Влюбляться нам нельзя - Фарди Кира

– Я тебя понял, Александр, – наконец отвечает папка. Его голос звучит по-деловому, и я с облегчением выхожу из ступора. – Может, позволите решать проблемы взрослым?

– Нет, здесь вопрос чести. Да и мы уже не дети.

– Ладно. Сколько времени вам надо на возвращение?

– Мы закончили, но администратор кемпинга согласилась нам показать видео с камер наблюдения, – Галина Николаевна сделала круглые глаза и покачала головой. – Поговорите с ней, пожалуйста.

Сашка сует мобильник в руки растерянной дамы. Он вообще действует решительно и смело, руководит всеми, не спрашивая совета и разрешения. Мы с Пашкой только успеваем переводить взгляд и охать.

И мои мысли плавно меняют направление. Я снова любуюсь своим парнем, чувствую себя защищенной и сильной.

Отец договаривается с Галиной Николаевной о ксерокопиях видео, чем здорово нам облегчает задачу.

– А ты нахал, паренек! – сердито возвращает телефон Сашке она. – Так и сделал меня свидетелем.

– Простите, но при выживании все средства хороши. Я не хочу рыдать в сторонке и утирать слезы платочком. И еще, мы можем попасть в дом?

– А туда вам зачем?

– Пожалуйста.

– Чего там ему надо? – шепотом спрашивает Пашка.

Он, как и я, находится в шоке. Смотрит на Макарова восхищенными глазами, того и гляди завопит во все горло: «Виват, король, виват!»

– Не знаю, – пожимаю плечами я и бегу следом.

Сашка сразу поднимается в наш номер. Мы торопимся за ним. Он бросается к мусорному ведру и вытаскивает… Риткин «подарочек». Я вспыхиваю, чувствую, как запылали кончики ушей. Кидаюсь к нему, но он, ничего не объясняя, уже бежит вниз.

– Ну вы, дети, даете! – поражается администратор.

– Нет, вы неправильно поняли, – лепечу я. – Это не наше. Это Ритка…

– Завьялова? – ухмыляется Пашка. – Вот тихушница!

– Да, она принесла, сунула, я выбросила…

От смущения запутываюсь в словах и вылетаю пробкой из комнаты. Ну, Макаров, я тебе!

Но Сашки уже нет в домике. Он бродит по зоне барбекю, где валяется сброшенная на землю одноразовая посуда. В руках у него два пакета. Он быстро наклоняется, одним пакетом собирает стаканы и бутылку и кладет во второй.

– А это тебе зачем? – спрашиваю его.

– Отпечатки пальцев.

– Какие? После грозы ничего не осталось.

Сашка озадаченно смотрит на меня, на пакет в своей руке. Такое впечатление, что он несется, как скаковая лошадь и не может остановиться. Но он широко улыбается.

– Поль, никто и не собирается брать отпечатки пальцев. До этого, скорее всего, не дойдет.

– Почему ты так думаешь? – удивляется Галина Николаевна, когда мы уже садимся в машину.

– Все просто. Это один большой блеф. Никто же не знает, когда я собрал эти доказательства. Может быть, еще ночью, до дождя. Сейчас есть иск родителей Козловского, но они владеют только половиной правды. А когда узнают все, сомневаюсь, что будут рады. Попытка изнасилования – более серьезное преступление, чем драка.

– Ну, это смотря какие повреждения ты ему нанес.

Мы все замолкаем. Об этой стороне дела думать не хочется. Из курса ОБЖ я знаю, что последствия драки могут проявиться не сразу, но все равно не верю, что едва живой человек смог устроить бедлам в доме, да еще и доехать за рулем до столицы. Выглядит слишком невероятным.

В офисе мы просматриваем видео, но пользы от него мало. Камера висела в комнате на первом этаже, но утром кто-то ее закрыл. Вторая была на столбе во дворе, но она засекла только мирные моменты: мы с Владом идем по дорожке, через пятнадцать минут там же бежит Сашка, потом мы возвращаемся втроем.

Но Макаров радостно хлопает себя по бедрам.

– Отлично!

– Что?

– Козловский шагает на своих двоих, это и есть доказательство.

– А ведь верно, – Галина Николаевна смотрит на Макарова. – Голова у тебя, парень варит. Не хочешь податься в детективы?

– Он спортсмен, – я беру Сашку за руку и заглядываю в глаза. – У него большое будущее.

– Теперь я понимаю ваше рвение и желание доказать свою правоту.

