Анатолий Чупринский - Рыжая из шоу-бизнеса
— Подумаешь! И не в таких переделках приходилось… — начал успокаивать ее Сергей.
Надя чуть отстранилась, закрыла ему ладонью рот.
— Молчи! Стой и молчи! Этот идиот чуть не убил тебя! Ты понимаешь!? Прямо на моих глазах!
— Ведь не убил же…
— Надо было запомнить номер! Найти и оторвать ему голову!
— Так и сделаем! Найдем и оторвем голову.
— Я очень испугалась!
— Я еще больше испугался. Не волнуйся, найдем. Ухо за ухо, нос за нос и все такое!
— Молчи! Стой и молчи! Ты всегда шутишь совсем не в те моменты, в которые надо!
Они опять обнялись. Сергей осторожно, стараясь не сбить с макушки очки, погладил ее по волосам.
— Эй! Совсем озверели, да?! Прямо на проезжей части!
Из бесшумно остановившегося рядом с ними «Мерседеса» высунулся молодой парень со скучающей физиономией. Сергей и Надя оглянулись и только тут сообразили, они стоят посреди дороги, явно мешают отъезжающим от гостиницы машинам.
— Отвали-и! — усталым голосом ответила Надя. Она отстранилась от Сергея, поправила волосы, одернула футболку.
Сергей обнял ее за плечи и осторожно увел на тротуар. «Мерседес», зло, взвизгнув шинами по сухому асфальту, уехал. Около будки охранника Сергей расправил помятый букет гвоздик, протянул Наде.
— Это тебе! — кашлянув, пробормотал он.
Ранним утром, видя, как внук чистит щеткой джинсы, чего за ним ранее не наблюдалось, и бесконечно приглаживает перед зеркалом волосы, Ксения Федоровна нейтральным тоном объявила:
— Некоторые, хорошо воспитанные молодые люди, встречаясь с симпатичными девушками, преподносят им цветы. Это хороший тон.
Надя понюхала букет и улыбнулась. Когда улыбалась, она всегда слегка морщила нос, и вокруг глаз у нее появлялись мелкие морщинки. В эти мгновения Сергей был абсолютно убежден, они знакомы уже лет двести. Будут вместе еще столько.
Надя приподнялась на цыпочки, постучала в окно будки.
— Поставь в банку с водой! Вечером заберу! — приказала она апатичному парню, высунувшемуся на улицу. Повернувшись к Сергею, пояснила. — По такой жаре они через час завянут.
По пути к центру дважды застревали в пробках. Первый раз около «Известий» на Пушкинской стояли, чуть ли не полчаса. Второй, перед Охотным рядом, дверь в дверь ползли в сплошном потоке, как стадо гигантских металлических черепах из фильма ужасов. То справа, то слева у кого-нибудь перегревался и глох двигатель, это еще больше усугубляло затор и, казалось, подобному издевательству не будет конца.
Старина «Форд» в очередной раз показал себя молодцом. Ни разу не чихнул, не закашлялся. Когда после Политехнического у светофора наметился едва заметный просвет между рядами, он, без всякого понукания со стороны Сергея, взревел и так рванул с места, вниз к площади Ногина, что мгновенно оставил далеко позади остальных. Молодых и многолошадных. Через полминуты выскочили на набережную. Сергей с Надей почувствовали на лицах слабое дуновение речного ветерка.
«Форд» оставили прямо на тротуаре у билетной кассы. Они едва успели проскочить по трапу на раскаленную металлическую палубу и перевести дыхание. Речной трамвай будто дожидался их, тут же отвалил от узкого причала Котельнической набережной и заскользил курсом к Крымскому мосту.
Будний день, раннее утро, а трамвай под завязку набит пассажирами. И отнюдь не только любознательными гостями столицы. Коренные жители мегаполиса обоего пола, в основном пенсионного возраста, с детьми и внуками чинно сидели на лавочках или стояли вдоль низких бортов и, почему-то все как один нахмурившись, осматривали проплывающие мимо достопримечательности. Словно проводили ревизию. Дети соревновались с чайками в пронзительных визгах. Бросали символам МХАТа, преследующим трамвай, куски булок и пустые стаканчики из-под мороженого.
Сергей и Надя расположились на корме. Прямо под ногами бурлила и кипела, вырываясь из-под винтов, коричневая речная вода. Громко стучал движок, разговаривать было невозможно. Они только смотрели по сторонам и обменивались выразительными взглядами.
Утро красило стены древнего Кремля, проплывающего мимо них справа, зыбкой торфяной дымкой. Купола едва угадывались. Когда слева по курсу возникло творение вездесущего Церетели, пассажиров и вовсе охватило легкое разочарование. Фигура царя Петра была напрочь скрыта дымной мглой. До пояса еще можно было что-то рассмотреть, но лица самодержца уже не было видно вовсе. Что он там держал в руке, вытянутой над головой, оставалось только гадать.
Когда проплывали под Крымским мостом, на секунду вокруг потемнело, все пассажиры задрали головы вверх и дружно уставились на давящую громаду металлических конструкций. В это мгновение Сергей схватил Надю за плечи, быстро поцеловал в губы и тут же чуть отодвинулся. С озабоченным выражением лица начал вглядываться в силуэт Колеса обозрения посреди парка Горького.
Надя тихо засмеялась, покачала головой.
На Колесо обозрения они не попали, в виду закрытия последнего на профилактический ремонт. Скучающий охранник пояснил. Две недели назад какой-то лихой ковбой, под парами дюжины «Клинского», на самой верхотуре решил перелезть из одной кабины в другую, познакомиться с симпатичными девицами. Естественно, сверзился, переломал руки-ноги. «Скорая помощь», милиция, журналисты…. Нагрянули комиссии. Колесо закрыли до особого распоряжения. Работы нет, заработка тоже. Сплошная тоска и безысходность. Закурить не найдется?
Сергей угостил охранника сигаретой, и они с Надей двинулись вглубь Парка им. Культуры и отдыха. Имя буревестника революции, как пояснил охранник, было отнято у Парка еще в начале перестройки, в виду несоответствия идеологических позиций пролетарского писателя с демократическими веяниями сегодняшнего дня.
На аллеях и тропинках бурлил отдыхающий народ. Старики и дети, дамы без собачек и продавщицы из ближнего зарубежья, получившие единственный выходной среди недели, студентки, срезавшиеся на вступительных экзаменах и искатели случайных знакомств…. Все ели, пили, швыряли стаканчики и пластмассовые бутылки мимо урн и искали жадными глазами новых объектов для развлечения.
Наталья уже два часа не могла дозвониться до Дергуна. Холодный душ ничуть не расслабил, не успокоил. Ее всю трясло. Она сидела перед зеркалом на стуле, куталась во влажное махровое полотенце и неподвижным взглядом смотрела на свое отражение.
«Рассудок с чувством не в ладах!» — горько усмехнулась она и покачала головой. Жадно закурила уже, Бог знает, какую по счету сигарету. Есть не хотелось, только пить и курить.
