Наталья Лукьянова - Ты мне судьбой обещан был
– Ешь, артистка народная. Горит она. Сейчас отшлепаю и в угол поставлю. Будешь знать, как хулиганить.
– Не хочу я в угол, – заканючила Елизавета, – я спать хочу. Зря ты, Балашов, не хочешь на мне жениться. Я хорошая. Я омлет сложный умею делать и борщ варить. Еще кисель... – На этом мысли и силы закончились, и Елизавета окончательно потерялась во времени и пространстве.
Утро следующего дня было ужасным. Когда Елизавета открыла глаза, она поняла, что лежит на диване не одна. Рядом, блаженно раскинув руки в стороны, сладко посапывал до боли знакомый мужик. Вирусная инфекция отступила сразу, даже нос стал дышать самостоятельно, потому как конкурировать с олигархами среднего возраста бесполезно самой необыкновенной инфекции. У безмозглой заразы оказалось больше ума, чем у отличницы Чернявской. Полный коллапс. Какого черта Балашов лежит рядом с ней в постели? Было что-нибудь между ними? Не было? Она не помнит ничего. Но тогда почему они спят в одной постели? Ужас и полный бред. А спит хорошо. Лицо спокойное и очень доброе. Что делать? Подсказал бы кто-нибудь, да некому. Елизавета тихонечко сползла с дивана, накинула на себя халат и выползла на кухню.
Необходимо было подумать и вспомнить события прошлого вечера. Ага, вспомнила, как же, кто бы позволил. Кому утро наступающего дня, а кому самое время возвращаться домой после ночных утех и развлечений. Буйный сосед, по всем признакам, вернулся в родные пенаты, топочет своими ступнями нереального размера по коридору и еще там что-то бормочет. Никто не спорит, журналистская элита гуляет обычно ночами по всяким там крутым клубам и светским тусовкам. Она не против, она очень даже за. Но за что на ее несчастную голову столько килограммов счастья? Она же никому ничего плохого не сделала, с какого перепугу знакомая часть мужского населения использует ее по полной программе? Один дрыхнет на ее диване, второй в восемь часов утра вспомнил, что у него есть личная жилая площадь. Сплошной сумасшедший дом. Никому нет дела, что она болеет. Все решают собственные проблемы на свой, особенный лад. Бежать некуда и пожаловаться некому. Тем более она совершенно не помнит, с какой такой фигни в ее личной постели спокойно, с детской непосредственностью счастливо посапывает господин Балашов.
Как в фильме ужасов, Елизавета вспомнила, и воспоминание было необыкновенно ярким и четким, что совершенно безапелляционно, с наглостью напившейся нимфетки, предлагала себя Балашову в жены. Помнится, что он не согласился. Какой позор. Хотелось просочиться в форточку и превратиться в маленькое пушистое облачко. А тут еще на кухню прется сосед. Вот гад, шел бы к себе в комнату, так нет, надо непременно зайти на кухню, как будто медом ему тут намазано. Звук его шагов парализует и вызывает опасение. Нет сил сейчас бороться с этим коммунальным монстром. А выхода нет. Или иди в комнату, где сном невинного младенца дрыхнет олигарх, или бейся с соседом по коммунальной кухне. Второй вариант устраивал больше. Потому как с первым было все непонятно и довольно опасно, а здесь еще можно было побороться.
– Ну чё, пигалица, может, сегодня чаю дашь? – еле ворочая языком, поинтересовался Андрей. Был он хорошо выпивши, но на ногах держался довольно прочно.
– Я болею, между прочим, – сурово отрезала Елизавета.
– О-бал-деть! – Годзиллу покачивало из стороны в сторону, но чувства юмора он при этом не терял. – СПИД, гепатит B, последняя степень наркотической зависимости? – ехидно поинтересовался он. – Что там еще обычно бывает у отличниц? Неужели сифилис или триппер? Не волнуйся, это сейчас лечится, кроме СПИДа, конечно.
– Да пошел ты! – огрызнулась Елизавета.
– Вот так всегда. Ты к людям всей душой, а они к тебе всей задницей, – пожаловался непонятно кому Андрей.
– Ты чего на кухню приперся? Пожрать? Вот и жри! При этом, замечу, жрите, господин сосед, на своей коммунальной территории. – Елизавета рассвирепела по-взрослому. Очень хотелось схватить в руки предмет потяжелей и запустить его в соседа из последних оставшихся сил.
– А ты чего такая бешеная? С виду нормальная девчонка, а ведешь себя хуже дикой кошки камышовой. Совсем болеешь, по-настоящему? – заботливо поинтересовался Андрей и, приложив свою огромную ладонь по-бабьи к щеке, горестно продолжил: – Вот не повезло с соседкой. Мало того, что с жизнью не повезло, так и с соседями не заладилось. Вот смотрю я на тебя, Лизка, и думаю: девка ты отличная, красивая, умная, но дура-а-а-а!
– Да как ты смеешь, – задохнулась Елизавета, – хочешь по своей пьяной башке скалкой получить? Сейчас допрыгаешься. Кто позволил тебе меня оскорблять? Что ты знаешь обо мне и моей жизни?
– Да не хотел я тебя обидеть. Чего ты сразу на людей кидаться начинаешь?
– Да пошел ты! – Лиза могла буянить, сколько ей угодно, но, если разобраться, выхода у нее не было.
– Лизка, будь ты человеком, давай махнем по маленькой, по-соседски. – миролюбиво предложил Андрей.
– По-моему, ты уже намахался, дорогой сосед. Баиньки не пора?
– Пора, наверное. Но махнуть хочется больше.
– Алкоголик.
– Я не алкоголик, я любитель выпить.
– А это разве не одно и то же?
– Сравнила, блеснула умом. Это две большие разницы. Вот я одного не понимаю. Как ты с таким характером людей лечишь? Недобрая ты, Лизка, дикая совсем.
– Да что вы такое говорите, господин фотохудожник? А я не понимаю, как ты дрожащими руками камеру или фотоаппарат держишь. Конечно, когда снимаешь голые задницы, это не мешает, скорее наоборот. Там скоро командировочка очередная не намечается куда-нибудь подальше? Говорят, на Курилах очень красиво, да и на Камчатке тоже есть что поснимать. Знаешь, мне кажется, что снимать красоты природы гораздо приятнее, чем обнаженку.
– Надоел? – прищурил глаза Андрей. При этом каким-то удивительным образом они у него стали совершенно трезвыми.
– Не стану скрывать, без тебя скучать точно не буду.
– Не переживай, пигалица, скоро уеду.
Пить чай на кухне, где разглагольствовал и приставал с глупыми вопросами Годзилла, не хотелось. От одного вида на эту махину с заплетающимся языком тошнит. Остается возвратиться в комнату, где на ее личном диване дает храпака исключительно благородный господин Балашов. Что лучше, это вопрос очень спорный. Ситуацию надо было как-то разруливать. С Годзиллой было все понятно, но что делать с присутствием Балашова? Хороший вопрос. Будить, не будить, кофе или сок в постель и какие при этом делать глаза? Полная дурка.
Пока Елизавета мучилась над этой неразрешимой проблемой, дверь ее комнаты отворилась, и на пороге во всей красе нарисовался Никита Александрович собственной персоной. На лице его сияла радостная улыбка. Он приветственно помахал рукой девушке и направился в ее сторону. Ситуация становилась исключительно интересной и предельно занимательной. Балашову пока сосед не виден, интересно, какое у него будет лицо, когда произойдет знаменательная встреча? Годзилла тоже пока не видит Балашова. У Елизаветы нехорошо похолодело под ложечкой. Водевиль какой-то, причем с явно пошловатым оттенком. Было бы смешно, если бы не было так грустно. Один из героев пьян, а другой амбициозен и решителен. Черт его знает, что может произойти при таком замечательном раскладе. А сердце ей подсказывало, что без схватки, хотя бы словесной, дело не обойдется. Никита Александрович пересек порог кухни и остановился. Улыбка медленно сползла с его лица. Мужчины, совершенно обалдев от неожиданности, разглядывали несколько секунд друг друга в упор.
