Аномалия (СИ) - Юнина Наталья

– Мне применить к тебе тоже скотч? – да неужели кто-то подал голос?

– Моя машина, значит, мои правила. Дай девушке помочь, учитывая твои диагнозы. Эля, ты как, в состоянии слушать неприглядные стороны своего куратора? – ну вот зачем я киваю вместо того, чтобы хорошенько долбануть аномальному ногой. – Он ужасный зануда. Как только войдешь в его хату, собери волосы в хвост. На новоселье родители пришли его поздравить, с подарками, разумеется, а он вместо спасибо, сказал маме – «твои волосы в еде», – удивительно, как я еще не получила замечание за свои вечно распущенные волосы. – Но самый треш кроется в его коте. Шерстяной говнюк, по имени Иннокентий, редкостный мудак. Дубасит все, что видит. Даже твоя внешность тебе не поможет, ибо он реально мудак, которого почти невозможно задобрить. Лайфхак на будущее: эта падлюка обожает курицу, но он от нее обсирается. Становится реально шелковым. Так что, если что, корми курой – и коту приятно, и Сереже нагадишь котячьим поносом, – и все же мне определенно нравится брат Потапова. – В еде особо не прихотлив. Только терпеть не может дошик и все, что с ним связанно. Готовь ему мясо с гарниром в виде гречки, картофельного пюре и макарон. Рис не жалует. Подозреваю, от склонности к запорам. Становится шелковым после борща со сметаной. Но тут важно – борщ не привычный со свеклой. Я тебе напишу рецепт, не переживай, – я точно не в себе, раз внимательно слушаю этого шута. – Что еще интересного? Никогда не влюблялся, в продолжительных связях замечен не был. Как у вас там говорится, анамнез отягощенный. Вспомнил, его можно задобрить черешней. Жуть как ее любит, но, как и сыночка кот страдает от поноса после курицы, Сережка от черешни. В общем, осторожнее с сей ягодой. Применяй в крайних случаях, когда надо задобрить.

– Ты осознаешь, что я реально сейчас тебе вмажу?

– Не вмажешь, потому что я за рулем. Не переживай, Эля. Создавать условия для возникновения дорожно-транспортного происшествия он не будет. О, вспомнил, наш Сергей обожает колдуны, – это что еще за хрень? – Это такие картофельные блинчики с мясной начинкой. Если накосячишь – сразу готовь. А сверху черешней добей. В остальном он только кажется говнистым. Шерстяного, он, кстати, подобрал перебитым котенком. В общем, в глубине души, Сережка тот еще добряк. Но копать надо глубже.

– Идиот, ты проехал наш поворот.

– Вот, я же говорю, что глубоко. Я так залип на груди твоей студентки, что немножко накосячил. Сейчас исправим. Вернемся, не переживай.

А переживать придется Потапову старшему. Пусть только освободит мне руки и рот. Как минимум получит затрещину, сукин сын.

Никогда я еще не чувствовала себя такой ущербной. Когда мы паркуемся у дома, этот говнюк и не думает освобождать мне руки и рот. Он просто вытаскивает меня из машины.

– Не жди и езжай по своим делам. У нас есть неразрешенные разногласия.

– Гондоны подарить? Срок хороший, не волнуйся.

– Иди на хер.

– Ну, как знаешь. Я с дитем нянчиться не буду.

Ну, погоди, скотина. Только освободи меня, всю рожу расквашу. Что обо мне подумают соседи, наблюдающие за девкой в носках, обмотанной скотчем, даже думать не хочу. Бабульки на лавочке, кажется, записали меня в пропащие проститутки.

Как только аномальный заталкивает меня в квартиру, он тут же принимается отлеплять скотч от моего рта.

– Тебе конец.

– Да ладно? Папе позвонишь, чтобы разобрался со мной?

– Я тебя убью и без него!

– Обязательно. Но для начала я воплощу свои слова в действия, – какие там слова и действия – не знаю. Он как ни в чем не бывало направляется на кухню, оставляя меня одну. А когда возвращается расстегивает ремень на джинсах. Он что собрался меня бить?

– Только тронь меня, я реально папе позвоню!

– Звони. Жду расправы. Помнишь, я сказал, что если ты чихнешь, то я отобью тебе задницу ремнем?

– Только посмей! Ты мне еще за трусы ответишь. Лучше не усугубляй свой срок.

– Ой, боюсь, боюсь.

И ведь не шутит. Реально достает ремень. Если бы не связанные руки, еще можно было бы побороться на равных.

