Джессика Марч - Очищение огнем
Запуганная его мрачным видом, Кей нерешительно застыла у порога.
– Подойдите, – рявкнул он, показывая на два кресла с твердыми спинками, стоявшие перед столом.
– Только не закрывайте дверь. Судя по тому, что я слышал об учиненном вами скандале, юная леди, возможно, мне придется срочно звать на помощь отряд спасателей.
Голос был хриплым, слова вылетали с пулеметной скоростью, словно мужчина никак не мог отделаться от привычки выкрикивать приказы в аварийной обстановке. Усевшись, девушка прочитала на медной пластинке выгравированные слова:
«Контр-адмирал Стюарт Маккин».
– Позвольте объяснить то, чего вы, возможно, не знаете, мисс, – продолжал он. – Военный часовой обязан принять любые и всякие необходимые меры, чтобы воспрепятствовать лицам, не имеющим на то права, проникнуть на территорию базы. Во время войны действует режим чрезвычайного положения, а, насколько вам известно, сейчас во Вьетнаме идет грязная маленькая война. Строго говоря, часовые имеют полное право пристрелить любого, кто отказался остановиться по приказу. Правда, вы не выглядите проклятой диверсанткой, намеревающейся подорвать оружейные склады, поэтому признавайтесь, почему вы едва не отшибли яйца у одного из моих людей и рисковали тем, что вас попросту пристрелят?
Маккин уничтожающе сверкнул глазами. Но Кей решила не позволять себя запугать.
– Мне необходимо узнать правду об одном деле, сэр, а это можно сделать только здесь.
– Правду насчет чего?
– Кто мой отец и где его найти.
Глаза Маккина сузились. По лицу разбежались многочисленные морщинки.
– Почему же вы явились сюда?
Кей вспомнила, как Локи говорила, что среди ее высокопоставленных клиентов был адмирал. Неужели Маккин? Нет, вряд ли, прошло слишком много времени. Все же девушка начала издалека, стараясь выбирать слова, сознавая, что затеяла неравную битву против армии мужчин, готовых сомкнуть ряды, чтобы защитить друг друга и свое положение.
– Мать растила меня одна, сэр. Я не знаю имени отца, но уверена, что он служил на флоте и женился на маме здесь, в Пирл-Харбор. Мать также утверждала, что командование отрицало самый факт брака и уничтожило все доказательства.
Лицо контр-адмирала побагровело.
– Почему же ваша мать не предъявляет эти обвинения? – требовательно спросил он. – Зачем посылать вас?
– Мама покончила с собой два месяца назад, сэр. Маккин уставился на Кей, словно, стоя на мостике корабля, присматривался к торпедам, бороздящим гладь океана.
– Все, – наконец объявил он. – Не просто задавайте вопросы, а расскажите обо всем, что знаете.
Кей ничего не скрыла, не боясь запятнать память о матери или оскорбить честь флота, решив платить правдой, чтобы узнать правду. В конце она прибавила:
– Когда заболела мама, адмирал, многое из того, о чем она рассказывала, ей могло почудиться. Возможно, придумала и эту любовную историю. Может, тот офицер, бывший, как она утверждала, моим отцом, вовсе не имел с ней ничего общего, а вероятно, ни один человек не любил маму так сильно, чтобы жениться. Вы вправе сомневаться в моем рассказе, я тоже не вполне во всем уверена, но надеюсь, из-за этого вы не откажетесь помочь мне отделить факты от лжи.
После того, как она замолчала, Маккин долго сидел, барабанил пальцами по столу.
– Как вас зовут, юная леди? – спросил он наконец.
– Кейулани Тейату.
– Сколько вам лет?
– Только исполнилось семнадцать.
– Значит, все это произошло более восемнадцати лет назад. Весьма трудно, если не невозможно, найти какие-то записи. Их может вообще не существовать. Сокрытие преступления всегда связано с уничтожением улик.
– Знаю. Но должна попытаться.
– Меня беспокоит другое – если не сможем найти ответ, вы посчитаете, что мы по-прежнему покрываем своих.
– Тогда позвольте мне отыскать его, сэр, и не будет причин волноваться.
Тонкие губы Маккина невольно дернулись в короткой усмешке. Рука резко взметнулась. Схватив трубку одного из трех телефонов, он набрал несколько цифр и хрипло бросил:
– Коммандер[13] Болтон? Это адмирал Маккин. Зайдите ко мне в кабинет. У меня для вас задание.
Одетый в тропическую форму – белую сорочку с короткими рукавами и без мундира, – коммандер Джим Болтон всего за пять минут успел добраться от здания, где размещалась служба прессы, до штаба. С каждым сердитым шагом решимость Джима Болтона убраться к черту подальше от Пирл-Харбора и вновь оказаться за штурвалом патрульного судна поднималась на несколько градусов. Верно, что ночные вахты на реке Меконг, когда приходилось следить за продвижениями врага, – отнюдь не веселое задание, а Вьетнам – не лучшее место на земле. В одну лунную ночь, в марте прошлого года, судно попало под обстрел вьетконговцев, и четыре пулеметные пули прошили плечо и грудь; одна прошла через кость и ткани в трех дюймах от сердца.
Но все же бывали дни, по сравнению с которыми его теперешнее существование казалось пустым и никчемным. Прежде всего, он любил свою команду, а матросы были ему искренне преданы, но, что важнее всего, на патрульном судне он никогда не ощущал тоски и сознания собственной никчемности. По мнению Болтона, скука и смерть – настолько близкие состояния, что лучше по возможности избегать того и другого.
Последние две недели он забрасывал командование рапортами о переводе на корабль, подальше от этой дурацкой канцелярской службы! Офицер по связям с общественностью! Чушь собачья! Ему осточертело выполнять роль гида во время бесчисленных экскурсий для репортеров «Нью-Йорк таймс» или «Вашингтон Пост», приезжавших на базу с визитом сенаторов и их жен, демонстрировать мощь и военную подготовку флота США и пускать в ход все возможные доводы, убеждая, что война во Вьетнаме была неизбежна. Болтон знал, почему на него повесили эту работенку, – отнюдь не в качестве награды за перенесенные в бою страдания, и, уж конечно, не потому, что трепотня была его основным занятием до войны. Просто он идеально выглядел в мундире, словно только что сошел с плаката, призывающего молодежь идти на флот. Высокий, с густыми прямыми волосами цвета полированного дуба, бледно-голубыми глазами и энергичным подбородком с крошечной ямочкой, Джим всегда считал собственную грубоватую красоту одновременно проклятием и счастьем. Ему никогда бы не удалось заплатить за учебу в колледже, если бы не работа в доме моделей, где он демонстрировал мужскую одежду для каталогов. Потом два года в Гарвардской школе бизнеса, перед тем как его забрали на войну из офицерского резерва.
Джим, конечно, ничего не имел против взглядов, бросаемых на него девушками из высшей школы, сокурсницами в колледже, хотя не успел ни с кем завязать более тесных отношений, должно быть, потому, что выбор был слишком разнообразен.
