Сюзан Фрейзер - Дежавю
Он поднял свой бокал и осторожно коснулся им моего.
— Я просто рад снова тебя увидеть. C'est tout.
Что-то в его взгляде, в том, как он отводил глаза, насторожило меня, заставило задуматься. Я прожила с Марком столько лет и сразу замечала даже едва уловимые изменения в его поведении. Да, я подумала о Фредерике и убрала руку.
— Нет. — Я сделала глоток вина, наблюдая за тем, как Марк нервно смел хлебные крошки со скатерти. — Скажи мне, о чем ты думаешь на самом деле.
Конечно, в его голове крутились какие-то мысли, но они были явно не о Фредерике. Марк снова посмотрел мне в глаза:
— Мой отец сегодня утром позвонил мне на работу.
Я редко не нахожу что сказать, но это был как раз тот случай. Под столом Марк дергал ногой, отчего бокалы вибрировали и по поверхности вина бежала рябь. Я взяла его руку в свою.
— Твой отец? — Мое сердце забилось быстрее.
Но Марк покачал головой и улыбнулся.
— Мы должны что-нибудь поесть. — Он подозвал официанта. — Tu as faim? (Ты голодна?) Боже, я готов съесть целую утку!
Это было старой доброй шуткой, соединением выражения про лошадь и любимое блюдо Марка — утиную грудку Magret de Canard. Но я потеряла аппетит, подумав об отце Марка.
Я забыла про него.
— Марк, пожалуйста, не делай этого! — Пара с соседнего стола одарила нас любопытными взглядами. Я постаралась приглушить голос. — Скажи мне, пожалуйста. Скажи, что собираешься…
— Non, mais alors (Еще чего не хватало!), Энни! — Марк посмотрел на меня кристально чистыми, невинными глазами. — Я ничего не планирую. Я просто сказал тебе, что мой отец позвонил мне. Et alors? (В чем же дело?)
Официант нетерпеливо стоял рядом, с блокнотом на изготовку.
— Et alors? — повторил он эхом за Марком.
«Бесцеремонный молодой человек», — подумала я.
— Вы выбрали, месье, мадам?
Я решила игнорировать месье Эхо.
— Пожалуйста, Марк, нам надо поговорить!
Но внимание Марка полностью было поглощено заказом.
— Magret de Canard pour moi.
Он знал, что я ненавидела, когда он заказывал сначала для себя. По рассказам моей матери, мой отец никогда не поступил бы так. Но Марк всегда так делал, когда злился на меня.
Официант повернулся ко мне.
— А что закажет мадам?
Тогда я подумала, что официанты так распознают грубых клиентов, по тому, что они заказывают сначала для себя, а не для своего партнера.
— Sandwich au fromage. — Я улыбнулась, давая понять, что для меня это совершенно привычное дело.
— Мадам, это не кафе. — Его английский был практически идеальным. Но тон, с которым произнес эту фразу, был холоден, точно мороженая рыба. — Мы не подаем сэндвичи.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Я познакомилась с родителями Марка, Розой и Морисом, очень рано и по отдельности. Однажды в апреле мы поехали на выходные за город и направились на юго-восток, туда, где был дом семьи Марка. Озер-ле-Вульжис находится примерно в сорока километрах от Парижа, однако это место кажется несусветной глушью. Земля вокруг представляет собой равнину, мертвую равнину. Дорога в Озер, километр за километром, тянется вдоль полей свеклы и кукурузы, за которыми виднеется церковь с местным кладбищем. А затем опять поля со свеклой и кукурузой. В городке есть почта, кафе, один магазин, одна булочная, и все. Железнодорожной станции давно нет. Зато есть два кладбища, что говорит само за себя.
— Это здесь ты вырос? — дразнила я Марка в тот первый раз, когда он отвез меня туда, старательно изображая из себя «городскую штучку». — Где тут ночная жизнь?
— Tu verras. — Он улыбнулся. — Увидишь.
Тем вечером, на закате, он отвез меня на берег реки, и мы лежали в высокой траве у самой кромки воды, скрытые от взглядов рыбаков, что стояли на мосту. Сам мост представлял собой шаткую деревянную арку, перекинувшуюся через реку в нескольких сотнях метров от нас.
Тогда-то я увидела ночную жизнь Озер.
— Небо, — проговорил Марк, когда мы лежали на мокрой траве и смотрели вверх. Мы дрожали от холода, но были счастливы. — Теперь видишь? Вот она, здешняя ночная жизнь.
Марк был прав. Красота Озер была в небе над ним. Не важно, где ты находишься, но стоит только окинуть взглядом этот плоский ландшафт, и вокруг ты видишь только небо, заполняющее собой почти все пространство, и ты словно тонешь в нем. Сущий рай для астронома.
Мы направлялись домой мимо одного из кладбищ, и лишь луна освещала нам путь. Вдруг Марк сжал мою руку. — Мои прабабушка, прадедушка и бабушка с дедушкой похоронены здесь. Хочешь с ними познакомиться?
— Нет! — Нелепо засмеявшись, я выдернула руку и с криком бросилась бежать, а Марк погнался за мной.
— Tu en es sure, Энни? Ты правда не хочешь? Я уверен, что они были бы просто счастливы познакомиться с тобой!
Родители Марка жили в центре городка в старом каменном доме на ферме, который построил еще прапрадед в конце 1700 года. Спустя годы, во время наших приездов во Францию из Австралии, Чарли часами будет пропадать на чердаке, роясь в старинных чемоданах, в пыльных коробках с деревянными игрушками, рассматривая старые комиксы, между хрупкими желтыми листами которых застряла паутина. Все это было настоящим кладом для мальчишки.
Помню, после нашей первой ночи у него дома, я проснулась от яркого солнечного света, струящегося сквозь застекленные створчатые двери, ведущие из его старой спальни в сад. Тихо, потому что Марк еще не проснулся, я исследовала полки с книгами, с книгами его детства, коллекцию моделей машин и самолетиков, многочисленные выцветшие коробки из-под шоколада, набитые солдатиками. Я пересмотрела целую стопку рисунков маленького мальчика, на которых были изображены лошади, машинки и целые армии, сражающиеся ради славы. Там были и другие рисунки, очевидно из периода его бурной юности. Это были наброски девушек, чьи гигантские груди поднимались со страниц, словно наполненные водой воздушные шарики, готовые вот-вот лопнуть.
Позже, тем же утром, мы прогулялись с Морисом до местной булочной, которая располагалась примерно метрах в ста от церкви. Каждое воскресенье, по утрам, ее колокола звонили, собирая всех на мессу. Колокола часто звонили и в Озер.
Морис был тихим человеком, как и Марк. Ему, видимо, нечего было мне сказать. В конце концов, я ведь была всего лишь странным существом из далекой страны, которое охмурило его сына и которое обязательно увезет его на край света. Морис просто смотрел на нас и качал головой. О чем он тогда думал, для меня до сих пор загадка.
Но Роза, маленькая хрупкая темноглазая женщина с седыми волосами, которые когда-то были такими же черными, как у Марка, садилась рядом со мной в саду и рассказывала всякие истории. Она рассказывала о Марке, о мире, в котором он вырос. Роза приносила целые стопки старых пыльных альбомов с черно-белыми фотографиями, с фотопортретами предков Марка. Мне запомнилось фото его прапрабабушки Морван, которая стояла вытянувшись в струнку в длинном черном платье. Выражение ее лица было таким же каменным, как и застывший силуэт. Очевидно, кто-то умер.
