Татьяна Тронина - Страсти по рыжей фурии
Она тихо засмеялась и погладила меня по плечу:
– Не говори так. Это тебя все любят.
– Ладно, обойдемся без Мити, – вздохнула я. – Я бы с удовольствием встречалась с тобой и без него. Честно говоря, он меня уже замучил своей любовью.
– Что ты, разве любовью можно замучить?
– Еще как! Да, вспомнила – именно после пикника Митя сделал мне очередное предложение.
– Ты согласилась?
– Нет, я ему ничего определенного не сказала. Хотя бог троицу любит...
В прелестных темных глазах Шурочки мелькнула грусть – она была так тиха, так задумчива в этот момент, что я испытывала к ней почти дружеские чувства. «Стыдно, мадам Танеева, – упрекнула я сама себя, – доводить бедную женщину, которая ни разу не была замужем! – И тут же самой себе возразила: – Но зато она теперь знает, что соблазнить моего Митю не так-то просто. Если она это поймет, то с ней спокойно можно дружить».
А Шурочка, наверное, в этот момент вспоминала, как поцеловала Митю там, на поляне.
– Он хороший, – произнесла она с какой-то светлой, безнадежной печалью. – Соглашайся...
– Может быть... Знаешь, Шурочка, – сказала я тихо, словной делясь с ней самой сокровенной своей тайной. – Я Митю еще не очень хорошо понимаю. На самом деле я очень ревнивая, у меня и в прежних браках были проблемы с этим. Как ты думаешь, он когда-нибудь даст мне повод для ревности?
Я несла полный бред, но для меня было важным показать Шурочке, что я делюсь с ней чем-то очень личным, что считаю ее мнение важным для себя. Она посмотрела на меня с изумлением и громко, от души рассмеялась, даже голуби, клевавшие рядом в пыли какие-то крошки, разлетелись в разные стороны.
– Это просто... просто дивно! – едва смогла она произнести сквозь смех. – Таня, ты не видишь очевидного, оказывается.
– А что такое?
– Твой Митя не изменит тебе, даже если его будут соблазнять самые признанные красавицы мира!
– Разве такие мужчины существуют? – решила я подпустить сомнения.
– Нет, но Митя исключение. Очень редкое исключение, своего рода игра природы. Он будет верен тебе всегда.
Последние слова она произнесла очень твердо, и даже нотка презрения промелькнула в ее голосе – видимо, она до сих пор досадовала на это Митино качество. Я поняла, что она больше никогда не повторит попытки свернуть моего возлюбленного с пути истинного.
Мы допили пиво и медленно пошли в сторону Никитских ворот. Один вопрос еще мучил меня, я уже не раз пыталась подступиться с ним к Шурочке. Сейчас, после ее ответа, искренность которого я не подвергала сомнению, мне опять хотелось поговорить о Нем. О том человеке, которого я до сих пор не могла забыть.
– Шура, можно задать тебе нескромный вопрос? – решила я сразу взять быка за рога. – Почему вы сейчас с Сержем не вместе?
Она усмехнулась и ответила, глядя куда-то в сторону:
– Значит, между нами, девочками, говоря, тебя все еще интересует это? Не получилось.
– Ты не захотела?
– Может, и не захотела... Таня, ты в который раз меня о нем спрашиваешь, – произнесла она. – И я вижу, что дело уже не во мне. Давай, выкладывай, – с очаровательной фамильярностью дернула она меня за рукав.
«А что, если и вправду ей все рассказать? – мелькнула у меня мысль, и, несмотря на жаркий летний вечер, холодок пробежался вдоль спины. Никто не знал моей тайны, этой невинной, пустяковой тайны о моей детской любви к бывшему однокласснику. А мне уже надоело носить ее внутри себя. – Да, надо ей все рассказать и освободиться наконец от наваждения. Именно ей, потому что она тоже любила его».
– Я часто вспоминаю Мельникова, – легким эпическим тоном начала я. – Когда-то в детстве он мне очень нравился. Детская влюбленность, какие-то смешные глупости...
– Почему же смешные? – возразила Шурочка, уже не румяная, а интенсивно-пунцовая – мое заявление о любви к Сержу не оставило ее равнодушной. – Он мне тоже был небезразличен, ты же знаешь... Прости, я тебя перебила, кажется.
– У вас с ним был самый настоящий роман. Красивый, вами любовалась вся школа, все так возвышенно, необыкновенно, страстно... А я сидела в уголке и мучилась безответно.
– В каком уголке?
– Ну, это я так, образно... Ты же помнишь, какой некрасивой я была в детстве. Разве я тогда могла надеяться на взаимность! – усмехнулась я.
Шурочка молча шла рядом, потом вдруг с каким-то облегчением повернулась ко мне, словно ей не надо было больше ничего скрывать, и сказала, сияющая, нежная, возвышенная, снова семнадцати золотых годков:
– А уж как я его любила!
– Я была очень счастлива тогда, даже несмотря на неразделенность моих чувств.
– И я, и я!
Мы засмеялись вместе, схватившись за руки, как дети.
– Почему же ты мне не сказала тогда ничего, мы же сидели с тобой за одной партой!
– Зачем? – удивилась я.
– Мы бы болтали с тобой о нем, о Мельникове...
– Разве тебе не с кем было поговорить о нем, кроме меня?
– Было, но ведь ты тоже любила его! Хотя... хотя все девчонки по нему с ума сходили. Сын дипломата! – произнесла она, и мне показалось, что в голосе ее мелькнула издевка.
– Да, не чета нам. – Я сознательно обобщила с собой и Шурочку. Она было поморщилась недовольно, но потом прежняя радость снова вернулась к ней.
– Вот за Сержа я бы вышла... – призналась она мечтательно.
– Да вы вроде и собирались пожениться после школы, – напомнила я.
– Неужели? Ну, впрочем... жизнь все расставила по своим местам. Так ты говоришь, что тоже любила его? В этом нет ничего удивительного, странно другое – что ты его помнишь до сих пор.
– Нет, я так, просто к слову пришлось...
– Неправда! – покачала она головой. – Ты его в который раз при мне поминаешь, словно все эти десять лет сидит в твоей груди заноза, не дает тебе спокойно дышать.
– Шурочка, это случайно.
– Нет. – Она посерьезнела, лицо стало вдохновенным, словно какая-то неожиданно пришедшая мысль поразила ее. – Таня, а вдруг он твоя судьба?
– О боже! – Теперь настала моя очередь поморщиться. Я терпеть не могла этой лживой бабской мудрости – «твоя судьба», «стерпится-слюбится», «все мужики сволочи», «путь к сердцу мужчины лежит через желудок» и прочая дребедень. – Шурочка, ты что, мыльных сериалов насмотрелась?
Она немного обиделась, но продолжала гнуть свою линию:
– Извини, я слишком упрощенно выразилась... Но в душе каждого человека существует образ возлюбленного, с определенными внешними и внутренними данными. Детские впечатления – самые сильные, и кто знает, может быть, ты теперь до конца жизни запрограммирована на Сержа Мельникова.
– Чушь!
– Милочка, ты что, отрицаешь подсознание? – с такой обидой спросила она меня, словно я отрицала существование бога. – А как ты тогда объяснишь три твоих неудачных брака?
