Обещаю, больно не будет (СИ) - Коэн Даша

Но это просто ничтожные препятствия на пути к тому, чего я ждал долгие три с половиной года!

Не в состоянии более выдерживать этот томительный, неторопливый темп, я наконец-то в полную силу врезаюсь в девчонку. Толкаюсь в её рот, вылизываю, с рыком прикусываю губы. Руки тоже уже не остановить.

Я сорвался с цепи. Дорвался!

Пуговицы её блузки всего за несколько коротких, но жарких мгновений выскальзывают из петель. Что-то с терском рвётся. Но я не обращаю на это внимание, устремляя быстрый, но жадный взгляд на её белоснежный кружевной лиф.

Крыша окончательно отъезжает.

Сколько раз я фантазировал, представляя Истомину вот в таком виде перед собой? Не счесть! Но реальность превосходит все мои ожидания. И меня окончательно взрывает!

Бам! Бам! Бам!

Нет больше Ярослава Басова. Есть какой-то дикий зверь, который дрожит от нетерпения, чтобы разорвать свою долгожданную жертву на куски!

Наш поцелуй уже сложно назвать таковым: я просто беру то, что принадлежит мне. Только мне одному! Заваливаю Истомину на столешницу, задираю юбку. На минуту впадаю в кому от небывалого наслаждения просто прикасаться к шелковистой коже её бёдер. И между ними. Руками разрываю на ней трусики...

Смотрю на неё и меня прибивает ликованием. Вероника выгибается в моих руках. Веки подрагивают. И она лежит вся передо мной готовая. Ко всему!

Пока достаю из кармана пакетик с защитой, целую её бесконечно. Везде! Ласкаю. Поджигаю. И сам не могу дождаться, когда же мы вновь упадём в рай. Накручиваю на свой кулак её волосы, приподнимаю к себе.

Снова ненасытно целую, красноречиво толкаясь ей между ног. Ловлю несколько невыносимо сладких судорог по телу. И хочу ещё! Мне мало!

— Истома! — рычу, разрывая пакетик зубами. Сердце за рёбрами отбило своё и теперь лишь поскуливает где-то в углу, умоляя меня не останавливаться и убивать его полностью. Пока оно окончательно не остановится от кайфа.

Контрольным выстрелом звучит звук расстёгиваемой ширинки в тишине комнаты. Руки дрожат от нетерпения. И я весь в огне.

Но в одном шаге от мечты я вдруг притормаживаю.

Да, чуть не дохну, но со всех сил жму на тормоз, чёрт меня раздери!

И её тоже!

— Истома? — глухо выдыхаю я и практически насилую своё тело, чтобы не сложиться пополам от бессилия.

Ведь она плачет в этот момент.

Я вижу, как скатываются крупные слёзы из уголков её глаз...

Какого чёрта, Ника? Какого, мать твою, чёрта?!

— Ну, чего же ты остановился, Басов? Давай же, продолжай начатое. Ведь ты же именно для этого меня сюда притащил, не так ли?

— Ник..., — я с пробуксовкой торможу и упираюсь ладонью в край столешницы. Задыхаюсь. Эмоции кроют, и я не понимаю, что со мной. С ней. С нами.

— Давай! — приподнимается она и с шёпота переходит на крик. — Ну же, используй меня! Ведь я всего лишь кукла, да? Поиграл — выбросил. И плевать, что у меня за рёбрами бьётся сердце. Что я живая. Что я тоже чувствую! Что мне больно!

Отшатываюсь от неё. Почти схожу с ума, видя, как она затравленным движением поправляет на себе подол своей юбки. Отворачиваюсь.

— Чего же ты притормозил, Басов? Ну же, трахни меня и разбежимся. Если это та цена, чтобы больше никогда тебя не видеть в моей жизни, то я согласна её заплатить!

Горло пересыхает. Его забивает огромный, прогорклый ком. И всего меня трясёт, как побитого жизнью подзаборного пса. Потому что я чувствую вину, слыша её слова. Потому что нельзя так играть, хотя я не верю тому, что она пытается мне донести. Не верю, но все равно дальше идти уже не могу. Тело отказывается идти дальше и напролом. Ему надо, чтобы она тоже этого хотела.

Иррациональное дерьмо!

В мыслях бурлит адовый котёл, но желания разворачивает на сто восемьдесят градусов. Меня тянет к ней, как магнитом. Я просто неспособен быть вдали от этой девчонки. Рывком к ней, чтобы укутать её в свои объятия. И мне сейчас всё равно, кто она на самом деле: продажная сука или святая великомученица. Я не хочу, чтобы она плакала.

