Дениз Робинс - Милая Кассандра
— Я лично не считаю, что твой приезд улучшит ее состояние, — продолжал он — но раз Дороти желает тебя видеть, значит, мой долг — разыскать тебя.
Сердце у девушки упало. Она, конечно, была в ссоре с миссис Вудбер, но все-таки это ее мать. Когда-то Касс очень ее любила, до того как Дороти стала женой генерала и изменилась до неузнаваемости, что и послужило в конце концов причиной их разрыва.
Кассандра вернулась к любимому с расстроенным лицом.
— Кевин, это ужасно, но мне придется немедленно возвращаться в Лондон, — сообщила она дрогнувшим голосом.
Мужчина пришел в ужас.
— Как в Лондон? Прямо сейчас? Нет, только не это! — огорченно воскликнул он. Мы здесь всего несколько часов и…
— Кевин, прости, но мне надо ехать, — прервала его Касс. — Мама может умереть.
Она объяснила, что мистер Вудбер, который вообще не признавал, что его жена может заболеть, сказал, что у Дороти случился удар и что положение серьезное. Он редко отпускал ее к врачу, поэтому никто не знал об опасно высоком давлении миссис Вудбер.
— Если она умрет, то только из-за него, — несколько мелодраматично заявила девушка.
Ее муж, несмотря на прохладное отношение к теще, проникся сочувствием.
— Удар! Плохо дело. А что еще он сообщил?
— Доктор прислал к ней сиделку, — начала рассказывать Кассандра. — Врачи считают, что она не долго протянет, Кевин. Даже у генерала голос был обеспокоенный. Мама, должно быть, совсем плоха. Мне надо ехать к ней.
— А она что, хочет тебя видеть? — уточнил парень.
— Да, представляешь! — кивнула Касс. — Она на несколько секунд пришла в себя и спрашивала меня.
Кевин скривил губы. Совесть у бедной старой миссис Да-дорогой наконец проснулась. «Только на грани смерти некоторые начинают понимать, как дурно они себя вели со своими ближними», — подумал он.
Мартин вызвал ей такси до станции.
— Я один справлюсь, — усмехнулся он. — Обо мне не беспокойся. Я нашел тут пылесос, так что пока почищу ковры, и к тому времени, как ты вернешься, здесь будет уже поменьше пыли.
Кассандра кинулась ему на шею и обняла двумя руками.
— Какой ты ангел, — прошептала она. — Мне так жаль! Ты же знаешь, как мне не хочется бросать тебя здесь одного, дорогой. Но мне, наверное, придется остаться там на ночь.
— Боюсь, что да, — мрачнея еще больше, согласился молодой человек.
А он так предвкушал их первую ночь в новом доме… Ну что за жизнь! Только повезет в чем-нибудь, раз в жизни, как тут же на голову сваливаются неприятности с другой стороны.
Девушка переоделась в городской костюм и села на первый поезд из Колд-Даттон до улицы Ливерпуль.
Было странно и немного грустно идти по знакомой улице с акациями по обеим сторонам к своему старому дому. Кассандра подошла к парадному входу. «Надо же, — думала она, — прошел уже целый год с того дня, когда мне было велено никогда больше сюда не возвращаться».
Генерал сам открыл дверь. Как всегда безукоризненно аккуратный, в легком летнем костюме, в тяжелых роговых очках и с серьезнейшим выражением лица. Он посмотрел на Касс без малейшей симпатии и буркнул:
— А, это ты! Спасибо, что приехала.
Отчим никогда ее ни за что не благодарил, и Касс поняла, насколько серьезно положение дел.
Дороти Вудбер действительно была при смерти. После того как генерал поговорил по телефону с падчерицей, женщина впала в беспамятство. Врачи говорили, что она вряд ли доживет до завтрашнего дня.
Генерал, закашлявшись, сам сказал об этом Кассандре, без обычной своей напыщенности. Если бы девушка хоть на секунду поверила, что у него есть сердце, то решила бы, что он по-настоящему расстроен. Отчим поведал, что роковой удар случился с его женой неожиданно и оказался для него большим потрясением. Дороти вышла в магазин, вернулась с покупками и вдруг рухнула на пол.
Касс, слушая все эти подробности, затосковала. Она стянула с себя перчатки и, окинув быстрым взглядом знакомую гостиную, произнесла:
— Пойду поднимусь к ней.
— Да, иди, — ответил мистер Вудбер.
В дверях девушка встретила медсестру, выходившую из комнаты.
— Я Кассандра Мартин, дочь миссис Вудбер. Как моя мать? — тревожно спросила Касс.
— Мне очень жаль, но она в плохом состоянии, миссис Мартин, — мягко откликнулась женщина. — Надеюсь, генерал вас предупредил.
— Да, — кивнула девушка и с тяжелым чувством вошла в комнату. Жалюзи были полуопущены. Посередине большой двуспальной кровати без движения лежала ее мать. Она казалась очень маленькой, словно сморщенной, и очень трогательной; ее красивая темноволосая голова утонула в подушках, лицо было серовато-белого цвета.
Огромный тугой комок вдруг поднялся к горлу Касс. Годы унижений, бедствий, горя и раздоров вдруг забылись, как сон, и вот она снова — маленькая девочка. А рядом лежит ее мама.
— О! — простонала Кассандра, и слезы покатились у нее из глаз. — О, бедная моя, бедная мамочка!
Она присела на постель, взяла мамину руку и прижала ее к своей теплой щеке. Рука была совсем холодная и очень слабая.
На пару секунд — не больше — Дороти Вудбер очнулась и узнала дочь. Она открыла глаза и улыбнулась.
— Привет, Касс-Касс, — прошептала женщина.
От этих слов у девушки перехватило дыхание. Она так долго не слышала этого детского имени — лет, наверное, с пяти или шести, когда ее папа был еще жив. Один малыш, живший тогда по соседству, приходил к ним играть с ней, он и придумал ей прозвище Касс-Касс.
— Дорогая, милая мама. Ты обязательно поправишься. Теперь я здесь, с тобой, — откликнулась она, пытаясь придать голосу бодрость.
Но рука, которую держала Кассандра, не ответила на ее пожатие, и веки миссис Вудбер снова опустились. К постели подошла сиделка, посмотрела на пациентку, потом перевела взгляд на миссис Мартин.
— Думаю, вам лучше попросить отца подняться, шепнула она.
Дороти Вудбер так и не пришла в сознание.
С ужасом ощутив, как зыбка грань между жизнью и смертью, Касс пошла в свою старую детскую спальню и долго горько рыдала там.
Кассандра позвонила Кевину и сказала, что сегодня не вернется, но обязательно приедет завтра рано утром.
— Какой ужас, что мама так внезапно скончалась, — выговорила она.
— Грустно, да, — согласился ее муж. — И тебе тоже тяжело, бедняжка.
— Ты не поверишь, — пробормотала девушка приглушенным голосом, чтобы никто не подслушал. — Но мне даже стало жалко нашего вояку. Он храбрится, как старый солдат, — расправляет плечи, поправляет усы и говорит: «Мы должны вести себя так, как ей хотелось бы». Но мне кажется, он искренне расстроен.