Вэл Корбетт - Лучший из врагов
— Конечно, теперь, когда он стал министром, мы уже не занимаем в его жизни такого места, — продолжала заводить себя Ванесса. — Они все хором заявляют, какая Эта Особа умная. По сравнению с ней я, наверное, выгляжу бесполезной, ленивой и глупой. Но я еще не сказала своего последнего слова.
Несмотря на все сочувствие, которое Эми испытывала к матери, она хранила молчание на протяжении всей ее тирады. Теперь контроль над собственными акциями стал для нее еще более недосягаем. Все произошло так быстро, что она не успела отговорить отца от его неразумного шага.
Эми любила и отца и мать, и ей было не очень-то приятно оказаться в центре боевых действий между родителями.
Чарли поморщилась, увидев на индикаторе автоответчика цифру 12 — количество звонков, записанных на нем за тот короткий период, когда няня на время купания Миранды отключала телефон.
— Дорогой, сейчас твоя очередь прослушивать запись, — крикнула она Филипу. — Все равно это наверняка звонили тебе. Я пойду к Миранде.
Но звонили им обоим. В основном это были журналисты из «Кроникл» — редактор финансово-коммерческого отдела, отдела новостей, а позднее и сам главный редактор. Все они ссылались на заявление «Пресс ассошиэйшн», подготовленное пресс-секретарем корпорации Форрестера, но всем им срочно были нужны комментарии Филипа или Чарли или их обоих по поводу представленного материала о драке между Шарлоттой Локхарт и бывшей женой Филипа, который они собирались публиковать.
— Мне кажется, мы не должны давать никаких комментариев, — сказала Чарли. — По своему опыту знаю, что любые наши слова будут искажены, особенно этими негодяями из «Кроникл».
Филип взглянул на часы. Было почти семь часов.
— Ты думаешь, они рискнут напечатать статью, если никто из нас не подтвердит, что эти события происходили в действительности?
— У них надежный источник информации, — ответила Чарли. — Кто-то, очевидно, подслушивал нас, потому что большинство деталей, о которых упоминал Уолтер, верны. Им не нужно никакого подтверждения от нас. Ну, может быть, забудем об этом и наконец поужинаем?
Лицо Филипа вытянулось, когда он увидел, какой ужин его ожидал. В менее напряженные минуты сегодняшнего дня он представлял себе этот вечер заполненным красивым изысканным сексом, и сочный бифштекс, хрустящие чипсы и бутылка приличного «бургундского» были бы здесь совсем не лишними. В реальности же его ждала отварная камбала, вымоченный шпинат с вареным картофелем и салат, заправленный лимонным соком. Это было все равно, что представлять в своих эротические снах Клаудию Шиффер, а, открыв глаза, обнаружить перед собой Розанну Барр[11].
Но Чарли очень беспокоилась о здоровье мужа. Доктор Муррей настаивал на необходимости снизить уровень холестерина в крови Филипа и уменьшить психологические нагрузки. Филип только посмеивался.
— Я — член парламента; при моей работе стрессы неизбежны.
— Тогда сердечный приступ вам будет обеспечен, если вы серьезно не позаботитесь о своем здоровье, — предупредил его врач.
С тех пор Чарли неустанно следила за диетой мужа, и хотя сегодняшний ужин выглядел для него непривлекательным, Филип понимал, что он был проявлением заботы Чарли о нем: он был приготовлен ее собственными руками и точно соответствовал рекомендациям врача.
Чарли заметила выражение его лица.
— Ты что, хочешь раньше времени превратиться в дряхлого старика? Такое меню было предписано доктором Мурреем.
— Значит, если холестерин не одолеет меня, меня доконает скука, — проворчал он.
— Ничего страшного. — Она игриво улыбнулась. — Десерт будет более калорийным.
Посторонние люди нередко завидовали кажущемуся им шикарным образу жизни Локхартов: снегопаду белых пригласительных билетов на различные мероприятия, деловым поездкам Чарли в Нью-Йорк и принадлежности Филипа к сильным мира сего. Они бы стали завидовать гораздо меньше, если бы только могли понять причины, по которым эта семья, и особенно Чарли, мечтала о простой, более спокойной жизни.
Они жили как бы в двух временных поясах. Работа заставляла Чарли жить по нью-йоркскому времени. Это имело свои преимущества, потому что она могла провести утро с Мирандой, пока в Нью-Йорке еще дарила глубокая ночь, и в конце дня забежать домой, чтобы уложить ребенка спать, пока в Нью-Йорке было время ленча. Это совпадало с тем, что Филип называя своим «золотым временем», которое, как было отмечено в его ежедневнике, он посвящал дочери. Филип давно пришел к выводу, что он гораздо охотнее готов был играть с Мирандой, чем посещать очередной скучный прием. Пропустив то время, когда росли его дочери от первого брака, он как-то сказал в одном интервью, что теперь не сделает такой ошибки.
Когда Филип говорил это журналистам, ему не пришло в голову, что Эми и Луиза будут очень уязвлены, когда прочитают, с каким удовольствием он стал теперь выполнять свои отцовские обязанности.
Из-за того, что Чарли приходилось возвращаться на студию в семь часов вечера ради дневной передачи по нью-йоркскому времени, а Филип должен был принимать участие в десятичасовом голосовании в палате общин, в будние дни им редко удавалось провести вечер вместе.
Когда они поужинали, Филип вернулся к разговору о ссоре в дамской комнате, желая уточнить каждую деталь.
— Значит, применения физической силы не было — это все выдумка? И ты не ударила ее? — спросил он.
— Мне очень хотелось это сделать, поверь мне, — ответила Чарли и тут же осеклась. — Ты чувствуешь, что происходит? Она отнимает у нас даже этот вечер, как и все остальное время. О чем бы ни заходил у нас разговор, дело всегда заканчивается тем, что мы начинаем обсуждать, анализировать или переживать за эту женщину. Ради всего святого, неужели мы не можем поговорить о чем-то другом?
Филип плотоядно усмехнулся.
— Поговорить?
И они опустились на софу пообщаться древнейшим способом, известным еще Адаму и Еве. В этот момент в микрофоне автоответчика зазвучал взволнованный голос Уолтера Тредголда. Но они были слишком поглощены друг другом, чтобы прислушаться, к его словам.
Сколько бы раз они ни занимались любовью, они никогда не теряли ощущения простого животного желания. Они приходили в такое возбуждение, что часто даже не могли дождаться, пока снимут одежду.
Филип, опустившись на колени, склонился над Чарли, а она самозабвенно вытянулась на ковре. Его восторг при виде ее тела не ослабевал с того дня, когда они встретились впервые. В их ласках не существовало никаких табу; каждый инстинктивно чувствовал, как с помощью рук, губ и языка доставить удовольствие другому. Пока он все глубже и глубже проникал в нее, их бедра без всяких усилий двигались в такт в любовном танце. Чарли начала что-то тихо шептать; этот шепот становился все громче по мере того, как ритм его движений начал нарастать.