Каким-то чудом я уворачиваюсь от первого замаха и бегу в спальню.

– Я буду орать. Все соседи сбегутся.

– Ори.

– Ну, пожалуйста, не надо. Давай лучше поиграем в угадайку. Ты стянул с меня трусы, когда я заснула?

– Нет. Что я изверг, что ли. Перед тем, как ты проснулась.

– На фига?

– Чтобы ты проиграла в своей головушке худший сценарий ночи. И тебя пробрало. Впервые я увидел на твоем лице не то, что слезы, а понимание того, насколько ты влипла из-за своей же дурости. Жаль, что хватило ненадолго.

– А я думаю, дело в другом. Ты снял их с меня, потому что бесился, что не удалось меня трахнуть. Рыжие на девять из десяти вам, Сергей Александрович, никогда не дадут.

– Задел? – усмехнувшись, произносит Потапов, подпирая меня к стене.

– Мужик с такими ушами меня не может задеть.

Еще никогда я не слышала, чтобы Потапов вот так смеялся. Заливисто так. И, черт возьми, ему идет. Совершенно другой человек.

– Кто-нибудь когда-нибудь тебе все же подрежет твой язык.

– И это будешь не ты.

В этот раз удачно увернуться у меня не получается. Правда, вместо удара ремнем, я получаю хлесткий удар по заднице ладонью. А затем оказываюсь придавленной к кровати. Этого мне еще не хватало.

– А давай продолжим играть в угадайку. Я буду угадывать, почему у тебя такой говнистый характер. Если угадаю, не будешь бить.

– Знаешь в чем проблема большинства людей?

– В том, что они по твоей версии идиоты?

– Это, конечно, тоже. Но я сейчас не об этом.

– Тоже? Что ж там еще?

– То, что человек привык оправдывать хреновый характер какими-то пережитыми проблемами и ситуациями. Чтобы иметь дрянной характер, необязательно что-то пережить в прошлом. Можно просто быть…

– СерОжей Потапкиным. Развяжи мне руки. Я тогда тебе черешенки дам. И борщ сварю. Правда, правда.

– Правда состоит в том, что ты намеренно задеваешь меня, потому что тебе это нравится.

– Правда состоит в том, что тебе это тоже нравится, – парирую в ответ.

Как я докатилась до такой жизни? Лежу с замотанными руками, без трусов и открыто пялюсь на его губы. Себе-то можно признаться, что я хочу, чтобы он меня поцеловал. Как можно так влипнуть? Прекрати на него пялиться, дура. Неосознанно закрываю глаза, когда понимаю, что этот гад наклоняется к моему лицу. Да, да, да, целуй.

Чувствую, как он касается губами моего уха.

– И не надейся. Не поцелую, – черт, черт, черт! Гореть тебе в аду, Потапов. Глаза открывать не хочу, ибо выдам себя с головой.

Благо во всей этой ситуации есть один плюс. Он освобождает мне руки. И, кажется, больше не намеревается меня лупить.

– Эля? – нехотя открываю глаза. Фух, ремень возвращается на свое место.

– Что?

– Только попробуй мне тыкнуть на работе. Трахну по-настоящему.

– Глупая угроза, Сергей Александрович.

– Согласен, так себе угроза. Ты ж сама этого хочешь.

– Мечтай.

– До завтра, мечтательница.

Глава 21

Глава 21

Я не знаю, чего я наверняка ожидаю от нового дня. Но точно не полного равнодушия от Потапова. На мое «здравствуйте, Сергей Александрович» он не отвечает, а лишь едва заметно кивает. Но самое неприятное, что он даже не поднимает на меня взгляд. Как сидел, уткнувшись взглядом в телефон, так и сидит.

А вот, когда в ординаторскую отнюдь не лебединой походкой входит Анастасия, мать ее Игоревна, он не только откладывает телефон, но и переводит на нее взгляд. Отвратительная дурно пахнущая бабень с не менее отвратительным вкусом. И тем не менее этот сукин сын смотрит на ее грудь в расстегнутом халате. Двуличная дрянь. Выглядит как потаскушка, а мне делает замечание. Тоже мне, заведующая, блин.

И ладно бы, если бы меня действительно волновала внешность этой бабы. Меня ведь волнует совсем другое. Будь она красавицей с приятными духами, она бесила бы меня не меньше. Если не больше. Как же мерзко осознавать, что это банальная ревность. Хотя, если призадуматься, это когда-нибудь должно было произойти. И без того дожила до двадцати двух без амурных переживаний.