Кэй Джейби - Венгерская рапсодия
– Так хорошо, малыш? – спрашиваю я, хотя в этом и нет необходимости.
Свободная рука сжалась в кулак, сминая простыни, и через мгновение после этого острейшего напряжения он поднял на меня глаза.
Разумеется, похоть не позволяет ему открыть их широко, но важно не это. Важно то, что он поймал мой взгляд и продолжает дергать свой член. Боже, как бы я хотела заговорить его до оргазма.
– Сделай это, – говорю я. – Кончи ради меня.
Кажется, что большего и не требовалось, как только прозвучало слово «кончить», он наклонился вперед, его рука чуть не рвет зажатую в ней простынь. Его рот приоткрыт, и из него доносятся ранее запертые там звуки, он жадно пожирает меня глазами в момент удовольствия.
Он кончает. Кончает.
Серьезно, кажется, что это длится вечно. Не думаю, чтобы мне когда-то доводилось встречать мужчину, который бы так кончал, абсолютно необузданно и отчаянно. Один раз он даже назвал меня по имени, и оно прозвучало не тихо.
Я даже могла поверить, что внутри он не был нем как рыба, совсем нет.
Глава 4
По-моему, на следующее утро я ждала, что он станет прежним. Словно мне просто приснились джакузи и его постель, а теперь я снова увижу его настоящего – холодного и отстраненного, готового ненавидеть меня каким-нибудь новым и более интересным способом.
Но этого не происходит. Он так переменился, что я сама занервничала. Если он останется таким расслабленным и непривычно внимательным ко мне, Джеймс и Люси обо всем догадаются. То есть Джеймс видел, что мы стояли неприлично близко там, в джакузи. А Арти спрашивает, не хочу ли я еще кофе с маффином.
Это почти инсинуация, и я не хочу, чтобы они ее заметили, хотя и понятия не имею почему. Не то чтобы я стесняюсь, что провела прошлую ночь, доводя моего в прошлом злейшего врага до оргазма, и это продолжалось около часа. Или того, что он потом пытался поцеловать меня, такой мягкий и нежный, совсем не такой, как обычно.
Боже. Боже. У меня колени дрожат от одного воспоминания об этом. Я не осмеливаюсь смотреть на него, потому что а вдруг, понимаете? А вдруг он снова включит подонка и я останусь отрезанной от мира на острове под названием недавно он назвал тебя вульгарной?
Это заставляет меня выпускать коготки, хоть я этого и не хочу. А когда понимаю, что именно так веду себя, начинаю творить глупости, чтобы все исправить. Говорю такое, чего раньше ни за что бы не сказала, чтобы ему понравиться.
Например:
– Ой, какая милая музыкальная шкатулка.
То есть она и правда милая, весь этот антикварный магазин, в котором мы оказались, милый, и мы все невероятно мило проводим время, разъезжая по деревушкам, поедая мороженое и занимаясь всем тем, чем и положено в отпуске. Но при всем этом мои слова звучат странно и фальшиво, как будто я слишком стараюсь.
Кроме того, теперь каждый раз, когда я с ним разговариваю, у меня перед глазами всплывает дюжина маленьких пошлых картинок. Как побелели его пальцы, когда он сжал простыни, какими нежными стали его губы во время оргазма. Я от этого краснею и уверена, он это видит, сейчас я на этом уже не циклюсь.
Напротив, я не перестаю изумляться, как он ко мне близко, или тому, как для него должно быть непривычно быть таким милым и искренним относительно моих глупостей.
– И правда, милая, – говорит он и кладет мне руку на спину.
Он слишком, слишком уж много внимания уделяет этой шкатулке для человека, который так быстро возбуждается.
Разумеется, я прочла это на его лице, как только обернулась. Хоть, клянусь, я и не думала ни о чем неприличном. Просто мне было интересно посмотреть, сколько здесь людей, которые, вероятно, смотрят на нас, прежде чем я сделаю что-нибудь невинное типа… не знаю чего.
Положу ему руку на талию?
– Мэллори.
Или положу руку ему на задницу.
– Да? – отзываюсь я, но это лицемерно с моей стороны.
Я знаю, почему он практически прошипел мое имя, и отнюдь не потому, что он заметил сервиз наверху у окна. А потому что, завладев его задницей, я не могла перестать сжимать ее. Ну серьезно, кто же меня осудит? Она такая восхитительная под этими его шерстяными брюками. Упругая, но не слишком твердая, и большая, пропорционально остальному телу.
Как будто он очень-очень любит поесть, но не позволяет баловать себя слишком часто.
– Продавец рядом, – говорит он мне, я снова оборачиваюсь, но мне кажется, что она стоит в миллионе километров от нас, и, кроме того, я же не хватаю его за мошонку.
Хоть именно это я и сделала в следующую секунду.
– Боже мой, – произнес он, но меня останавливают не слова, а то, что он кладет руку на мое запястье, как только я схватила его за выпуклость между ног. Кроме того, он продолжает смотреть перед собой, будто ему все равно, чем я там занимаюсь, однако он не очень-то хочет, чтобы я прекращала.
– Я не могу перестать думать о твоем члене, – шепчу я, и теперь-то он точно не хочет мне помешать.
Он даже немного наклоняется вперед, чтобы лучше меня слышать. Хотя и продолжает притворяться, что ничего не делает.
– Мы в антикварном магазине, – информирует он, но я не могу игнорировать тот факт, что он не препятствует моей руке.
Он бы мог, если б захотел, он меня как минимум вдвое сильнее, но он этого не делает. А просто стоит здесь, застывший, пока я ласкаю нечто, уже совсем не такое мягкое.
– Тебе приятно? – спрашиваю я, хотя и так это знаю: я чувствую, как под моей рукой все твердеет, и когда мой большой палец оказывается на головке его члена, он не может удержаться, чтобы не начать двигать тазом вперед. – Мне приятно.
– Правда?
– Боже, да, очень – смотри, как он встал.
Он вздрагивает, но боюсь, он не может этого отрицать. Он так возбужден, что его брюки двигаются крайне непристойно, и если бы сейчас мне захотелось поступить жестоко… скажем, развернуться и уйти из магазина, он бы не смог последовать за мной, а вынужден был бы стоять здесь, перед керамическими уточками, и ждать, пока его член уменьшится достаточно, чтобы он смог обернуться к людям.
Чего бы мне совсем не хотелось в ближайшем будущем.
– Я хочу взять его в рот.
– Боже мой, только не здесь. Ничего здесь не делай, ладно? – говорит он, словно действительно верит, что я на это способна.
Он и впрямь думает, что я опущусь на колени и начну сосать у него прямо посреди магазина, хотя, честно говоря… Не так уж и сильно он ошибается.
– Ты не хочешь, чтобы я опустилась вниз?
Он чуть было не посмотрел на меня, прежде чем понял, что это не лучшая мысль. Куда лучше будет продолжать смотреть на керамических уточек, пока я долго и непристойно занимаюсь его твердым членом.
