Елена Гайворонская - Пепел звезд
– Думаю – нет, – вздохнула Лена. – Но вряд ли мы сейчас что-нибудь изменим. Нас не поймут ни бедные, ни богатые. Люди пока не готовы.
– Но ведь это страшно, – серьезно сказал Евгений Семенович. – Мы привыкли к насилию, спокойно воспринимаем убийства, не реагируем на воровство. Но не готовы ни делать, ни воспринимать добро. Эта деформация сознания, равнодушие, – что может быть ужаснее? Какое будущее нас ожидает?
– Но дети рады, а, значит, они поняли главное, мы вложили в эти стены не только деньги, но и душу. Разве мало? – Лена улыбнулась. – Я стараюсь оставаться оптимистом. Уверена – в будущем достаточно места для добра и любви. И хорошего образования. А если вам что-нибудь понадобится – не стесняйтесь. Мой номер у вас есть.
– Ходят слухи, тебя пригласили во Францию?
– Это кто же говорит? – изумилась Лена.
– Ученики. Они все про тебя знают. Ты же «звезда».
– Да… – невесело усмехнулась девушка. – «С неба звездочка упала…» Не знаю, дорогой Евгений Семенович. Ничего не знаю…
Иван Иваныч достал из кармана большой клетчатый платок и вытер взмокшую лысину.
– Я что-то слышал об этом Кротове. Откуда он взялся? Загадка. Ты проверял через «центральный»?
– Да, – сказал Дмитрий. – Он чист. И это подозрительно. Не мог человек выплыть невесть откуда с такими деньгами и нигде не «засветиться».
– Думаешь, он заново переписал себе биографию?
– Написал или купил. Какая разница? Кротов – темная лошадка. Мне это не подходит. Я не желаю быть придворным адвокатом мафии.
Иван Иваныч снял очки, тем же платком протер стекла. Внимательно воззрился на Дмитрия.
– Ты не любишь мафию, не жалуешь политиков, равнодушен к женщинам. У тебя совсем нет никаких привязанностей?
– Я люблю женщин, – возразил Дмитрий.
– Нет, – покачал головой Иван Иваныч. – Ты их используешь. Тебя мама в детстве много шлепала?
– Пальцем не трогала. У нас очень интеллигентная семья.
– Значит, позже, – отечески улыбнулся шеф, – какая-то девочка крепко обидела. Было?
– Так я беру дело Гвоздева? – переменил тему Дмитрий.
– Бери, бери, – замахал пухленькой ручкой шеф.
Когда дверь за Дмитрием закрылась, шеф одобрительно прищелкнул языком.
– Ни слова лишнего. Профи.
– Забудь, Юляш, – Маслов, раскинувшись на широкой Юлькиной кровати, только что выслушал ее печальный рассказ с естественным опущением некоторых пикантных подробностей. Выпитые несколько рюмочек «Хеннеси» настроили его на философский лад. – Во всем нужно видеть положительные моменты – радуйся, что с тобой все в порядке. А это – главное. В мире ежедневно погибает куча народа. Что поделаешь? Такова жизнь… Сегодня коньяк вкушаешь, а завтра – не приведи Господи – кирпич на голову упадет. На опознание не ходи.
– Это почему? – вскинулась Юлька.
– А потому! Мне рассказывали, как оно происходит. Тут тебе не Франция. Это там – стоишь за стеклом, где тебя с другой стороны не видно. А здесь мимо тебя по коридору будут водить разных уголовников, и каждый в рожу заглянет. Опознаешь, а он, лет через пять, выйдет и найдет. Оно тебе надо?
– То есть как, через пять?! – взбеленилась Юлька. – Они человека убили! Убили, понимаешь?! «Вышку» дать должны!
– Юль, ты че, телек не смотришь? Какая «вышка»? У нас мораторий президентский давно. Твой же думский папашка громче всех орет за смягчение законодательства. В тюрьмах, мол, кушать нечего, бедные зеки… Пять дадут, через три по амнистии выйдут, вспомнишь мое слово. Если их, конечно, найдут. Найти ж еще надо… Знаешь основное правило демократии?
– Нет, – опустив глаза, призналась Юлька.
– Каждый сам за себя. А моя хата – с краю. Вот так, Юленька. – Маслов потянул подружку за руку, откидываясь на подушки. – Иди-ка сюда, малышка, я сделаю массажик – враз полегчает…
– Оставь… – Юлька высвободилась из его объятий. – Саш, а ты бы за меня не вступился…
Маслов поджал губы.
– Я бы вступился. Но за свою женщину. А вот какого хрена тот пацан башку под пулю сунул… За чужую бабу…
– Саш, да ты что завелся-то? – озадаченно промямлила Юлька.
– Ничего! – Маслов резко подскочил, от его благодушия не осталось и следа, в глазах запрыгали злые искорки. Он отбросил подвернувшийся под руку пакетик с чипсами так, что тот ударился о стену и золотистыми колечками рассыпался по полу. – Ты с ним трахалась, да?
– Прекрати… – растерянно прошептала Юлька. – Его уже нет…
– Нет – другой появится! – выпалил Маслов. – Вокруг тебя вечно вьется стая кобелей!
Юлька поднялась, медленно дошла до двери, распахнула ее так, что стала видна полутемная лестница и негромко, но отчетливо произнесла:
– Вон!
– Сашенька, иди ужинать!
– Подожди, – раздраженно ответил Маслов, – не видишь – смотрю «Новости».
Вздохнув, вытерев полной рукой взмокший лоб, Татьяна вернулась на кухню.
«Новости» интересовали Маслова, как плешивого – бигуди. «Заказчики» не объявлялись, куда-то запропастился его рабочий пропуск с фотографией. А сказать себе, что с Юлькой покончено, оказалось гораздо легче, чем это сделать. Она была нужна ему. Нужна, несмотря ни на что.
Те сопливые сикушки, с которыми он провел несколько вечером прямо в студии, после съемок, были нетребовательны и соглашались вывернуться наизнанку, лишь бы узреть свои сиськи на страницах бульварных журнальчиков. Стоит ли говорить, что до Юльки им всем было так же далеко, как козявкам до львицы. Нынешняя ссора окончательно вывела Маслова из равновесия. Но сейчас, покачивая на колене маленькую дочку Анютку, он вдруг подумал, что, когда сшибет с заказчиков оставшиеся бабки, была не была, купит две путевки в самый крутой круиз и поплывет в него с Юлькой… Даже если это будет их последнее путешествие.
Он опустил дочку на пол и пошел на кухню ужинать. Татьяна возилась у плиты, пыхтя, как скороварка. Красная, потная, в полинявшем ситцевом халате. Растрепанные волосы приклеились к вискам…
Настроение Шурика снова упало, ниже некуда.
– Тань, – сказал он, – ты мой пропуск не находила?
– Какой?
– Бумажка с фотографией. Рабочий.
– Не, Саш, не видела, – виновато вздохнула Татьяна.
– «Не видела»… – ворчал Маслов. – Небось, засунула куда-нибудь, когда убиралась и забыла…
Сплюнув от досады, он бросил равнодушный взгляд на маленький кухонный телевизор, и… Сердце, гулко колотнувшись, ухнуло в кишки. Из черной коробки марки «Томпсон» на него глядел «объект».
В строгом сером костюме и при галстуке, он выглядел вполне респектабельно и благопристойно – благородная седина, отеческая улыбочка… Вот только взгляд – холодный, немигающий. Как у удава, желающего загипнотизировать и слопать миллионы глупых доверчивых кроликов, прильнувших к своим «окнам в мир».