Мы расстаемся лучшими друзьями, обмениваемся телефонами и наконец едем обратно в столицу. Пашка ведет машину, но нет-нет, да и поглядывает на нас. Возбуждение от расследования проходит, наступает реакция. И чем ближе мы подъезжаем к дому, тем тяжелее становится на душе.

Гайдин паркуется во дворе моего дома.

– Бро, я тебя подожду, – говорит он Сашке.

– Не надо. Встретимся завтра в школе.

– А вдруг тебя… того… в обезьянник. Или батя разойдется.

– Что? Что? – встряхиваюсь я и выскакиваю вперед, чтобы видеть Сашкино лицо. – Что может сделать твой отец? Избить?

Новая порция адреналина поступает в кровь.

– Успокойся, батя не такой, – смеется Макаров. – Гном, пока. Не боись, все будет путем.

У моей квартиры мы останавливаемся, переводим дух. Сашка крепко берет меня за руку.

– Готова?

– Д-да.

– Господи, Полька, пальцы, как ледышки.

Он дует горячим воздухом, а у меня мурашки бегут по коже. Я отстраняюсь и нажимаю на кнопку звонка.

За дверью слышатся быстрые шаги, и она распахивается.

Глава 20

Я рефлекторно прячусь за спину Сашки. Такой страх я не испытывала уже давно. Неизвестность, помноженная на ужас, – та еще гремучая смесь.

Но Макаров успокаивающе пожимает мои пальцы и спокойно смотрит на папку, открывшего дверь.

– Здравствуйте, Иван Михайлович, – говорит Сашка, и тут его голос чуточку дает петуха.

Волнуется? Заглядываю в лицо. Точно, волнуется. Я так привыкла за последние сутки опираться на бывшего врага, что совсем не думаю о его чувствах.

– Проходите.

Папа на меня не смотрит, плохой знак. Опять ныряю за спину к Сашке. Мы раздеваемся в прихожей, еще не видим гостей, но по голосам я понимаю: у нас сидит несколько человек. Я глубоко вдыхаю и вхожу в гостиную. Действительно, на диване пристроились моя мама и Евгения Ивановна, мать Сашки, в креслах и на стульях – незнакомые люди.

– Явились! – вскакивает со стула женщина с красным лицом.

Ее глаза лихорадочно блестят, пальцы сжаты в кулаки. Я догадываюсь, что это мать Козловского, и испуганно вжимаю голову в плечи. Неужели у Влада все так плохо?

– Света, сядь! – резко приказывает седой мужчина в очках.

– Господа хорошие, товарищи, давайте разберемся спокойно, без истерики и криков.

Я поворачиваюсь на голос: у распахнутой балконной двери стоит невысокий мужчина в кожаной куртке, а на лоджии виднеется еще один.

– А как вы прикажете терпеть мне? – взвизгивает дама. – Моего сына этот уголовник избил до потери сознания.

– Неправда! – выкрикиваю я.

– А ты вообще молчи, мокрощелка! – взвивается женщина. – Крутила хвостом перед двумя парнями, докрутила.

От такой несправедливости я раскрываю рот, губы дрожат.

– Эт-т-о неправда! Мама, папа, она врет, я никогда… Влад меня сам бросил… мама… ты же помнишь…

– Тихо, тихо, – мама бросается ко мне, потом обращается к полицейскому. – Могу я увести дочь? Не хочу, чтобы на нее вылилось еще больше грязи.

– Нам надо поговорить, потерпите. Ваша дочь совершеннолетняя, – отвечает мужчина в кожанке и смотрит на Сашку: – Ну-с, молодой человек, слушаем ваши оправдания.

– За что вы с моим сыном так? – Евгения Ивановна подходит к Сашке. – Вы же еще его версию не знаете.

– Да, что его слушать? – взвизгивает Козловская.

– Иван Михайлович, вы им ничего не рассказали? – Сашка смотрит на отца.

– Я решил, что будет лучше, если все услышат историю из первых уст.

– Что ж… – Сашка обращается к оперативнику. – Раз я подозреваемый, могу я узнать состав моего преступления?

– А ты мерзавец! – отец Влада поджимает губы. – Хочешь сказать, что к избиению моего сына не имеешь отношения?

– Нет, не хочу. Мы подрались, на моем лице тоже есть следы его удара, – Сашка показал на нос, – но Влад чувствовал себя нормально.

– Нормально? Ты это называешь нормально? Посмотри сюда! – дама показывает фото с экрана телефона. – Пусть твои глаза отсохнут!