Барбара Картленд - Шелковый поцелуй
– Мамочка, я здесь! – сказала она, с трудом удерживаясь от рыданий.
Ей показалось, что сознание вернулось к ее матери откуда-то издалека.
– Вайра? – произнесла она тихо.
– Я здесь, мамочка! – повторила Вайра. – Мамочка, дорогая моя, я здесь, с тобой.
– Я хотела… видеть… тебя, – едва слышно прошептала миссис Милфилд.
Быть рядом с матерью, сознавать, что они вместе здесь, хоть и в чужой стране, хоть и ненадолго, но все еще вместе, было для Вайры облегчением.
– Я… я… хочу… сказать тебе кое-что.
– Я слушаю тебя, – проговорила Вайра.
– Я… я умираю, – сказала миссис Милфилд. – Я это… знаю, но ты… ты не переживай… не мучайся.
– Но, мамочка, что ты говоришь?! – воскликнула Вайра.
– Ты… ты молода, – отвечала миссис Милфилд. – Тебе… еще многое… предстоит. Я… старалась… беречь тебя… больше не могу. Я… ухожу… ухожу к Джону.
– Да, моя любимая, но я без тебя пропаду. Мамочка, дорогая, как я смогу жить без тебя?
Легкая, едва заметная улыбка коснулась губ миссис Милфилд.
– Ты… ты будешь счастлива, дорогая, – проговорила она тихо. – Очень… очень счастлива. Мне… мне он нравится… очень.
Вайра смотрела на мать в изумлении. Что это значит? О ком она говорит? Вопросу, готовому сорваться с ее уст, помешало умиротворенное выражение, внезапно преобразившее лицо миссис Милфилд.
На мгновение Вайре показалось, будто морщины на ее лице исчезли, годы словно отступили. Ее мать уже не выглядела старой, больной, измученной страданиями, а была, как когда-то прежде, молодой, оживленной, красивой. Глаза ее широко раскрылись, и голос, звонкий и отчетливый, прозвучал в комнате.
– Джон! Джон! – воскликнула она.
Она сделала попытку протянуть руки, но едва они поднялись в воздух, как в тот же момент упали на одеяло, ослабевшие и безжизненные.
Вайра поняла, что ее мать умерла.
Женщина, оставшаяся лежать на кровати, была не она. А мама, снова молодая и очаровательная, навсегда соединилась с пришедшим за ней мужем.
Вайра была уверена в этом, хотя и не сумела бы выразить это ощущение словами. Она безмолвно опустилась на колени у кровати и оставалась в таком положении, пока кто-то не помог ей подняться и не увел в другую комнату.
Теперь, сидя на деревянной скамейке в саду, она воображала себе свое возвращение в Лондон, в одиночестве, ощущала пустоту их маленькой квартирки, пыталась представить себе поиски новой работы, возвращение по вечерам, приготовление еды и долгие часы в молчании за чтением и размышлениями, пока не наступало время ложиться спать.
Она представила себе годы такой жизни и содрогнулась.
Она ни разу не говорила с Йеном, хотя ей передавали, что он звонил каждый день.
Она сама сказала доктору Бергеру, что не хочет ни с кем говорить и никого видеть.
Она была благодарна доктору за то, что он ее понял.
– Я должна завтра вернуться в Англию, – сказала она вслух.
Ее охватила слабость при мысли о путешествии, покупке билетов, необходимости решить, возвращаться ли ей поездом или самолетом.
И как раз когда она об этом подумала, она услышала за спиной чьи-то шаги.
Она обернулась и тут же вскочила на ноги, изумленно вскрикнув.
Перед ней стоял Пьер. Пьер, смуглый, темноволосый, красивый, кого она меньше всего ожидала здесь увидеть.
– Не бойтесь, – сказал он. – Прошу вас, Вайра, не бойтесь меня.
Тон его был почти смиренным, и она с удивлением увидела, что он улыбается, но не обычной своей уверенной улыбкой победителя, которая была ей так хорошо знакома, но извиняющейся и просительной.
– Что вам нужно? – спросила она, едва справившись со своим волнением.
– Я пришел просить у вас прощения, – сказал он. – Вы не должны сердиться на доктора Бергера за то, что он впустил меня. Я звонил каждый день, с тех пор как вы здесь, умоляя его позволить мне увидеться с вами.
– Я… я не знала, – сказала Вайра.
Вайра сразу заметила на его лице кровоподтек, уже слегка побледневший, и свежий шрам на нижней губе.
– Мне было очень жаль узнать о смерти вашей матери.
От тепла и сочувствия в его голосе слезы подступили к глазам Вайры.
До этого момента она ни разу не заплакала, хотя и сознавала, что слезы принесли бы ей облегчение.
– Не будем об этом говорить, – сказал Пьер быстро. – Но я хотел, чтобы вы знали, как я сожалею. Я приехал сюда, чтобы сказать, что сожалею и о том, как я повел себя в тот вечер.
Вайра вздрогнула и постаралась не вспоминать о том, что произошло в замке.
– Я знаю, что мой поступок был непростителен, – продолжал Пьер, – но в каком-то смысле это была ваша вина.
– Моя вина? – удивленно переспросила Вайра.
– Да, ваша, – серьезно повторил он. – Понимаете, я только в тот вечер узнал о вас и Блейквелле. Я полагаю, это было в газетах раньше, но объявление о помолвке не попадалось мне на глаза. Я думал, что вы не похожи на других женщин. Я думал, что вы кристально чисты и невинны и выше всех этих фокусов, уловок и уверток, без которых многие женщины не мыслят своей жизни.
Вайра отвернулась, избегая его взгляда. Он продолжал:
– Я думаю, то, что вы не сказали мне о своей помолвке, не сказали о том, что вы любите другого настолько, что готовы выйти за него замуж, так подействовало на меня. Но это правда – я вас любил.
Он умолк на мгновение, а потом продолжал:
– Я знаю, у меня отвратительная репутация. Женщины! Все неприятности в моей жизни от них – вероятно, потому, что они мне всегда легко доставались. Женщины, которые мне нравились, без колебаний устремлялись ко мне, не останавливаясь на полпути. Поверьте, я не ищу себе оправданий, я лишь хочу быть искренним с вами.
– Вы не обязаны мне это говорить, – сказала Вайра, смущенная его откровенностью.
– Я должен! – возразил он. – Я должен заставить вас понять. Поймите, я полюбил вас всем сердцем. Вы не такая, как все женщины, которых, как мне казалось, я любил, но которые на самом деле ничего для меня не значили.
– Пожалуйста, Пьер, теперь уже поздно говорить об этом.
– Я знаю. Увы, я знаю, – сказал он печально. – Я знаю, что вы ко мне чувствуете. Я видел ваше лицо в ту ночь, когда я сказал вам, что девушка на фотографии – моя невеста. Я знаю, я сжег тогда мои корабли. Но я желал вас так отчаянно, что решил завладеть вами, хотите вы этого или нет. Это ваша вина, потому что вы ничего не сказали мне о Блейквелле.
– Это непростительно, вы правы, – сказала Вайра. – Но все совсем не так, как вы думаете. Йен и я не любим друг друга.
Произнося эти слова, Вайра чувствовала, что она совершает предательство, и все же она никак не могла допустить, чтобы Пьер думал, что она хотела его обмануть.
– Вы никогда его не любили? – спросил он.
