Рут Уинд - Музыка ночи
Он замер, не донеся стакан до рта. Искренне удивленный таким выводом, Блю спросил:
— Ну-ка, еще раз? Что ты имеешь в виду?
— Нет-нет. Это не мое дело. — Она посмотрела в темноту, прислушиваясь к стрекотанию цикад. — Тебе нужны зеленые времена, но ты боишься их, поэтому и прячешься за бурбоном.
Он коротко хохотнул и почти вызывающе опрокинул стакан.
— Ерунда. Не всех надо направлять в общество анонимных алкоголиков. Я пью, потому что мне это нравится.
— Ты спросил — я ответила.
— Да. И в твоих словах есть доля правды, как бы я этому ни противился. — Он посмотрел на стакан. — А может быть, выпивка становится привычкой, она действительно ограждает от многого.
Элли наклонила голову.
— И от чего же она оберегает? — Блю взглянул на нее.
— Кажется, теперь я в этом не уверен.
Элли, расслабившись от спиртного, почувствовала, что не хочет никуда идти. Она хотела сидеть здесь, на веранде, с этим мужчиной, пить и разговаривать в темноте так долго, как сможет.
— Расскажи мне о зеленом времени, — тихо попросила она.
Он повернул голову, и лунный свет омыл его высокие скулы, подбородок и рот.
— Вот эти сегодняшние фотографии и были отражением зеленого времени. Вся моя жизнь тогда была зеленой, с самого рождения. Моя мама всегда пела, и танцевала, и рассказывала глупые анекдоты. Папа очень часто уезжал по делам, но всегда привозил нам подарки. У нас были три кошки и две собаки и аквариум с золотыми рыбками. Приезжали мои дядюшки и брали меня на рыбалку. Мой брат, конечно, досаждал мне, выдумывая всякие прозвища, но Господи, я почитал даже землю, по которой он ходил.
Элли улыбнулась:
— Это нормально, я бы сказала.
— А потом была Энни. Моя жена, — произнес он с легкой хрипотцой. — Она все крутилась рядом и выводила меня из равновесия. У ее родителей был дом как раз на той стороне реки, — указал он. — Но мне даже нравилось быть для кого-то героем.
— Бедная Энни! — рассмеялась Элли. — Но она ведь победила в конце концов, верно? И привела тебя к алтарю.
Он смущенно кивнул:
— Да, привела. Но к тому времени уже я на этом настаивал. — Он добавил и встряхнул виски в стакане, немного отпил. Заговорил снова, уже широко улыбаясь: — Она не желала спать со мной, пока я не надену ей кольцо на палец. Можешь себе представить? В наше-то время!
— Она, наверное, слышала о вашей репутации, сэр. Похоже, она была умной женщиной.
— А кто говорит о моей репутации?
— Да все!
— Правда? — Это прозвучало обиженно. Элли засмеялась:
— Блю, все, кого я встречаю, говорят мне почти одно и то же: "Держись от него подальше. Он кобель. Он сумасшедший". — Она помолчала. — У тебя ужасная репутация!
Он оскорбленно прижал руку к сердцу.
— Ну это уж слишком! Я вовсе не такой плохой. — Он нахмурился. — Во всяком случае, этого не было до того, как она умерла. Ей я нравился.
— Ты же не хочешь сказать, что тебя это действительно задевает?
Блю пожал плечами, не желая признаваться. Разговор был для него болезненным, и по какой-то причине это немного расположило Элли к нему.
— Они все тебя любят, — сказала она и провела ступней по его ноге. — А я никогда не слушаю сплетни.
Он слегка улыбнулся:
— Лгунья!
Элли немного покачалась в кресле, вдыхая ночной воздух и размышляя о том, каково быть ребенком в таком доме.
— У тебя было прекрасное детство.
— Да, — тихо ответил он. — Теперь ты. Расскажи о своем зеленом времени, Элли.
Его завораживающий голос заставил ее представить себе, как бы он говорил это ей на ухо, если бы они занимались любовью. Она хотела отпить еще виски, но с удивлением обнаружила, что ее стакан пуст.
— Могу я налить еще?
— Давай я налью.
— Я могу и сама. — Она встала. — Я помню одно лето. Мне было тринадцать лет. Моя бабушка работала в булочной, но взяла отпуск на все лето, чтобы провести время со мной, пока я не стала слишком большой, чтобы радоваться ее компании. — Налив виски, она снова села. — В этот год мы вырастили огромный урожай. У нас всегда росли ревень, и горошек, и кукуруза, но тем летом мы посадили все, что только могли придумать. Арбузы и дыни, и георгины размером с суповую тарелку, о которых говорил весь город, я не шучу. Это была тяжелая работа, и бабушка заставляла меня полоть, даже когда я не хотела, но знаешь — это действительно было какое-то чудо. Местная газета даже напечатала фотографию нашего сада. — Она вздохнула. — Теперь я, когда ощущаю запах ревеня, всегда вспоминаю то лето. — Молчание, легкое, как влажный воздух, установилось между ними. Элли продолжила: — Следующим летом умер мой дедушка. Вот тогда начались синие времена.
— Как получилось, что ты жила с бабушкой? А где была твоя мама?
Элли насторожилась.
— Она была как бы неуравновешенной и умерла, когда мне было два года. Я ее совсем не помню.
— А твой отец?
— Я никогда его не знала, — осторожно проговорила она и, чтобы убедиться, что Блю ничего не заподозрил, добавила: — Не думаю, что она сама его знала. Ведь это поколение выступало за свободную любовь, помнишь?..
Он вытянул ногу и поставил босую ступню выше ее ступни.
— Бедняжка Элли, ты заставляешь меня чувствовать себя плохо.
— Каким образом?
— Я думаю, ты права, что по самой своей сути я трус. Вот почему я бы предпочел жить в бесцветном времени.
Его нога слегка подвинулась, и Элли захотелось сбросить шлепанцы и поставить ступню ему на щиколотку, просто чтобы касаться его. Она знала, что если сделает это, ее ожидает следующий шаг. И поэтому сказала:
— Но без этих плохих времен у нас не было бы блюзов.
— А они и не понадобились бы нам. Непонятно, согласился он с ней или нет.
— Но ведь это стало бы трагедией, — произнесла она.
— Знаешь, действительно стало бы.
Она вытянула ногу из-под его стопы и встала.
— Сегодня был длинный день. Мне надо отдохнуть.
— Хорошо. Я надену туфли и провожу тебя.
— Нет, спасибо, не беспокойся. Здесь же недалеко.
Он придвинулся ближе, и Элли ощутила запах его кожи, этот легкий экзотический аромат, присущий только ему.
— Я не собираюсь приставать к тебе, если ты боишься именно этого.
Она наклонила голову, сопротивляясь его голосу, чувствуя его, как прикосновение языка к спине. Просто нелепо, что она так на него реагирует. Она потрясла головой.
