Александра Матвеева - Селеста, бедная Селеста...
Ноша не захотела менять носильщика. Другими словами, я не пошла по рукам.
Неохотно оторвавшись от Градова, я соскочила с его рук и, утвердившись на ногах, пошла прямо на Лешку. Я толкнула его плечом, проходя мимо, и краем глаза заметила, как он растерянно моргнул.
До дома мы дошли гуськом и в полном молчании. Сразу за калиткой Градов куда-то исчез. Лешка тут же ухватил меня за руку, пытаясь утянуть за сарай на разборку.
— Пусти! — зло прошипела я и вырвала руку.
Я тщательно вымыла руки, потом вгляделась в свое отражение в зеркале и решила умыться холодной водой.
Таня и Лешка уже сидели за столом, Мария Алексеевна стояла рядом со своим стулом и разливала суп, передавая тарелки Тане. Она взглянула на меня и кивнула. Ее губы приветливо улыбались, но глаза поблескивали настороженно. Она заметила или почувствовала охлаждение между Лешкой и мной и пока не решила, как к этому относиться. Я села напротив Лешки и сразу начала есть суп.
— Аля, а салат? — предложила Таня.
— Спасибо, — согласилась я, отставила тарелку с супом и положила себе овощной салат.
Появился Градов. Проходя к своему месту, приложился губами к щеке жены, весело обвел взглядом присутствующих:
— Приятного аппетита.
Он вел себя так, словно мы не были вместе на пляже и не разговаривали обо всем на свете. Взглянул на меня так же весело и радушно, как на остальных, но мне показалось, что, когда наши глаза встретились, в его вспыхнули заговорщицкие искорки. Мы владели общей тайной. О Боже, какое счастье!
Я почувствовала, как горят мои щеки, и уткнулась в тарелку. За столом велся непринужденный разговор. Участвовали в основном хозяева и Таня. Лешка изредка отвечал на прямо обращенный к нему вопрос. Я молчала, опустив глаза в тарелку, пыталась есть и, кажется, ела, но, если бы у меня спросили что — я не знала бы, как ответить. Я слушала Градова. Он явно был в ударе: шутил, острил, ласково высмеивал жену, поддразнивал Таню. Только Лешку он старался не задевать, избегал обращаться к нему.
Ко мне он тоже ни разу не обратился. Что с того? Я чувствовала, знала, что все для меня: каждая реплика, каждая шутка, каждое ласковое слово, особенно ласковое слово — кому бы ни казались адресованными — предназначались мне!
Было нестерпимо трудно не смотреть на него. Но я старалась, потому что боялась себя, боялась, что, если взгляну на него, то и он, и все сразу догадаются.
При смене блюд я не удержалась и подняла ресницы. У меня захватило дух. К счастью, в этот момент он смотрел на жену, принимая из ее рук тарелку со вторым.
Они сидели рядом: отец и сын. В глаза бросалось скорее различие, чем сходство, но и оно, несомненно, присутствовало. Что-то в посадке головы, взгляде, движениях… Мои глаза избегали отмечать сходство этих двух мужчин, мучительно искали различия. Находили.
Я любила Лешку, но рядом с отцом он казался каким-то незначительным, терялся в блеске и великолепии потрясающего, необыкновенного человека. Лешка рядом с отцом выглядел просто чрезмерно развитым физически, сердитым мальчиком.
Я пожалела сердитого Лешку, но тут перехватила взгляд отца и забыла обо всем на свете. В его сияющих глазах светилась ласка и любовь. Он смотрел на меня одно мгновение и сделал такой счастливой, какой я не была ни разу в жизни.
Таня отодвинула тарелку и встала. Она собралась на почту в соседнюю деревню.
Я тоже встала и, повернувшись спиной к столу, принялась мыть тарелки. Мне хотелось выполнить часть работы, пока хозяева за столом, чтобы не оставаться наедине с Лешкой.
Мария Алексеевна, зорко наблюдавшая за нами все время обеда, пришла мне на помощь. Или решила, что появился шанс убрать меня из жизни сына. Как бы там ни было, она просяще обратилась к Лешке:
— Сынуленька, поможешь мне разобраться с малиной?
Лешка, не поднимая головы, кивнул. Отец сладко зевнул и одобрил семейство:
— Вот и славненько. А я с полчасика подремлю в кабинете, а потом почитаю утреннюю порцию вашей с Таней стряпни.
Мария Алексеевна шумно возмутилась таким определением ее творчества, но Градов не стал слушать. Он вышел, поцеловав жену и мимолетно коснувшись моего локтя горячими сильными пальцами.
Из окна я видела Таню, идущую к калитке, потом стукнула дверь и послышался голос Марии Алексеевны.
Я подождала еще пятнадцать минут, не отрывая взгляда от циферблата часов, и выскользнула из комнаты.
Сердце птахой билось в груди, ударялось о ребра, причиняя настоящую, ощутимую боль, от волнения прерывалось дыхание, и струйка пота побежала по желобку спины. Но я, прижимая ладонью сердце, спускалась по лестнице, полная решимости выяснить отношения с Градовым. Я верила, что мое признание сделает его счастливым.
Предвкушение счастья толкнуло меня в гостеприимно распахнутую дверь кабинета. Ни на мгновение не замедляя движения, я свободно и уверенно вошла и остановилась на пороге. Я сразу увидела Градова. Он сидел на диване лицом ко мне и поднял на меня синие глаза, вспыхнувшие мгновенной, откровенной радостью. И непонятным мне торжеством. Я пораженно смотрела на необыкновенно красивое сильное лицо, освещенное бездонными глазами и чудной ласковой улыбкой.
Неужели моей мечте суждено сбыться? Я выговорю давно подготовленные слова, и он прижмет меня к груди. Все во мне трепетало, ликовало и трусило.
В синих глазах отразилось понимание, Градов протянул ко мне руку и сказал своим необыкновенным, чистым и глубоким голосом:
— Иди ко мне, девочка. Сядь рядом.
Реальность перестала существовать, превратилась в сбывшийся прекрасный сон, и в этом сне я села рядом с Градовым, повернулась к нему, подняла лицо навстречу его, открыто и безбоязненно взглянула в глаза.
Его лицо приблизилось к моему, он ласково откинул волосы с моего лба, заведя пальцы мне на затылок, взял косу, легким движением перекинул ее на грудь. Его быстрые пальцы пробежали по косе, ненароком коснувшись моей шеи, потом груди.
— Как ты хороша. Как красива и свежа, — хрипло проговорил он, откидываясь на спинку дивана и облизывая губы кончиком языка. Его руки завладели моими. Он тоже, видимо, волновался, влажные пальцы вздрагивали, стискивая мои.
— Я ждал тебя. Знал, что придешь. Я все понял там, на пляже.
Он поднес мои руки к горячим влажным губам, принялся целовать каждый палец, шептал срывающимся голосом:
— Я так давно не чувствовал себя молодым. Я живым себя не чувствовал. А теперь!
Его рука обвила мою талию, красные вспухшие губы приблизились к моему лицу. Я испугалась, происходило что-то непонятное мне. Я попыталась отстраниться, отводя лицо, опаленное его обжигающим дыханием.