Точка!

— Прости, — вытираю её слезы, которые бегут одним сплошным потоком. Целую мокрые щёки. Что-то шепчу, чтобы хоть как-то её успокоить, но Истомина только по-детски шмыгает носом. Но недолго, уже через минуту она вновь ловит безусловный дзен и отталкивает меня от себя.

— Где ванна? — киваю в сторону нужной двери и смотрю ей вслед, пока она окончательно не скрывается из поля моего зрения.

Неиспользованный пакетик защиты выкидываю в мусорное ведро. Порванные ажурные трусики Истоминой убираю в карман. И не надо спрашивать меня зачем. Просто надо и всё.

Сажусь за стол. Разливаю вино. Пытаюсь упорядочить то, что произошло между нами, и переварить то, что она мне сказала. И прихожу к неутешительным выводам именно тогда, когда Истомина наконец-то вновь появляется передо мной.

— Отпусти меня, Ярослав, — тихо шепчет она, избегая смотреть мне прямо в глаза.

— Нет, — рублю я.

— И что тебе от меня надо? — кидает злой взгляд на столешницу, где мы только что чуть не утонули друг в друге.

— То же, что и раньше, — рублю я. — Садись. Будем разговаривать.

Наши взгляды на ножах, но мне плевать. Только что, держа её в руках, я кое-что понял для себя. И назад разворачиваться уже не собираюсь.

Ярослав

На моё удивление, Истомина даже бровью не ведёт. Снова замуровалась в свой непробиваемый ледяной кокон Снежной Королевы. Просто подошла и опустилась на стул передо мной, молча наблюдая за тем, как я раскладываю по нашим тарелкам рыбу и салат, как разливаю по бокалам вино и ввинчиваюсь в неё своим пылающим взглядом.

С чего начать? С чистосердечной правды?

О том, что я невыносимо по ней скучал. О том, что ненавидел её всё это время, но отчаянно желал оказаться рядом. Хотя бы ещё раз. Последний, чтобы сожрать её и сдохнуть.

Или со лжи?

Поведать ей о том, что я всё забыл. Её. Нас. То, как она предала меня. То, как мне было с ней хорошо. То, как я её любил. А еще о том, что всё осталось в прошлом...

— Видишь, как в жизни несправедливо получается, Ярослав, — чуть ведёт она плечом, а затем всё же берёт бокал с вином и делает осторожный глоток, — я тогда, три с половиной года назад, шла к тебе точно с таким же желанием. Поговорить. Но ты лишь посмеялся надо мной и сунул мне под нос свою новую игрушку.

— Я не спал со Стеф.

— Целовал?

— Да.

— Трогал? Ласкал?

— Да.

— Позволял ей прикасаться к себе?

— Да.

— Тогда с чего ты взял, что отсутствие между вами полового акта, как-то скрасит общую уродливую картинку?

Не выдерживаю её прямого взгляда и отворачиваюсь. Потому что она права, чёрт возьми. Какая разница по какой причине я предатель: по зову сердца, призванию или просто так газанул ненароком, если по факту итог один? И он неутешительный.

Мы квиты?

Чёрт, я даже говорить об этом не могу. Потому что в груди до сих пор клокочет невероятных масштабов ярость. И страх. А что, если она только подтвердит то, что у них с Аммо всё было? Что тогда?

— И о же чем ты хотела поговорить? — произношу слова медленно, уговаривая себя не срываться в псих. И хоть что-то постараться понять в этой патовой ситуации.

— Уже неважно, Яр. Жаль только, что тогда лишь я хотела говорить об этом. Хотя должно было бы быть совсем наоборот.

— О чём, Ника? — давлю я и сам себя закапываю этим вопросом, но и сделать иначе уже не могу.

— Например, о тебе.

В грудную клетку шарахнула раскалённая булава, ломая кости своими шипами и выдирая жизненно важные органы. Задохнулся. Сжал вилку так сильно, что она погнулась в моих руках. Но Истоминой было мало произведённого эффекта, она продолжала бить в одно и то же место, с лёгкой улыбкой на устах.

— О твоих жестоких играх с живым человеком. Со мной, Яр.

— Послушай…, — рот заполняет вязкая, горькая слюна.

— А я всё помню, как будто это было ещё вчера. Как в совсем неприметную девчонку в очках кинул мокрым полотенцем самый популярный парень в школе. Ты знал, что меня после того случая прозвали Вешалкой? А после такого, как ты сшиб меня с ног, элементарно не заметив на своём пути — Кочкой.