво плававшие в пронизанном желтыми лучами воздухе пылинки, Джесс чувствовала покой и удивительную легкость. Она улыбнулась женщине и попыталась сесть, но туг же обнаружила, что совершенно раздета. В памяти вдруг возникли какие-то странные, полуреальные картинки: холодная, сырая ночная лужайка, люди, наблюдающие, как она, голая, проходит через комнату, наполненную цветами; ванная с золотыми дельфинами…
— Я принесла вам кое-что поесть.
— Спасибо. — Прикрыв простыней грудь, Джесс поставила поднос к себе на колени. Потом, понимая, что более глупого вопроса задать нельзя, спросила:
— Простите, но где я?
— Вы у нас дома, в Юнтвилле. Недалеко от Налы. Я — Андреа фон Хольценбург. Мой муж — Максимилиан фон Хольценбург. — Женщина криво усмехнулась. — Ужасное прусское имя, не правда ли? Я зову его просто Макс. Вы были на пикнике у Стефана.
Джесс смотрела, ничего не понимая.
— Стефан — мой сын. Кто-то подмешал в «Сангрию»
ЛСД. Мне так жаль. Скажите, как вас зовут, дорогая?
— Джессика Хантер. Друзья зовут меня просто Джесс.
— Прекрасно. Имя вам очень идет. — Андреа снова улыбнулась, покачала головой и слегка нахмурила брови; во взгляде ее чудесных глаз мелькнуло искреннее беспокойство. — Стефан порой такой безответственный. Мы с Максом и друзьями улетели за покупками только на одну ночь. — Андреа словно оправдывалась перед Джесс. — И были уверены, что все здесь будет в полном порядке.
Джесс почувствовала, что должна успокоить разволновавшуюся Андреа.
— Пожалуйста, не переживайте. — И, чтобы перевести тему разговора, поинтересовалась:
— А куда вы ездили за покупками?
— В Гватемалу, — сообщила Андреа не моргнув глазом, словно однодневная поездка по магазинам в Южную Америку была столь же заурядна, как экскурсионная поездка в Сан-Франциско. — Там живет художник, с которым Макс хотел встретиться. Вам знакомо имя Артуро Молино? Макс купил несколько его картин.
Джесс подцепила серебряной вилкой кусочек папайи и, съев его, отпила немного сока.
— Ваш муж коллекционирует картины?
Андреа кивнула.
— Вы сможете посмотреть их чуть позже, если вам это интересно. Макс очень гордится недавно купленной картиной Шагала. — Андреа ласково положила руку на плечо Джесс. — Как вы себя чувствуете?
— Прекрасно, — честно призналась Джесс. — Благодарю вас.
— Мы полагали, что нашли всех пострадавших, но вы, очевидно, забрели слишком далеко. Мы ведь понятия не имели, кто участвовал в пикнике…
— Я была в винограднике. — Джесс слегка поморщилась. — Боюсь, что мне пора уходить.
Джесс как бы взглянула на себя со стороны — голая, стоявшая на четвереньках в теплой красноватой пыли. Интересно, а кто тот золотоволосый юноша? Вздохнув, Джесс решила, что ей никогда уже этого не узнать. Скорее всего оно и к лучшему, подумала она, краснея от стыда до корней волос и радуясь тому, что Андреа не может читать ее мысли.
— Мне очень жаль, что я причинила вам столько беспокойства. Вы были очень добры, так позаботившись обо мне.
А сейчас мне лучше бы встать и… одеться.
Джесс огляделась вокруг в поисках своей одежды.
— Дорогая моя, но у вас ничего нет, — сообщила Андреа.
— Я… О-о-о…
Джесс с ужасом смотрела на Андреа. Теперь она видела себя совершенно голой, весело дефилирующей по залу, заполненному людьми в вечерних нарядах. Болтающей что-то.