Вера Колочкова - Твоя жена Пенелопа
Значит, наврал. Нет, зачем обманывать-то? Мог бы просто сказать, что по родителям соскучился. Что хочет съездить к ним без нее. Она бы поняла, не обиделась.
А может, и про Боба наврал? Что там было про Боба? Диск с данными в машине оставил? А что, эти данные нельзя по электронке переслать? Да, странно все это… Странно и неуютно. И не лежится больше, и тем более не спится.
Нина села в подушках, взяла в руки мобильник, повертела в пальцах задумчиво. Попыталась успокоить себя – вот же дурная ревнивая голова, сама себе покою не дает! Очень уж хочется голове удостовериться, что нет никакого обмана. И кому позвонить, чтобы саму себя успокоить? Родителям? Ну, это уж нет… Лариса Борисовна моментально ее ревнивые потуги распознает. Так и будет разговаривать – с равнодушно-уничижительной иронией в голосе.
Тогда – Бобу надо звонить. А что она ему скажет? Да хоть что можно сказать… Например, что номер Никиты недоступен, а она, мол, забыла ему напомнить, чтоб лекарство в аптеке купил… А телефон Боба можно узнать у Марины, хозяйки съемной квартиры. Она же вместе с Никитой и Бобом в одной институтской группе учится, знает все телефоны. Вот ее номер, в мобильной памяти…
Кликнула. Гудки длинные. Сердце колотится, будто на преступление какое пошла. Такого вранья в голове наворотила – самой бы не запутаться! Ой, Марина ответила…
– Марин, здравствуй, это Нина, подруга Никиты Северцева! – проговорила Нина бодрой скороговоркой. – Ты мне не подскажешь телефон Боба, а, Марин?
– Боба? Хм… А зачем тебе?
– Да Никита к нему уехал, а телефон недоступен… Батарея, наверное, разрядилась. А мне он срочно нужен…
– Так не мог Никита к Бобу уехать, Нин. Его вообще в городе нет. У него бабушка умерла в Смоленске, он с матерью сейчас на похоронах.
– Да? А, ну да… Я же не знала… Я думала, он у Боба… Извини, Марин.
– Да ничего, бывает. Пока.
– Пока…
Нина нажала на кнопку отбоя, больно прикусила губу. Фу, как мерзко все получилось с этим звонком! Да еще и Никита, как выяснилось, про Боба наврал…
Но – зачем? Сказал бы просто – по делам надо! Зачем такие подробности придумывать? Чтобы достовернее звучало, что ли? Или ему… не по делам надо? А зачем тогда? А может, к кому?
Ах, проклятая штука ревность… Беспокойное и неадекватное состояние. Попадешь в него – сразу не выберешься. Дрожит колко под диафрагмой, и поднимается дрожь в голову, ворошит беспокойно память. И вот уже Таткин голосок звучит в голове, там, на дне рождения Ларисы Борисовны, обращенный к Никите… «Ник, у меня день рождения в субботу, ты будешь, надеюсь? Я половину нашего факультета пригласила, у нас все девчонки классные, между прочим…»
Да, так оно и было. Правда, потом Татка поправилась, ее тоже пригласила. Проявила тактичность. А что толку от этой тактичности? Все равно Никита один уехал. Обманул. Прикрылся родителями и Бобом. Оно понятно, что там интереснее, чем с ней, с больной, сидеть… Печально подносить лекарство, вздыхать и думать про себя…
Но ведь обидно же! Так обидно, что, если не выплеснуть обиду в лицо, тут же, немедленно, сердце пополам разорвется!
Нина сглотнула слезный комок, кликнула номер Никиты. «Абонент отключил телефон или находится вне зоны обслуживания, перезвоните позже». Понятно. Что и требовалось доказать, в общем. Абонент уже веселится вовсю на Таткином дне рождения. А чтобы она ему не мешала, телефон отключил.
Нет, ну почему?! Что она не так делает? Почему такое бесцеремонное, неуважительное к ней отношение? Чем она такое отношение заслужила? Разве она бы смогла так поступить?
Вопросы, вопросы. Нет на них ответа. Вместо ответов – душевная боль. И слезы. И зреющий в слезах гневный протест… Еще и голова болит от слабости. Дурная голова, которая ногам покоя не дает. Потому что невыносимо лежать в постели и плакать!
Нина подскочила, сбросив с себя одеяло, решительным жестом отерла слезы со щек. Чего реветь-то? Никитина сестрица, между прочим, ее тоже на свой день рождения приглашала! Вот и надо поехать, поздравить сестрицу, а то неудобно как-то! И Никите пусть будет стыдливый сюрприз! Живой укор совести!
Она встала перед зеркалом в ванной, взвизгнул под руками замок на сумочке-косметичке. Ничего-ничего, сейчас мы синюшную бледность тональным кремом замажем, сверху пудрой пройдемся… И глаза – повыразительнее нарисуем. Все-таки праздник, день рождения. Волосы можно так оставить, хорошо лежат… Что надеть? Так джинсы и нарядную блузку можно надеть, не проблема… И куртку теплую…
Нина собиралась, но у самой задней мыслью в голове звучало: не надо бы… Все неправильно она сейчас делает, не надо никуда ехать. Но разве разбередившуюся обиду и ревность остановить можно? Если все телодвижения уже подчинены их приказам?
Оделась, захлопнула дверь, выскочила на улицу. Голова кружилась слегка. Поймала такси, быстро доехала до вокзала. Даже успела влететь в нужную электричку перед отходом, не купив билета. Электричка тронулась с места, Нина села у окна, перевела дух…
Ехать до дачного местечка Палкино, помнится, минут сорок. Когда-то они с Никитой ехали туда также на электричке… В августе это было, когда квартиру еще не сняли, а машина в ремонте стояла. Дача пустая была, и Никита у Татки ключи аж на два дня выпросил…
По телу прошла волной знобкая лихорадка, капелька пота побежала вниз по спине. Наверное, опять температура поднялась, подумала Нина, таблетку-то в суете сборов она забыла выпить. И горло саднит, и хочется громко закашляться. И заплакать тоже хочется. От жалости к себе, от обиды. От потенциальной несуразности своего появления на Таткином празднике. Да от всего!
Следующая – Палкино. Надо встряхнуться как-то, не раскисать сомнениями. Все равно придется из электрички выходить, не ехать же дальше невесть куда! Хорошо, что идти недалеко, помнится, дача совсем рядом со станцией. Кажется, там одна дорога в поселок… Не заблудиться бы!
Блудить не пришлось. Вышла на станции, пошла в сторону первых домов, сразу узнала ту самую дачу. Веселенькая, бревенчатая, с флюгером-петушком на крыше. А музыка-то как громко играет, а шашлыками на всю округу несет! И куча машин в переулке. Одна из них – Никитина… Нина, когда увидела, не удивилась даже. Только еще больше собралась внутренне.
Открыла калитку, вошла внутрь, осмотрелась. Ага, все тусуются на свежем воздухе, то есть на заднем подворье – кто танцует, кто под навесом сидит. Лица у ребят и девчонок расслабленные, счастливо-хмельные. Гомон, смех, музыка по всему участку. А участок большой, в беспорядке поросший кустами и деревьями. Меж деревьев – цветные тряпки-гамаки… И сумерки уже опускаются, первые, нежно-сиреневые. Идиллическая картинка беззаботного праздника. А вон и рыжая голова Татки мелькает… Обернулась, увидела ее, брови поползли вверх от удивления:
