Тайная девушка (ЛП) - Станич К.М.
— Ну, если тебе нравятся лесные пожары и цунами, тогда круто. — Он выдаёт что-то похожее на самую короткую улыбку, заставляя меня подумать, что это шутка или что-то в этом роде. Я улыбаюсь в ответ, но к тому времени, как я это делаю, всё, что было на его лице, исчезает. — Я приступлю к выполнению задания, которое должно быть выполнено завтра. У тебя есть время, пока торт не выпечется, а затем он должен остыть, прежде чем мы сможем его заморозить. В принципе, на какой-то промежуток у тебя есть немного времени для себя.
Он отходит от стойки и садится на стул в углу. Я сажусь напротив него, и затем мы просто ждём вместе в дружеской тишине, выполняя различные задания на наших ноутбуках.
Это… на самом деле довольно мило.
Например, может быть, в другом месте, в другой вселенной мы с Рейнджером могли бы стать друзьями.
Может быть.
Жаль, что сейчас не то время и, не то место.
Глава 14
Я никогда не была так взволнована, как в тот первый день зимних каникул, когда собрала вещи и побежала вверх по склону к дому отца. По дороге я натыкаюсь на Спенсера, сидящего на одной из бревенчатых скамеек, стоящих вдоль дорожки, постукивающего пальцами по краю подлокотника и наблюдающего за мной своими чудесными глазами.
— Едешь повидаться со своей девушкой, ха? — спрашивает он, и его голос звучит чертовски язвительно по поводу всего этого. Я останавливаюсь рядом с ним, всё ещё раздражённая из-за фиаско с выпечкой торта, и скрещиваю руки на груди.
— Да, и что?
Спенсер вскакивает на ноги, его блейзер весь измят, галстук ослаблен и перекошен, и подходит ко мне вплотную, проводя костяшками пальцев по моей щеке.
— Не притворяйся, что ты, чёрт возьми, тоже этого не чувствуешь, этого напряжения между нами. — Моё сердце бешено колотится, и я внезапно покрываюсь потом и язык заплетается.
«Я чувствую это; конечно, я чувствую».
Но это не имеет значения. Сегодня я еду домой к Коди. Возможно, никогда больше сюда не вернусь, никогда больше не увижу Спенсера Харгроува.
— И что с того? — спрашиваю я, и он рычит на меня, хлопая ладонью по стволу дерева слева от меня. Мои глаза сужаются, когда я смотрю ему в глаза.
— И что с того? — повторяет он, явно разозлённый. — И что с того?! Я подвергаю сомнению всё, что знаю о себе, о своей сексуальности. Ты единственный парень, который меня когда-либо привлекал. — Часть меня почти жалеет Спенсера, но я ничего не могу с собой поделать, если… я нравлюсь ему. «О боже, я ему нравлюсь?! Как, почему?! Тогда почему он такой долбаный хулиган?» — И ты сказал мне, что ты гей, а потом вдруг я узнаю, что у тебя есть девушка?
— Я бисексуал, — выпаливаю я, чувствуя вину за то, что приняла личность, которая мне не принадлежит. Однако в тот момент я чувствую, что это мой единственный выход из сложившейся ситуации.
Не то чтобы это имело значение… верно? Ведь, я уезжаю?
Я прикусываю нижнюю губу и резко выдыхаю, когда Спенсер отходит от меня, проводя пальцами по своим серебристо-пепельным волосам. У него тёмные корни, но я думаю, что это сделано намеренно, и мне нравится его многослойный мрачный вид.
— Господи, Чак, — рычит Спенсер, вздыхая и проводя ладонями по лицу. Он качает головой, чертыхается и выпрямляется, откидывая голову назад, чтобы посмотреть на синее-синее небо над головой. Здесь чертовски холодно, но на небе ни облачка. — Просто уходи. Повеселись в Калифорнии. — Он опускает руки по швам и смотрит на меня, и мне интересно, может ли он сказать, как тяжело я дышу, или сколько капель пота стекает по моей спине.
Спенсер снова подходит ближе, и я прижимаюсь спиной к дереву, давая ему шанс командовать мной.
— Или, может быть, нам стоит поцеловаться напоследок, чтобы тебе было с чем сравнить Монику? А ты как думаешь, Чак? — он протягивает руку и большим пальцем оттягивает мою нижнюю губу вниз, наклоняясь ко мне и дыша мне в рот. Мои глаза полуприкрываются, а сердцебиение учащается. Мне следовало бы оттолкнуть его, но… Я действительно в сложном положение.
Спенсер сокращает расстояние между нами и прижимается ртом к моему, целуя меня с такой страстью, что мои ноги подкашиваются. Сильная рука, обвившаяся вокруг моей талии — единственное, что удерживает меня на ногах, и я обнаруживаю, что у меня перехватывает дыхание, голова кружится, звёзды вспыхивают за моими закрытыми веками.
Это такой поцелуй, о котором вы только читали, такой, который вы никогда не сможете забыть, ни когда пройдёт дюжина лет, ни когда пройдёт столетие.
Оттолкнувшись от Спенсера, я взбегаю на холм, бросаю вещи в папин багажник, а затем надеваю наушники, чтобы заглушить эмоции, которые так отчаянно требуют моего внимания.
После двух пересадок и одному богу известно, сколько часов мы провели в переполненных креслах эконом-класса на каком-то бюджетном самолёте, мы с папой прибываем в международный аэропорт Сан-Хосе. Несмотря на то, что здесь тоже зима, здесь примерно в миллион раз теплее, чем в тупом Натмеге, штате Коннектикут.
Поездка в Санта-Круз мучительна, особенно когда Моника и Коди перестают отвечать на сообщения. Я вся как на иголках, но тихо сижу на пассажирском сиденье нашей взятой напрокат машины и ничего не говорю. Дорога, по которой мы едем — шоссе штата 17 — считается одной из самых опасных во всём штате.
Как только мы въезжаем в сам Санта-Круз, моё сердце чуть не разрывается в груди. Я практически подпрыгиваю вверх-вниз, вцепившись руками в края сиденья и ожидая, когда папа отвезёт меня прямиком в особняк Моники на пляже.
— Что ты будешь делать после того, как высадишь меня? — спрашиваю я, и папа тяжело вздыхает.
— Возвращаюсь в отель на работу. Эта поездка для тебя, Шарлотта, а не для меня. Я оставил всё позади, когда мы переехали, и я счастлив, что всё так и осталось. — Я хмуро смотрю на него, когда он отворачивается. Как он может так небрежно говорить о маме? Как будто она какая-то разбитая ваза, которую нужно выбросить? Это просто выводит меня из себя.
— Неважно, — бормочу я, но моё раздражение быстро проходит, когда мы подъезжаем к огромным парадным ступеням, слева от нас фонтан, а справа — новенький серебристый «Бимер» Моники.
Я выхожу из машины и убегаю ещё до того, как у папы появляется шанс полностью остановиться. Сегодняшний день особенный не только потому, что это каникулы от академии и её дурацкого Студенческого совета, но и потому, что я вернулась домой, и так уж получилось, что сегодня мой семнадцатый день рождения.
Входная дверь открывается ещё до того, как я успеваю к ней подойти, и вот она, тёмные волосы коротко подстрижены, макияж на месте, уголки рта изогнуты в широкой улыбке.
— Добро пожаловать домой, детка! — кричит она, когда я обвиваю руками её шею в крепком объятии. Смеясь, Моника отталкивает меня на шаг назад и держит за плечи, чтобы оглядеть с головы до ног. — Ты бледная, как привидение. — Она протягивает руку и играет с моими волосами. — И эта причёска, девочка, нам нужно отвести тебя к стилисту моей мамы.
Небольшой укол боли пронзает меня насквозь, но я не обращаю на это внимания. На самом деле… Сейчас я просто ищу Коди. Он сказал, что встретит меня здесь.
— Привет, милашка! — зовёт Коди, неторопливо входя из соседней комнаты. Он такой же красивый, как всегда, со своим золотистым загаром, выгоревшими на солнце волосами и сияющей белоснежной улыбкой. Я готовлю себя к появлению бабочек, которые в тысячу раз сильнее тех, что я испытывала, целуя Спенсера.
Только… ничего не происходит, и я остаюсь стоять там, чувствуя себя такой потерянной и одинокой, что меня вроде как тошнит.
Коди с важным видом подходит и обнимает меня, притягивая к себе для крепкого объятия. Он немного оживляется и обхватывает мою задницу, и мы с Моникой обе издаём звук отвращения.
— Ладно, ладно, — смеюсь я, но в этом есть какой-то дискомфорт, которого я не понимаю. Перед отъездом я не могла перестать прикасаться к Коди. Мне нравилось, когда он прикасался ко мне. А теперь… от него пахнет маслом для загара и чем-то сладким, что кажется знакомым, но я не могу точно определить, что именно.
